Смерть предпочитает убивать изнутри: Крах невежества

– С заражением, передающимся воздушно-капельным путем, все уже однозначно, – начал отвечать на один из вопросов лектор у доски. – Инфекция претерпела мутации, жертвуя своими функциями перемещения по воздуху взамен на возможность манипулировать организмом зараженного существа и изменять его, коллеги. Суровые холодные температуры заставили его изменить свой генетический код. Поэтому вирус больше не окажется в воздухе, эволюция завела его слишком…

– Но как же нам быть с летунами? – перебил его человек в военной форме. – Как же остановить такое существо, раз оно умудряется уничтожать наши вертушки и технику? Мы свои три потеряли, чтобы одного сбить. Что будет дальше? Мутанты – медвединаучатся переворачивать БТР и вскрывать их, словно консервные банки? У них должны быть какие-либо слабости, нам следует найти их, чтобы обезопаситься.

– За то время, что мы изучаем этих существ, мы так и не смогли установить логические последовательности их поведения и действия, – начал диалог один из самых уважаемых и мудрых профессоров страны, все голоса и обсуждения в этот момент притихли. Седой, с широким лицом и большими квадратными очками, он стоял и создавалось ощущения надменностью его над всеми нами. – Зачем они нападают на нас? Почему? Что их мотивирует? – говорил профессор, периодически поглядывая на лектора и на всех сидящих в зале. – Быть может, они действуют, словно муравейник или большой улей, и воспринимают нас как потенциальных врагов и конкурентов в борьбе за право властвовать над Землей? Или думают, что мы всего лишь пища, расходный материал? Внешние свойства зараженных показывают, что бывшие когда-то стволовыми клетки стали наращивать, улучшать параметры и свойства существа, которое они заразили и смогли подчинить себе. А разум зараженного стал полноправной ячейкой их коллективного разума. Коллеги, как думаете, как они общаются между собой? – задал профессор вопрос аудитории, все сидящие стали переглядываться, что-то перешептываться, а профессор продолжил: – Телепатией. Именно телепатией они координируют свои действия. Данное свойство развили именно стволовые клетки и научили зараженных чувствовать и воспринимать друг друга на расстоянии. Это подтверждают эксперименты, где в двух разных комнатах сажали по зараженному, и послепричинения ущербу одному из них, мозг второго резко активизировался. Сам зараженный метался из стороны в сторону и нервничал, притом, что он не знал о наличии соседа в другой клетке. Как иначе можно объяснить такое поведение?

Лектор, отвечающий на все вопросы у доски, внимательно слушал своего коллегу, периодически посматривая то на него, то в потолок и делал какие-то умозаключения, выводы у себя в голове, и когда профессор замолк, начал говорить снова:

– Петр Михайлович, в ваших словах есть много логики и смысла, подкреплённых фактами, – сказал лектор, обращаясь к ученому, а затем наконец обратил на нас внимание, вспомнив, что мы зашли. После, он посмотрел на экран своего телефона, вероятно, сравнивая наши лица и лица на экране, и продолжил свою речь: – Моя теория, к сожалению, не подкреплена в достаточной мере фактами, но имеет вполне логичное основание, некоторые же мысли я додумывал чисто на интуитивном уровне. Я считаю, что заражение – это не вирус и не бактерия, а клетка, обладающая свойствами сверхживучести и приспособляемости, которая на первой стадии не захватывает под контроль функции живого существа, а вступает с ним в симбиоз, придает определенные свойства, временно ускоряет заживление ран, и крадет генетический код человека, проникая и встраиваясь во все его системы жизнедеятельности. Я же вам демонстрировал на прошлой неделе опыт с подопытными образцами! Два раненых существа: один заражен, второй нет. Тот, что был заражен, перестал истекать кровью уже через пять минут, а через час существо полностью потеряло над собой контроль, стало терять внешние признаки своего прошлого. А плоть им нужна для абсорбции[3 - Абсорбция – поглощение.] строительного материала, восстановления и мутаций. Не исключено, что зомбированные и мутанты сейчас, в этот момент где-то испытывают мутации и метаморфозы. Но, знаете, далекий путник заглянул к нам сегодня, – сказал лектор и указал на нас с Иваном рукой. – Встречайте: жертва по делу «Зацветшая резня» и прямой родственник одного из создателей этой страшной угрозы. Он рос и развивался в обстановке и духе создателей стволовых клеток. Сегодня он поведает нам о началах и формулах, а также об экспериментах этой разработки, и, возможно, прольет нам свет на все наши теории, – добавил рассказчик и сел на трибуну, давая мне слово.

