Ветка, которую сжимала Элли, дрогнула.
– Я… я не слежу за тобой, Мари… Я просто не знаю, с кем поделиться. Ты… ты же говорила, что тебе одиноко, – вот и мне стало одиноко, и я подумала: может…
Мари внимательно осмотрела преследовательницу, затем быстро улыбнулась и сказала:
– Хорошо, пойдём.
Она направилась вглубь зарослей, ближе к своему окну. Затем уселась прямо на траву, ожидая того же от Элли. Не жалея светлой юбки, Птичка устроилась рядышком.
– А отчего тебе стало одиноко, Элли? – Голос девушки был мягким и сострадательным.
– Что-то происходит здесь, таинственное и запутанное, но я не знаю точно что…
– Расскажи мне – тебе станет легче, – перебила Мари и пересела так, чтобы они находились лицом к лицу.
– Ладно. Только никому…
– Конечно, никто не узнает.
Элли поймала себя на мысли, что приятно говорить, когда понимают с полуслова, прониклась доверием и продолжила:
– Вчера мама ругалась с нашим новым соседом – Айзеком. Было слегка беспокойно за её состояние – ведь ей нельзя нервничать. А поговорить я с ней не могу: мне немного стыдно. Получилось, что я вроде как подслушивала. Они начали ссору, когда я спешила домой из-за дождя, и не заметили меня в кустах. А любопытство не позволило мне выйти из укрытия. Хоть я всё и услышала, но ничего не поняла. Ты не знаешь, почему между ними кошка пробежала, – Айзек и Полин ведь только заселились?
– Они уже были знакомы, – отчеканила Мари.
– Как знакомы?..
– Да, знакомы. Ещё до твоего появления.
– Расскажи…
– Мне просто знакомо лицо мистера Крейга, но я не помню отчётливо, кто он: я была слишком маленькой.
– Но хоть что-то ты помнишь? Очень нужно знать.
– Мне видятся много людей. Все говорят, пьют, веселятся. Обстановка чем-то напоминает нашу гостиную – может, это она и есть. – Мари задумалась немного. – Да, похоже на то. Детские воспоминания такие неясные, скорее это даже ощущения, которые переходят в образы, а не сами события. Всё очень мутно. Как бы пытаешься вглядеться поглубже, оказаться там заново, а получается ещё хуже сориентироваться в…
– Я поняла, Мари. Но Крейг, кто же он, ты помнишь?
– Не помню я. Он среди гостей. Их обычные посиделки, как у нас были недавно, только людей гораздо больше; вся комната заполнена…
– Ну хоть что-то! Сосредоточься, прошу! Ты сможешь.
Мари вздохнула и, сильно задумавшись, отвела глаза в сторону. Зрачки немного расширились, дыхание словно замерло. Не меняя положения, она сказала:
– Он мне даёт в руки какой-то предмет. Конфеты, наверное. Но всё как в тумане… И ещё одно… Когда он приходит, он не с Полин, а с другой миссис Крейг… Да, у него, видимо, была другая жена… или любовница – не знаю.
Дальше они молча просидели около минуты. Элли не знала, как продолжить: боязнь вывести девушку из спокойствия равнялась силе собственных подозрений насчёт найденной карты. Сам собой напрашивался вывод о прямом или косвенном участии Мари во вчерашних событиях. Наконец Птичка так осторожно, как могла, продолжила:
– Это не всё, чем я хотела поделиться. Но я не уверенна, стоит ли.
– Разве мы не будем дружить? – растерялась Мари. – Почему ты сомневаешься во мне?
Элли поняла, что теперь они на одной волне, и приступила, собственно, к главной цели:
– Ты можешь мне честно сказать: не выходила ли ты вчера из дома, пока шёл дождь?
– Естественно, могу: я такого не припомню. А что случилось, почему это так важно?
– Мне не по себе, даже жутко немного. Перед сном я нашла вот это.
Словно алое лезвие, сверкнула карта в её ладони, отразив блик осеннего солнца. Мари, сперва ничего не разглядев, потянулась взять предмет, но на полпути остановилась и вскрикнула:
– Откуда она у тебя?!
– Под моим окном лежала. Мари… только не обижайся: я должна спросить… Ты же мне показывала свои другие карты… Ты никак не причастна к этому?
– Ну зачем ты так? Ты же единственная, с кем бы я могла поговорить по душам.
– А что же мне тогда думать?.. Не теряла ли ты другие карты? Не мог ли их кто-нибудь у тебя забрать? Там же та рубашка, что и на твоих.
– Даже не знаю, что сказать. Я в недоумении… У меня же было только три пажа, о других картах речи не шло!
– Ну и как же мне быть?
Мари не ответила, грустно потупила взгляд и снова «улетела в облака». Элли расстроилась и теребила травинку у коленки: ничто не сдвинулось с мёртвой точки. Периодически девушки поднимали глаза на желтевшие листья, будто пытаясь прочитать ответы на свои неразрешённые вопросы, а затем снова возвращались к размышлениям, боясь нарушить тишину.
С каждой минутой Мари начинала всё больше волноваться: то чесала шею и щёки, то опять меняла местами подсунутые под себя ноги; на побледневших скулах выступила неровная рдяная краска, а пальцы не находили покоя на её расшитом мешочке. Боковым зрением Элли замечала, что собеседница несколько раз приоткрывала губы, но слова так и застревали, не найдя выхода, и дыхание, кстати сказать, стало прерывистым и суетливым. В конце концов Мари не выдержала и, сильно сжав брошь на платье, прошептала:
– Прости меня, Элли…
– Я не понимаю…
– Врать нехорошо, а я тебе соврала. Но я не могу не сказать правды, просто не могу. На самом деле у меня есть не только три пажа…
Тут Мари открыла свой мешочек и медленно стала доставать карты одну за одной: три уже знакомые Элли, потом – девятку мечей, десятку мечей и изображение скелета с подписью «Смерть»…
* * *
Тем временем у соседского дома началась суматоха перед очередным отъездом.
Также носились туда-сюда слуги, создавая комфорт хозяевам и заранее, по направлению взгляда, угадывая их желания. Айзек снова торопился успеть закончить дела в свой рабочий перерыв, Полин же, напротив, спокойна и сдержанна в жестах. Элли всего этого не заметила; перед ней по-прежнему на траве лежали непонятные карты, вселявшие в неё сверхъестественный ужас.
– Мари, почему ты соврала? Это же ты подложила мне под окно эту карту? Ты занимаешься каким-то колдовством? Ты хочешь причинить мне или кому-то зло за своё одиночество? Или…
– Остановись! Нет, Элли, нет! – перебила взволнованная девушка. – Я просто боялась, что обвинят меня. Я думала, скоро всё это закончится.
– Что?