В открытое небо (основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери)

Один из местных, по жилам которого течет уже гораздо больше анисовки, чем крови, считает необходимостью на этот комментарий обидеться.

– Кем это ты себя вообразил, чтоб трепать здесь языком о чести девушек Тьонвиля, фанфарон?

Мермоз откидывает назад волну светлых волос, слишком длинных для военного. Местный житель вызывающе глядит на него остекленевшими глазами, и так как Мермоз не отвечает, петушится еще больше:

– В чем дело, переросток? Тебе мыши язык откусили? Или ты сам себе его со страху проглотил? Пойдем выйдем, если не боишься.

И мужчина направляется к выходу. Гийоме и Гарне начинают подниматься со стульев, однако Мермоз кладет свои ручищи на плечо каждого и усаживает их на место.

– Если нет классного перепихона, сойдет и добрая драка. Вернусь через минуту.

Он идет к выходу, а оба ефрейтора обмениваются взглядами. Не могут решить, что им делать: остаться в баре, как им было велено, либо пойти взглянуть, что там происходит. Но поскольку клиенты заведения уже дружно потянулись к выходу, при всем желании дойти до двери они не успевают. Мермоз уже возвращается с той же насмешливой улыбкой, с которой и уходил. Минуты оказалось более чем достаточно. На той стороне улицы явственно видны торчащие из мусорного бака ноги паренька, что взялся задирать сержанта, отчаянно дергающиеся в воздухе в попытках их владельца выбраться.

Подойдя к стойке, Мермоз обращается к хозяину:

– Включите в мой счет наше вино и то, что пил мой новый друг. – И кивком показывает на улицу.

До вечерней поверки в казарме есть еще время, и Гарне ведет всех на танцы, где громом грохочет музыка. У входа в зал входные билеты проверяет старик в ветхом смокинге. Маленький оркестрик-квартет играет что-то похожее на польку. На танцплощадке никого нет, но возле бара сгрудились стайки девушек и молодых людей, половина из которых – военные.

Экспертный взгляд Мермоза тщательно изучает все заведение, пока не натыкается на нечто привлекающее его внимание. В дальнем углу сидит одинокая женщина, на вид постарше, чем большинство порхающих вокруг девиц. В темно-синем платье до колена с бахромой по подолу и завязанной узлом нитью жемчуга на груди, она пьет воду с мятой из высокого стакана. Есть в ее облике что-то, что кажется ему знакомым: светлые кудрявые волосы, высокие каблуки, вызывающе высокая грудь… Мермоз как-то загадочно улыбается. Гийоме знает, что, когда Мермоз громко хохочет, все отлично, он просто развлекается. Но когда он улыбается – это означает, что случиться может что угодно. Прослеживает направление его взгляда и обнаруживает блондинку, на которую сержант пялится столь откровенно, что она ощущает его взгляд и реагирует едва заметным движением, выдающим заинтересованность.

– Прошу меня простить, парни. У меня тут дельце образовалось в углу за баром.

Гийоме хватает его за рукав.

– Не ходи туда. Это же невеста Пеллетье.

– Вот дела, а я так сразу и не понял!

И вот на этот раз – да, теперь Мермоз хохочет, да так заразительно, что вслед за ним заходится в приступе смеха и Гарне, просто складываясь пополам.

– Ой, какую же рожу скорчит Пеллетье, если ты его телку подцепишь! У него же в сей момент усы отвалятся!

А вот Гийоме абсолютно серьезен.

– Пеллетье может быть где-то здесь.

– Да нет, я уверен, – говорит Гарне. – Он всегда заранее в часть возвращается, я видел, когда в карауле стоял. Он же у нас как часы. Ровно в семь – уже обратно, чтобы к супу не опоздать, он так на ужине экономит.

– Да это неважно, здесь он или нет. Здесь его сослуживцев полно. И стоит тебе подойти к его девушке, он об этом все равно узнает.

– Дак еще и лучше! Гарне, ты бы сколько дал, чтобы увидеть его физиономию, когда ему об этом рассказывать будут?

– Миллион франков!

На его глазах, пока Мермоз идет к девушке, она отшивает наглеца, который пытался завести с ней разговор. На дела такого рода нюх у него практически безошибочный: он знает, что она ждет его.

