VIP

– Это еще не всё, – продолжал Игорь. – Чтобы окончательно решить вопрос о подлинности картины, необходимо проверить содержание изотопов цезия и стронция в краске. Такой аппаратуры в вашей лаборатории наверняка нет, но у вас будет время провести эту проверку. Уверен, что все приборы зашкалят. Вы понимаете, что это будет означать?

– Да-да, понимаю, очень хорошо понимаю, – покивал Ришелье. – Пройдемте в мой кабинет, господа.

В просторном кабинете с антикварной мебелью он сразу взялся за телефон. Через некоторое время двое охранников бережно внесли снятую со стены картину.

– Туда, – показал им Ришелье на дверь в другое служебное помещение и сам поспешил за ними, предупредив гостей: – Вам придётся немного поскучать.

– Ну что, пока всё идет по плану, – констатировал Игорь.

Искусствовед вернулся через полчаса. С ним вошел человек лет пятидесяти начальственного вида. Как понял Панкратов, суперинтендант или главный хранитель музея.

– Ну, что? – спросил Игорь искусствоведа.

– Вы правы. Голый, как коленка! Это катастрофа!

– Если этот холст подделка, где же подлинник? – грозно вопросил главный хранитель.

– В багажнике нашей машины, – ответил Игорь. – Сейчас принесу.

– Подлинник Ренуара в багажнике вашей машины?! – поразился кардинал Ришелье. – Да вы знаете, сколько он стоит?!

– Сколько?

– Уменьшенная авторская копия этой картины была продана в 1990 году на аукционе Сотби в Нью-Йорке за семьдесят восемь миллионов долларов! Я не разрешу вам нести её без охраны!

Два охранника поспедовали за Игорем.

– Господа искусствоведы? – обратился главный хранитель к Панкратову по-французски, но он понял.

– Уй, месье, – ответил Панкратов. – Мы полицейские из России.

Тяжелое молчание в кабинете продолжалось до возвращения Игоря. Холст был бережно извлечен из тубуса и развернут на письменном столе.

– Я не могу в это поверить! – вырвалось у Ришелье. – Что это значит, господа?

– Ничего особенного. Мы выполнили приказ нашего руководства, – объяснил Игорь. – В задачи Интерпола входит поиск похищенных художественных ценностей и возвращение их законным владельцам. Что мы и сделали. Вам остаётся дать нам бумагу, что подлинник Ренуара вами получен.

– И всё? – недоверчиво спросил искусствовед.

– А что ещё? – удивился Игорь. – Можете сказать нам мерси.

Дверь из зала распахнулась, под протесты смотрительницы в кабинет влетел встрепанный молодой человек с бейджем «Пресса, Франс-Суар». Увидев на столе картину, торжествующе завопил:

– Значит, это правда? В музее висела подделка?

– Никаких комментариев, – заявил главный хранитель. – Прошу вас уйти.

– Вы не имеете права скрывать от читателей информацию! – запротестовал журналист.

– Охрана, проводите этого господина, – приказал хранитель.

– Я уйду, но завтра вся Франция узнает, что администрация музея Орсе чинит препятствия французской прессе. «Франс-Суар» читают все. У нас свобода слова, её ещё никто не отменил! Вы не разглядели у себя под носом подделку, а сейчас желаете это скрыть? Ничего не получится! Вы станете всеобщим посмешищем, месье. Таким будет мой комментарий. Вы этого хотите?

Главный хранитель этого не хотел, что и выразил безнадежным взмахом руки.

– Так-то лучше! – одобрил журналист. – С прессой не стоит ссориться. У меня нет желания компрометировать администрацию музея. Да, просмотрели подделку, с кем не бывает. Факт, что в лучших экпозициях мира каждая десятая картина подделка. Главное, что музею Орсе возвращён подлинный Ренуар.

– Откуда вы об этом узнали? – спросил кардинал Ришелье.

– В редакцию позвонил какой-то человек и сказал, что русская полиция нашла подлинник Ренуара и сегодня он будет передан музею. Я хотел бы узнать подробности этой истории.

