На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

На неведомых тропинках. Шаг в пустоту
Аня Сокол

Мир стёжек #2
Попадая в другой мир, люди превращаются в магов и драконов, зачастую получают великие силы и великое самомнение. Никто не становится падальщиком, поедающим трупы. А может, об этом не принято рассказывать?

Но я, Ольга Лесина, редко соблюдаю правила. Я расскажу вам о мире, где живут чудовища, и о том, насколько страшным может быть тот, чья жизнь дороже собственной.

Содержит нецензурную брань.

Аня Сокол

На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Глава 1. Лишенные разума

Я в очередной раз ступила в круг и в очередной раз вернулась обратно. Когда в лицо пышет жаром невидимая печь, а горло перехватывает от потока раскаленного воздуха, хочешь – не хочешь, отступишь. Нахрапом преодолеть невидимую границу не выходило: чем больше усилий, тем горячее воздух и сильнее отдача. Инстинкты кричали о том, что надо не просто уходить, а убегать. Защитное заклинание целителя вдруг стало очень уж активно защитным, никого не пуская в дом, отражая твою силу, чем больше ты хотел войти, тем сильнее оно давало отпор.

– Что деется, ой, ой. – Бабка в который раз заломила руки.

– Ты можешь что-нибудь сделать? – рявкнула я, не обращая внимания на ее старания.

– Нет, – категорично ответил Ефим.

– Конечно, ты в семейные дела не вмешиваешься, я помню. – Слова были полны сарказма, я все еще злилась на него из-за Граниных и ничего не могла с собой поделать.

Хранитель растворился в воздухе. Глупо было вообще звать его, это я, скорее, от отчаяния и беспомощности.

Перед домом явиди никого, кроме нас с бабкой, не было. Собственно, и я бы спокойно лежала на диване с книгой, если бы Марья Николаевна, возвращаясь с ежедневного променада, не увидела, как Константин врывается в дом к «крокодильей роже» с криком: «Конец тебе, тварь!». За помощью бабка кинулась ко мне, конечно.

Я уже минут десять пыталась проникнуть за внезапно ставшие агрессивными защитные чары, оградившие приземистый белый домик невидимым раскаленным кругом. Бабка в качестве группы поддержки прекрасно заламывала руки. Соседи тактично расползлись по домам, предпочитая подслушивать семейную ссору с большего расстояния и с большим комфортом.

Я прошла чуть дальше и снова попыталась приблизиться к дому, в глубине души наивно надеясь, что именно здесь заклинание даст слабину. Два шага: один к черте, другой за нее – воздух раскалился, горло обожгло, не давая сделать вдох, и я отступила. Опять.

Раздался звон бьющегося стекла. И крик. Горький, яростный, обреченный. И, без сомнения, женский. Я бросилась туда. Осколки стекла острыми сосульками осыпались на увядающую траву.

– Ох, ты ж, матерь божья, заступница небесная… – Бабка, не отставая, крестилась прямо на ходу.

– Не-е-ет! – Пронзительный крик Пашки улетел в хмурое осеннее небо, заставляя забыть об осторожности.

Я бросилась к двери. Раскаленный воздух встал непроходимой стеной, казалось, еще один крохотный шажок внутрь – и сварит заживо. Назад. Явидь уже не кричала, а выла так, что волосы на голове встали дыбом. Я рванулась снова. И даже не сразу поняла, что на этот раз меня ничто не держит. Магия исчезла, воздух сух и прохладен. Я взлетела на крыльцо и рывком распахнула дверь. Некогда думать о том, что я, в сущности, никто против целителя, букашка против титана – раздавит и не заметит. Иногда бывают моменты, когда не думаешь, а действуешь, как правило, они становятся лучшими или худшими эпизодами твоей жизни. Промелькнули стены, окна, двери, но я знала, где их искать, и бежала прямо туда. Я ввалилась в спальню с грацией и шумом гиппопотама. И тем иррациональнее оказалась картина, представшая перед глазами.

Грязи и объедков за прошедшие дни стало еще больше, не говоря уж о запахе, куче тряпья, раньше бывшей то ли одеждой, то ли постельным бельем, на полу, сломанных досках с осколками фарфора вместо столика с посудой. Ветерок колышет грязный обрывок занавески, которую или драли, или жевали. Сломанная спинка новой кровати, отчего матрас перекосило на одну сторону. На бывшем ложе любви сидели бывшие влюбленные, а ныне родители. Толстостенные осколки малахитового яйца валялись у их ног, а на руках, свившись тугими кольцами, поблескивая влажной черно-зеленой чешуей, лежала маленькая змейка с когтистыми ручками.

– Поздравляю, – невпопад вырвалось у меня между хрипловатыми вдохами-выдохами.