Сидевшие люди стали перешептываться и что-то кратко обсуждать. Я же чувствовал себя неловко, ведь мне никогда ещё не приходилось общаться с таким большим количеством людей. Немного собравшись с мыслями, я встал с места, обернулся к сидевшим в зале и начал свой рассказ:

– Вы знаете, мой отец мало что рассказывал мне об этих разработках, но я расскажу все что знаю. На одном из экспериментов, где применялись различные подтипы этих стволовых клеток, участвовало около пятидесяти лабораторных мышей. Каждой из них была введена специальная сыворотка, а, затем, животным нанесли режущее ранение, чтобы проверить функции и скорость заживления ран. Подтипы стволовых клеток отличались химическим составом, активностью и другими свойствами, но некоторые из их были выведены из генетического кода смежного существа, в данном случае – мышей. Двадцать пять мышей вылечились либо под действием этих клеток, либо от их бездействия. Ещё двадцать четыре мыши умерло. У них были патологии, в основном – быстро растущие онкологии. Но одна мышь видоизменилась. Она стала чуть больше, гораздо сильнее и агрессивнее, когти на лапах выросли, а сама мышь пыталась выбраться из клетки, в которой она сидела. И ей удалось бы это сделать, если бы на это вовремя не обратили внимание ученые. Её не смогли усыпить, отравить ядами – она была устойчива ко всему этому. Её усадили в более серьезную и прочную клетку, выбраться из которой у неё не хватало сил, и изучили более подробно сыворотку, вызвавшую мутацию. На её основе, они создали другую, которая разрушила мутированные клетки крысы и убила её. Сыворотка, из-за которой крыса изменилась, имела в своем составе человеческий ген жестокости. Это был всего лишь любопытный эксперимент, а он показал это, – на несколько секунд я взял паузу, и продолжил: – Все сыворотки и все гены были строго задокументированы, в том числе и с геном жестокости, чтобы ученые в следующий раз не попытались повторить эксперимент…

– Для чего они хотели использовать ген жестокости? – спросил лектор, который стоял у доски и рассказывал до меня.

– Я не биолог, честно говоря, но могу предположить, что это было сделано с целью увеличения живучести и выживаемости клетки, ведь именно сильнейший организм выживает в природе. Некоторое время спустя, произошла так называемая «Зацветшая резня», и все документики улетели в другие руки. Результаты – очевидны. У вас есть ещё вопросы? – закончил я.

Все сидящие в аудитории молчали, не знали, что спросить или просто о чем-то думали. Затем, постепенно, люди стали общаться между собой, снова стало шумно. Лектор встал и громким голосом спросил:

– Вы помните хотя бы формулы или цепочки этих клеток?

– Как я уже говорил – я не биолог, этого я не знаю. Но эта информация могла остаться в доме моей семьи, некоторые записи отец смог припрятать.

После этих слов дискуссия снова затихла, и через некоторое время немолодой ученый встал и произнес:

– Молодой человек, как, по-вашему, сможем ли мы придумать способы выжить и уничтожить мутированных, придумав эту самую сыворотку, основываясь только на ваших словах, а не на формулах и реакциях? И откуда вам известно, что ваш прямой родственник мог спрятать записи? Вы их видели?

– Отец как-то проговорился… вскользь. Не знаю, у меня есть предчувствие на этот счет. Ну не может быть, что серьезный проект и так просто отдать в руки негодяям – это не похоже на моего отца. Вы его не знаете, однако я знаю, – говорил я, пытаясь доказать ему, что сыворотку ещё можно создать.

– Предчувствие – это элемент веры, а не науки. Сегодня, мы хотим выжить, а не поверить. Если бы вы могли нам представить доказательства – аудиозаписи, видеозаписи, что ваш отец спрятал там информацию, но у вас их нет, я полагаю, – говорил профессор.

– Нет, к сожалению… ничего нет, – закончил я с досадой.

– Тогда ваши слова не имеют смысла! Мы не будем тратить время и военные ресурсы, осуществляя поиски неких якобы спрятанных записок. Сядьте, пожалуйста, и не мешайте разговаривать более знающим людям, – закончил свой монолог профессор.

