Детям за 20

Я мог стать художником, говорит он,
если б отсюда вышел.
Мог стать актером.
Играл бы на саксофоне.
Хотя и на саксофоне
я бы проигрывал.

Читаю в этом баре стихи.

Публики почти нет,
осталось только сказать
о женщине,
которая, сидя в углу,
просто чего-то ждет.
Глаза ее похожи на реку.
Зрачки – круги на воде.

Она – говорит старик.
Ну что, – говорит старик.
Какой ты поэт, – говорит старик,

если не можешь
самое важное в мире стихотворение?

Он возвышает голос,
все вокруг
морщатся,
они слушают, слушают, слушают,
а я не знаю, не знаю, не знаю.

Что ты тут делаешь? – говорит старик.
Это место не для тебя.

– Читаю в баре стихи, – говорю я.
– Смотри на меня!
Вы все смотрите.

Я никуда не веду,
не знаю ответов,
а если бы знал,
вы таких не просили.

Я не знаю волшебных путей,
и вся мировая культура
не скажет,
как сделать,
чтоб люди
не умирали,
не расставались,
не забывали о важном,
чтобы им было, куда пойти, кроме бара,

и чтобы они
любили, любили, любили,
пока снова не превратятся в звездную пыль.

Бойся тех, кто знает, как надо —
да. Но я не знаю, как надо.

Я знаю только ЗАЧЕМ,
и поэтому

читаю в баре стихи.

Чтобы вы знали, что должно получиться.

«Они встают…»

Они встают.
И уходят.
Некоторые – парами.

Плакали мои тридцать три процента.
Плакали, плакали, плакали.

Ну, что поделаешь.

Егору Сергееву

Не хочу взрослеть! Я останусь так: в детстве, но умнее своих лет.
Страшно. Это вроде «нашли рак». Или тихо тычется пистолет.
Вот мое отражение. Да, прыщи. Шмотки типа «умненький неформал».
Сколько оправдания ни ищи, знаешь, – этот мир тебя надорвал.

«Вижу, притворяешься до сих пор. И не надоело? Не слышу? Нет?»
Зеркала глядят на меня в упор. Молча и упрямо гляжу в ответ.
От такого взгляда не убежать, не уйти домой, не укрыться пледом.
Не спасают градусы и кровать.
Угол паденья падающим неведом.

Острый, как наточенная фреза, взгляд – сильнее, дольше, чем остальные.
Страшно то, что это – мои глаза.
Взрослые. Уверенные. Стальные.

Звон! Осколки брызнули по щеке. Только оцарапали мне лицо.
Я дезинфицирую. Все окей.

Я же не ребенок, в конце концов.

Стена смеха