И, встав с колен, отряхнул пыль с брюк, обернулся к Подходцеву и сказал другим, более спокойным тоном:
– Так будет в книжных магазинах.
– Значит, публика, по-вашему, заинтересуется им?
– Публика? – подхватил Клинков. – Я себе рисую такую картину…
Он снова упал перед Громовым на колени и, протягивая к нему руки, простонал:
– Марья Петровна! Я люблю вас, будьте моей.
– Хорошо, – пропищал Громов, кокетливо обмахиваясь подушкой.
– Мы будем так счастливы… Будем по вечерам читать «Апельсин».
– А что такое «Апельсин»? – снова пропищал Громов, скорчив бессмысленную физиономию.
– А-а! – свирепо зарычал Клинков. – Вы, Марья Петровна, не знаете что такое «Апельсин»?! В таком случае – черт с вами! Отказываюсь от вас! Навсегда!
– Ах, – вскрикнула «Марья Петровна» и в обмороке упала Подходцеву на руки.
Такая блестящая иллюстрация успеха и значения журнала рассеяла последние колебания Подходцева.
– А денег у нас хватит? – спросил этот деловой малый.
– Конечно! Полтораста – за бумагу, столько же – типографии, пятьдесят – на клише и остальное на мелкие расходы. Первый же номер даст рублей двести прибыли.
– Evviva, «Apelsino»! – вскричал Клинков. – Господин издатель! Дайте сотруднику десять рублей аванса.
Подходцев развалился на стуле и снисходительно поглядел на Клинкова:
– Ох, уж эти мне сотрудники. Все бы им только авансы да авансы. Ну, нате, возьмите. Только чтобы это было последний раз. И, пожалуйста, не запоздайте с материалом.
Клинков сунул деньги в карман и шаркнул ногой:
– Заведующий художественной частью журнала «Апельсин» приглашает редактора и издателя в ближайший ресторан откушать хлеба-соли, заложив этим, как говорится, фундамент.
Поднимаясь в три часа ночи по лестнице, редакция журнала «Апельсин» делала не совсем уверенные шаги и хором пела следующую, не совсем складную песню:
Мать и брат, отец и сын,
Все читают «Апельсин».
Нищий, дворник, кардинал —
Все читают наш журнал.
А Громов добавлял соло:
Кто же не читает,
Тот —
Идиот,
В «Апельсинах» ничего не понимает!
Глава 6.
Деловые люди
Подходцев с утра до вечера носился по типографиям, продавцам бумаги и цинкографиям…
А ночью ему не было покоя.
Будил его заработавшийся за столом Громов:
– Слушай, Подходцев… Ты извини, что я тебя разбудил… Ничего?
– Да уж черт с тобой… Все равно проснулся. Что надо?
– Скажи, хорошая рифма – «водосточная» и «уполномоченная».
– Нет, – призадумавшись, отвечал Подходцев. – Поставь что угодно, но другое: восточная, неурочная, молочная, сочная, потолочная…
– Спасибо, милый. Теперь спи.
Будил и Клинков.
– Подходцев, проснись.
– Что тебе надо?!
– Сними на минутку рубашку.
– Что ты – сечь меня хочешь? – стонал уставший за день Подходцев.
– Нет, мне нужно зарисовать двуглавый мускул. У меня тут в карикатуре борец участвует.
– Попроси Громова.
– Ну, нашел тоже руку… У него кочерга, а не рука…
– О, чтоб вас черти… Ну, на, рисуй скорей.
– Согни руку так… Спасибо, дружище. А может, ты бы встал и надел ботинки?.. У тебя такие красивые. Я рисую светскую сценку, и одна нога у меня какая-то вымученная.
– О, чтоб вы…
А с другой стороны доносился заискивающий голос Громова:
– Подходушка, можно выразиться: «ее розовые губки усмехнулись»?
– Можно! Выражайся. Если вы меня еще раз разбудите – я тоже выражусь!..