– Хорошо, мы вас услышали, – подытожил лектор. – Можете идти. Если что, мы вас ещё раз вызовем к себе для уточнения информации.

Нас с Иваном благополучно выпроводили из аудитории, где, по всей видимости, мои слова посчитали бредом и богатым воображением. Они ожидали, что я буду им рассказывать и показывать формулы, приводить теоремы, но на деле я рассказал только общие сведения. Участники дискуссии подождали, пока мы не покинули аудиторию, а затем вновь продолжили свои речи и теории.

Вернувшись в гостиницу, я сразу же позвонил Зорину:

– Не поверили они мне, Иван Митрофанович. Слишком мало информации, я же не биолог, – сказал я, пожимая плечами. – Нет у меня знаний по генетике и свойствам стволовых клеток.

– Ладно, сынок, не волнуйся, – поддержал меня полковник, – мне будут повышать звание до генерала, поскольку моим приказом смогли остановить зараженных и не пустить их южнее. Сказали, что в Москве будет торжественная часть, через два дня. Как доберусь – поболтаем лично. А теперь отдыхай.

Я не был сильно расстроен тем, что мои слова не помогли исследовательскому отделу. После краткого общения с ними, я был рад оказаться в домашней спокойной обстановке и теперь размышлял о том, что армия и военный подход смогут лучше защитить остатки человечества от страшной угрозы зараженных, чем пустые поиски этой формулы где-то далеко в глубине опустевших земель. Вскоре думу мою прервала идея Ивана сходить выпить в бар, и я согласился.

Мы уселись за стол, официант принес нам по бокалу пиву и немного закуски.

– И что, чем ты теперь будешь заниматься дальше? – начал разговор Иван, отхлебнув хмельного напитка.

– Наверное, вернусь назад, в Петербург. Найду себе работу, а после уйду в отшельничество. Говорят, в районе Архангельска ни людей, ни мутантов, идеальная тишина и покой. Поселюсь там где-нибудь в брошенном доме.

– Что же ты так резко? – удивился он. – А как же семья? А перспективная работа? А вклад в выживание, в конце концов?

– А кому я нужен? – ответил я ему и тоже отхлебнул из напитка. – Врачи сказали, что при удачном стечении обстоятельств протяну шесть или даже восемь лет, полноценную семью за это время не создать. С перспективами тоже все не ясно, ну а что касается вклада… Что я могу сделать? Как я могу помочь? Никак. Я не солдат, не врач и даже не ученый, а просто сын одного бывшего изобретателя. И сегодняшний день подтвердил это: мои знания бесполезны.

– Я бы не стал так резко говорить, – высказал Иван и закинул в рот немного закуски. – Кто его знает, что будет в этой жизни. Сегодня никто не интересуется тобой и твоими знаниями, а завтра все да наоборот.

– Мне жаль это говорить, Ваня, но к тому времени я уже совсем слягу. Лучше ты скажи, чем теперь заниматься будешь?

– Хорош стонать! – подбодрил меня товарищ. – Живи и наслаждайся жизнью, лично я сам планирую так делать. А я, наверное, когда вернусь в Петербург, то снова в боевую машину, пока там мое место. Быть может, за боевой опыт получу офицерские погоны, а там и в офис пересяду. Вот тогда о семье начну думать. Ну или где тебя найти, чтобы вписаться и устроить дикую попойку, – добавил он с усмешкой.

– Далеко идти придется, – ответил я ему такой же мимикой. – Надеюсь, у полковника тоже будет все хорошо.

– У полковника – не знаю, а у генерала точно, – ответил он. – Давай за генерала Зорина.

– А давай, – ответил я, и мы дружно чокнулись кружками.

Два дня мы с Иваном ждали приезда полковника Зорина. Всё это время мы шатались по всей Москве: гуляли по разным местам, вечерами сидели в барах и обсуждали все на свете. Разговоры начинались с простейших отношений о насущных проблемах и заканчивались философией, смыслом жизни и незнанием, что делать дальше. Мы занимали свободное время всем, чем только можно было занять, но в первую очередь – отдыхали. И одно я стал замечать, что так же, как и в Петербурге, люди здесь веселились и развлекались, всеми силами стараясь забыть страдания, чтобы снова вернуться к нормальной размеренной жизни. Но вот странная закономерность у них всех просматривалась: чем больше они пытались так забыть потери, тем сильнее страдали от этого.

