Все бы в лад,
да напутала техника:
Взвыл движок, застучал и заглох.
Эх, была не была!
Я разжал уста.
Отпусти, говорю, по нужде.
Вырубает кассетник – пожалуйста.
Пять минут.
Мы у цели уже.
Я на волю – искать да расстегивать,
А как глянул с пригорка сквозь лес —
В ряд – кресты!
Православные, строгие.
И меж ними – могильный разрез.
Что откуда взялось, вспыхнув хворостом!
Напролом, только жила в струну!
Жеребцом-малолеткой норовистым,
Что ноздрями след волчий втянул.
Через лес, гатью, полем, оврагами
До забытого Богом шоссе…
Боже,
Как хохотал я от радости,
Тормознув грузовик и подсев!
Шеф решил, что я чудик, наверное,
Но сдержался.
Косился, но вез.
В развалюху-полуторку скверную
Я влюбился до лысых колес.
Он довез меня чуть не до лестницы,
Взял за локоть шоферской клешней:
– Ну, иди.
На тебе просто нет лица.
Выпей водки.
Оно как рукой. —
Я добрел до громадины каменной
И ощупал ладонями дом…
А потом злая мысль обожгла меня:
Сколько ж было на счетчике том?
Старая фотокарточка
Фотокарточка помнит улыбку отца,
Черноусого и молодого.
Сорок пять,
как не сходит улыбка с лица
За неделю до двадцать второго.
А рукою он машет кому-то:
«Привет!» —
Мать не помнит.
А то бы сказала.
Я примерил улыбку, примерил и жест,
И мне карточка тесною стала.