Дотронулась до худого, загорелого плеча. Ткнула двумя пальцами.
Очнись, пожалуйста. Очнись…
Она почувствовала ползущие по щекам горячие слезы.
Детское лицо плыло посреди желтизны. Ветер тащил по нему струи песка, и казалось, будто ребенок жив. Словно он улыбается, и хмурится. И что-то шепчет онемевшими губами.
Мальчик, лет десяти. Со сжатыми у груди кулачками.
Как сказал бы Гвоздь Лоу, жареный татуировщик из-за моста – все умерли. Так он любил заканчивать истории, пока бил татуировки своим клиентам. Он говорил – умерли. Хотя мог бы сказать – подохли.
Аня провела по детскому лицу ладонью. Ее трясло от беззвучных рыданий. Стекло ее противогаза запотело, и она уже ничего не видела вокруг. Просто стояла на коленях, согнувшись пополам, посреди песчаной дороги. В бессилие сжимала и разжимала кулаки.
Все, что творилось вокруг, весь этот ад… он преследовал Аню всю ее жизнь. Все, что у нее было и что осталось – сраная резервация, пожирающая людей. Тварь, которая изо дня в день, из года в год, выедала людей изнутри. Превращала в чудовищ.
Что я должна сделать, чтобы разорвать это кольцо? – подумалось Ане. – Что я должна, мать твою, сделать?!
Она вскинула голову вверх, к чистому, безоблачному небу.
– Да что ты за Бог такой?.. – зашептала она сухими губами. – Что ты за?..
Ее накрыла тень. Сквозь мутную испарину на стекле проступил темный, громадный силуэт.
– Господи…
Вытянутая голова и широкие плечи. Бог, который сошел на землю, узреть свои деяния. Он навис над Аней и в следующий момент она почувствовала сильный толчок в прострелянное плечо. Она упала на спину, и на секунду закрыла глаза. Ей представился отец. Такой, каким она его помнила. Когда они играли в догонялки на берегу моря. Он наклонился к ней и поцеловал в щеку. Шепнул – вставай. Это не твой бог. У каждого из нас те боги, которых мы заслужили. Это – не твой бог.
И она встала. На колени, сгребая руками раскаленный песок. А богов уже было много. Они сгрудились над ней черными тенями. Всматривались ей в лицо, сквозь стеклянную маску. Как только что она вглядывалась в глаза мертвому ребенку.
Аня увидела их страшные лица – огромные глаза на вытянутых головах.
– Что вы за твари? – прошептала она.
Аня увидела длинную, затмившую солнце руку, и в следующий миг ее схватили за ворот куртки. Протащили по песку, в тень от поездов и швырнули на песок.
Страшное лицо склонилось над ней, и Аня услышала зловещий шепот.
– Хочешь поиграть со мной, девочка?
Она отпрянула. Замолотила ногами по песку. Но сильная рука схватила ее за грудки и встряхнула.
– Посмотри, – прошипел голос. – Видишь, какая там срань?
Рука развернула Аню к поездам – под вагонами клубился ядовитый газ.
– Умеешь? Дышать без этой штуковины?
Рука развернула ее обратно. Уродливое лицо прислонилось к маске, стукнув по ней странным, металлическим отростком, торчавшим из подбородка.
Это не лицо, это маска… – в ужасе догадалась Аня.
Она почувствовала, как с нее сдирают противогаз. Как трещат ремни и фиксаторы. С силой вцепилась в маску, не давая стащить ее с себя. И тут же получила удар в висок. Такой силы, что повалилась набок, а мир вокруг мигнул и поплыл. В ушах зазвенело, но Аня попыталась подняться. Ей сразу же прилетело в живот – солдатским ботинком – так, что согнуло пополам, а изо рта вылетели кровавые слюни. Девушка скорчилась на песке, глотая скисший воздух из фильтрующих коробок.
– Сука, – услышала она шипящий голос. Ее ткнули ногой, и она перекатилась на спину. – Сейчас ты у меня попляшешь!
Человек попытался стянуть с Ани брезентовые штаны. Откинул автомат, уселся сверху и ковырялся пальцами с застежками и пуговицами.