Ришелье показал на Игоря:

– Этот человек владеет всей информацией.

– Внимательно слушаю вас, месье!

Журналист стремительно писал в блокноте. Когда Игорь закончил, восхитился:

– Это сенсация! Завтра материал будет на первой полосе. Вызываю фотографа. Не возражаете? – обратился он к главному хранителю.

– Возражаю, – хмуро ответил он. – Фотосъемки в музее запрещены. Не вижу необходимости делать для вас исключение. Надеюсь, вы не сочтете это покушением на свободу слова?

– Но без снимка материал утратит эффект!

– Это ваши проблемы.

Панкратов достал из кармана пиджака белый конверт и передал журналисту.

– Здесь снимок, который вам нужен, – перевел его слова Игорь.

– Прекрасно! – обрадовался журналист и обратился к Игорю. – Я чуть не забыл главное. Назовите себя, месье.

– Майор российского Интерпола Сергей Старостин.

На первой полосе свежего номера популярной газеты «Франс-Суар» читателя встречала крупная «шапка»: «Русский полицейский Сергей Старостин вернул музею Орсе подлинник картины Ренуара «Бал в Мулет-де-ля Галетт». Под ней снимок молодого офицера в парадной форме. Такой же, какой был в овальной рамке на дубовом кресте на Троекуровском кладбище.

VII

Ирина Керженцева обладала счастливым свойством характера – умела бесследно стирать из памяти, как ненужный файл, всё неприятное, что может отравлять ей жизнь. Она никогда не вспоминала Григория Вознюка, его труп с разбитой головой, лежащий под черной пленкой на мокром асфальте Ново-Рижского шоссе. Немного труднее было избавиться от воспоминаний о камере в СИЗО «Лефортово», в которой провела несколько месяцев, но и с этим она справлялась. А вот ужас, пережитый ею в кафе Мабиллон, всё не слабел.

Третий день Ирина не знала, куда себя девать, каждый час открывала почту в надежде увидеть письмо от Сержа, но видела одно и то же: «Новых сообщений нет». Почему он молчит? Что значит его молчание? Так можно сойти с ума, неужели он этого не понимает? Не получил её письма? Повторяла: «Отзовись, милый Серж. Отзовись, отзовись!» И снова равнодушное: «Новых сообщений нет». Да чем он так занят в этой проклятой Москве? Он писал, что тяжело болен отец. Но неужели нельзя найти минуту, чтобы ответить любимой женщине? Охладел к ней? Ирина этого не допускала. Она была не из тех женщин, к которым охладевают. И ещё совсем недавно он принимал самое живое участие в её делах. Всего три дня назад! Нет, здесь что-то не то. Но что, что?

Она понимала, что опасно зацикливаться на единственной мысли, но поделать с собой ничего не могла. Немного помогало отвлечься только шотландское виски. По утрам Ирина вставала с тяжелой головой, с тенями под глазами. Молча завтракала в общей столовой и сразу уходила к себе. Винодел и его домашние поглядывали на неё с любопытством, но из деликатности или равнодушия никаких вопросов не задавали. Утром четвертого дня разговор за столом зашёл не о погоде и видах на урожай, как обычно. Обсуждали статью в газете «Франс-Суар» о том, что какой-то русский полицейский вернул музею Орсе подлинник картины Ренуара. Ирина среагировала на слова «русский полицейский». Винодел дал ей пухлый номер:

– Почитайте, мадам, очень интересная история.

Вернувшись в гостевой дом, она развернула газету и обмерла. С первой полосы на неё смотрел Серж, её Серж. В парадной форме с майорскими погонами, в какой она его никогда не видела, с насмешливым и одновременно немного грустным выражением лица. Сначала она очень обрадовалась, как радуется человек в чужом городе, увидев знакомого, который может ему помочь. Но тут же радость сменилась недоумением. Значит, Серж в Париже? Да, в Париже, раз он вернул музею картину Ренуара. Но почему, почему он не отвечает на её письма?