За эти два дня я сильно сдружился с Иваном. Этот товарищ умудрялся каждый день найти какое-то интересное приключение и втянуть меня в него. Тем не менее, я старался сильно не привязываться к нему, рассчитывая в будущем уйти в отшельничество. Я перестал думать и страдать о прошлом, о неудачах в жизни, размечтался о том, какой у меня будет домик, и надеялся больше не участвовать в большой игре между человечеством и зараженными. Так я продолжал думать, пока не приехал Зорин. Генерал Зорин. И приехал он на свое торжественное награждение.

Награждение же было действительно торжественным: много гостей, яркие краски, приятная закуска. Мы с Иваном были приглашены как гости и сидели, кстати, в одном ряду с некоторыми военными и учеными из лектория МГУ, рядом с серьезными военными людьми, которые пришли поздравить новоиспеченного генерала. Зорина поздравили, вручили ему медаль, новые погоны, – все было пафосно и красиво. Помимо него ещё некоторым другим военным лицам тоже вручили награды, весь этот процесс постоянно снимало телевидение.

Почти сразу же после мероприятия, ближе к ночи, мы с генералом – Иваном Митрофановичем и другим Иваном прогуливались по набережной. Статный офицер теперь стал выглядеть совсем по-другому. Он сменил свой мундир на новый, с четырьмя генеральскими звездами и наградой «За оборону Петербурга», а его взгляд стал более спокойным и рассудительным.

Погода улучшилась, стала ещё более теплой и благоприятной. Не удивительно, что наши разговоры сразу пошли по делу:

– Поздравляю вас с повышением звания, – выговорил я скромно. – Теперь вы будете генералом шестой общевойсковой армии?

– Да, буду, – ответил он меланхолично и хладнокровно. – Однако, я не единственный, кто с сегодняшнего дня вступает на новой должности. Один ученый посчитал твои слова логичными и предложил навестить твой родительский дом, чтобы найти эти документы и наконец-то вернуться к идее разработки сыворотки. Но вот проблема: самолеты сейчас не летают из-за опасных летающих мутантов, а организация воздушного конвоя без четких причин сейчас запрещена, поэтому, – говорил он, периодически почесывая подбородок, – до Урала добираться необходимо на наземном транспорте, а желательно на поезде. Ситуация осложняется тем, что Урал – это зона карантина. Там военные ещё не бывали и не делали ни зачистки, ни даже банальной разведки, поскольку дело это до поры, до времени было бессмысленным и затратным. Там ещё долго никто жить не сможет и не захочет осваивать землю заново, даже когда заражение будет полностью уничтожено.

– Звучит так, словно мы инструктируете меня, что мне следует делать, – ответил я с усмешкой.

– Боюсь, что послать мне больше некого, – проговорил он с досадой в голосе. – Знаю, что у тебя болезнь, но ты единственный, кто сможет найти эти документы. Если на операцию согласятся другие люди, успеха у них будет значительно меньше, ведь они не знают всех особенностей и секретов. Ну как, ты готов принять участие в операции? Если откажешься, я все пойму, – добавил он и замолк.

«Принять участие в новом приключении? Быть может, это дело будет единственным в моей жизни, которое принесет пользу всем остальным», – думал я. – «Это будет опасный поход, очень опасный. Но терять мне все равно нечего».

– Готов, – ответил я твердо.

– Хорошо, – добавил он. – Тебе, верно, понадобится команда, но военных сейчас мало. Люди психологически раздавлены, призывать людей даже по контакту стало сложно. Более того, брать действующий военный отряд и посылать на Урал на такое неофициальное задание – дело противозаконное, мои действия резко раскритикуют, когда не досчитаются солдат, и меня отстранят от службы. На сегодняшний день, недалеко от Урала есть городок, Уфой называется. После эпидемии город выстоял, не без боев, конечно, но смог, много беженцев принимал с северного Урала и ближних территорий. Мы с ними имеем радиоконтакт и периодически обмениваемся информацией.

– Хорошо, и как мне это должно помочь? – спросил я генерала Зорина.

– Не мне, а нам, – перехватил мой друг Иван. – Как это, приключения, и без меня? Хех, не, так не пойдет, – добавил он со смехом.

– Хорошо, – добавил я и затем вернулся к прошлой теме для разговора: – Как нам это должно помочь?