Константин очумело поднял голову, явно недоумевая, откуда я взялась, левое веко мужчины конвульсивно подергивалось. Отчего-то зеленые глаза сфокусировались на моих руках, и я с удивлением поняла, что сжимаю в ладони рукоять охотничьего ножа, причем правильным прямым хватом. Николай Юрьевич был бы доволен, не зря он вбивает в меня движения, стараясь записать их на уровень рефлексов, до сегодняшнего дня я думала, что безуспешно, и на тебе, выхватила оружие подсознательно, сама того не заметив. Впрочем, момент, чтобы гордиться собой, неподходящий.

– Это змееныш. – Пашка, в отличие от черного целителя, была совершенно счастлива, хоть и неимоверно грязна. – Дай ему имя! – потребовала она от вздрогнувшего Константина.

– Э-э-э…

Кажется, я впервые понимала черного целителя, мало того, даже симпатизировала и немного жалела.

– Путь будет Невер, – нашелся мужчина, – пусть никому и ничему не верит. Ты не против?

Пашка счастливо засопела.

– Вас можно поздравить? – В комнату вошел Алексий.

Не таким я привыкла его видеть: не с горящими золотом зрачками, не с изящным, очень напоминающим завитушками хохломскую роспись, узором по коже, не с удивительными огненными крыльями за спиной.

– Как глава рода нелюдей Юкова приветствую нового сородича, нового явидя. – Он склонился к змеенышу. – Заставь нас тобой гордиться!

– Он заставит, – кивнула Пашка.

– Ты уже выбрала «радного[1 - Радный, радная – от слова «радеть», аналог христианских крестных у нечисти, дословно «тот, кто будет радеть за ребенка».]»? – спросил феникс.

– Ну-у-у, – протянула явидь, взгляд медных глаз с двойным зрачком обежал нашу живописную группу, миновал молчаливого и задумчивого «счастливого отца», ожидающего ответа нелюдя, и остановился на мне, вернее, на сверкающем лезвии, которое я убирала в ножны. – Ольга, окажешь нам честь?

– Э-э-э-э, – настал мой черед выдавливать из себя неопределенные звуки.

– Конечно, окажет, – весело ответил Алексий, – она же знает, что отказ – это оскорбление рода, которое не смыть и кровью.

– С-с-согласна. – Я так поторопилась с ответом, что начала заикаться.

– Вот и славно, – феникс обнял меня за плечи и потянул к выходу, – еще раз поздравляю.

Новоиспеченные родители по-прежнему смотрели на маленькое чешуйчатое существо у них на руках, причем, выражение лица черного целителя я описать не берусь.

У входной двери топталась бабка, любопытство вот-вот должно было пересилить страх.

– Живые? – спросила Марья Николаевна, стараясь разглядеть хоть что-то за нашими спинами.

– Да. – Алексий вывел меня на крыльцо и закрыл дверь к ее вящему разочарованию.

От хорошего настроения нелюдя не осталось и следа. Глаза погасли, рисунок поблек и растворился в коже, от крыльев стали отпадать тонкие перья-всполохи и сгорать прямо в воздухе.

– Как пить дать, ангел божий, – высказалась Марья Николаевна и поклонилась в пояс.

– Допускаю, что вы не знали, потому как эти сведения не афишируются, но на будущее, во избежание сегодняшних волнений знайте, – Алексий поднял указательный палец, становясь похожим на строгого учителя, и класс в моем и бабкином лице внимал ему с неослабевающим вниманием, – детеныш у рода нелюдей вылупится, только если его яйцо разобьет отец, да не просто разобьет, а стукнет со всей силы, желая убить, выплескивая всю накопившуюся на его мать злость.

– Так она специально его доставала? – изумилась я.

– Конечно. Иначе зачем ей колдуна до ручки доводить, жизнью рисковать? – Он пожал плечами, будто мы не понимали очевидного. – Терпеливый мужик Константин, не ожидал даже, еще неделю назад змееныша ждали. Я помню, своего первенца наоборот дня на три раньше срока кокнул, не утерпел, молодой был, дурной. Со вторым будет сложнее, когда уже знаешь, чего от тебя ждут, и разозлиться как следует не получается, а без этого, без искреннего желания «чтоб этому яйцу провалиться» ничего не выйдет. Скорлупа прочнее камня, и расколоть ее может лишь чистая ненависть самого близкого существа, того, кто дал тебе жизнь. – Алексий поджал губы, посмотрел куда-то вдаль и, больше не сказав ни слова, спустился с крыльца, поднял воротник и пошел вниз по улице.

Мы с бабкой смотрели ему вслед с большой печалью. Не знаю, как она, а я чувствовала себя не очень хорошо.

Мы вышли из села ранним утром, два дня спустя, когда по ночам землю уже сковывало первыми заморозками. Пашка несла Невера в специальном рюкзаке за спиной. Большую часть дороги змееныш спал, однажды я поймала на себе внимательный взгляд светло-зеленых, как у целителя, глаз. Больше старалась не смотреть, хотя и понимала, как это глупо.