В Сесиль он находит женщину веселую и раскованную. Гийоме с нескрываемой тревогой провожает взглядом эту парочку, когда они выходят вдвоем, и за этим событием наблюдает не только он, а еще не одна пара любопытных глаз.

– Я уже сыта по горло, мне надоело быть с Назером, – говорит она ему по дороге.

– Назер? Для нас он – Пеллетье! Склочный и мерзкий службист, что выбился в лейтенанты! Его и именем-то нормальным назвать нельзя – смешно выходит!

– На танцы ходить он не любит. Он вообще такой жадный, что соглашается только по площади гулять да на скамеечке сидеть, чтоб денег не тратить.

– А вот мне танцевать очень нравится.

– Да ну?

– И под музыку, и без музыки.

И сказав это, обнимает ее за талию и притягивает к себе. Она, хохоча, вырывается.

Прогулки сменяются свиданиями. Она любит мятный ликер со льдом, чтобы много-много заиндевевшего льда было, и вскоре он тоже к нему пристрастился. Свидания ведут к горячей, растапливающей лед страсти. С тех пор как несколько месяцев назад умерла ее мать, она живет одна; отец же как ушел на войну в 14-м году, так и пропал. Живет на крошечную ренту и щедростью чужих людей. Пока он еще не понимает, каковы его чувства к Сесиль, но его сводит с ума то обстоятельство, что стыдливость ей неведома. Порой он звонит ей в дверь, и она выходит открыть обнаженной, с фужером в руке, слегка навеселе.

– Ты ж пьяна.

– Ну так и ты выпей.

– Ты голая.

– Ну так и ты разденься.

Однажды вечером, когда он направляется к воротам, чтобы уйти в увольнение, перед ним, откуда ни возьмись, возникает лейтенант Пеллетье. Белки его глаз окрашены желтым. Цвет лица не смуглый, а серый. Пеллетье обо всем знает. Мермоз видит это по его глазам, горящим яростью. В них нет ни тени сарказма, как раньше, и чувства превосходства тоже нет. Он унижен, и это унижение горьким потом сочится из всех его пор.

– Я урою тебя, недоносок. Ты у меня пойдешь под трибунал, а потом до конца жизни просидишь в военной тюрьме.

Лейтенант уходит, оставляя за собой шлейф желчи. Мермоз уже некоторое время об этом раздумывал, но именно в тот момент принимает окончательное решение: в армии он не останется. Не может он выносить эту абсурдную иерархию, которая позволяет такому безумцу, как Пеллетье, измываться над парнями, единственный грех которых – их наивность.

У него уже давно записаны адреса пары предприятий гражданской авиации; завтра он по ним напишет, предложив свои услуги летчика. Ему всего лишь нужно вытерпеть несколько недель, оставшихся до конца воинской службы.

На следующей неделе за два дня он получает два взыскания в виде ареста: за грязные ботинки и за недостаточное усердие в приветствии вышестоящего. В выходной день Пеллетье возникает на пороге и, как только Мермоз идет к выходу, приказывает ему вернуться.

– Для усиления дежурства в мастерских требуется сержант.

– Что? Чей это приказ?

– Приказ мой! Два дня ареста за нарушение субординации!

Он делает глубокий вдох и сжимает кулаки – так сильно, что ногти вонзаются в мясо. Пеллетье хочет вывести его из себя, чтобы он потерял над собой контроль. Наброситься на офицера при исполнении им служебных обязанностей означает гарантировать себе почетную ложу в трибунале, который запросто может обеспечить тебе военную тюрьму на годы. У него руки чешутся, так хочется выбить гаду его гнилые зубы, но этого удовольствия он ему не подарит.

– Есть.

Разворачивается и идет в мастерские. В ангаре, где расположены мастерские, дежурный сержант уже есть, и он кроет Пеллетье последними словами. Никакой помощи ему не надо, так что Мермоз может делать что хочет, пусть хоть в столовку идет и там напьется.

– Пожалуй, так я и сделаю…

Но сначала идет в спортзал – дать выход злости. Наступит день, и Пеллетье окажется в зоне досягаемости его кулаков. И когда этот миг настанет, он его уничтожит. Никогда раньше не думал он о возможности лишить кого-то жизни собственными руками.