– Ты рехнулся?! – закричал ему кто-то. – У тебя хер отвалится, мудила!
– Не отвалится, – послышалось рычание в ответ. – Но этой пограничной суке я загоню по самые гланды!
Аня беспомощно тянулась рукой к автомату. Но он был слишком далеко – лежал на песке, под палящим солнцем.
Она попыталась отбиться от громадного камуфляжа, но он отбил ее руки и врезал ей по ребрам.
– Пидор!.. – выплюнула она в маску. – У тебя отвалится там все, гребаный ты пиздюк!
– Конечно, конечно… – пробормотал камуфляж, и Аня почувствовала, что его рука проникла к ней в штаны. Перебрала пальцами, словно паучьими лапками, пытаясь подобраться к промежности.
– Сукин сын, отвали от меня! – заверещала она, не веря, что все это происходит вновь. Ей даже на мгновенье показалось, что под противогазом кроется перекошенное злобой лицо сраного индейца, со стекающими каплями пота с сальных волос. И с масляными руками в ее трусах.
Она в бессилии уронила голову на песок. Сквозь замутненное стекло противогаза Аня увидела громадину танка, стоявшую посреди дороги. Людей в камуфляжах, с автоматами. И тоненькую фигурку, идущую к ним от стороны полуразрушенных зданий.
Кто ты? – подумалось ей. Она увидела, как люди подняли автоматы. Как один из них спрыгнул с брони. И только сейчас разглядела, кем была та фигурка. Странный, отсталый парнишка, больше похожий на гадкого утенка. Он шел к этим убийцам, не выказывая страха. Наоборот – размахивал руками, как будто собирался напасть. Аня различила на его худом теле громадные, красные язвы. И черный шрам, тянувшийся от груди до низа живота.
Он спасал ее – дурную девку, возомнившую себя взрослой. Глупый мальчишка, застрявший во взрослом теле. Верящий в чудеса и супергероев из комиксов. Но, что он мог – один против вооруженных автоматами людей?
– Уходи, – зашептала Аня. – Уходи оттуда…
Она протянула руку. Снова попыталась выбраться из-под зудящего ублюдка, восседающего на ней верхом. И вдруг мир вздрогнул. Блеснул секундной вспышкой и броня, вместе с миротворцами и парнишкой, исчезла в пыльном облаке. Облако сжалось, сплелось тугими красными нитями, и разлетелось во все стороны с громким хлопком. Вверх взметнулся столб яркого огня, и Аня зажмурилась, а когда открыла глаза, все было в дыму и пепле.
– Твою, блядь, мать… – ошарашено засипел камуфляж. Он слез с Ани и поднялся на ноги. Выпрямился во весь рост – громадный, широкоплечий – сейчас он казался растерянным мальчишкой, вышедшим погулять и оставшимся без семьи и дома.
– Что это… мать вашу… за хуйняяя?!! – услышала Аня его рев. Он обернулся к ней, но девушка уже сумела доползти до автомата и встать на колени. Она направила дуло ему в живот. Положила трясущийся палец на курок.
– Ты что… сука?.. – он дернулся к ней, и она выстрелила. Очередью. Автомат ушел вверх, вывернув ей руку. Камуфляжа прошило светящимися пулями насквозь, снизу вверх, как будто в него попали копья туземцев. Они разорвали его, как тряпочную куклу и отбросили назад, на песок.
– Сдохни, гнида! – выплюнула Аня кровавыми губами. Шатаясь, она поднялась с земли и поплелась в сторону взрыва.
Раскуроченная дорога дымилась. Взрыв был такой силы, что здание рядом, накренилось, и поплыло, как песочный замок, тронутый волной. От брони осталась почерневшая груда металлолома, в которой угадывались разбитые гусеницы и свернутая набекрень башня. От людей ничего не осталось – только обугленные комки.
Господи, он, что… принес с собой бомбу? – подумала она про парнишку. Попыталась отыскать его взглядом, в надежде, что он мог выжить в этой страшной бойне. Но наткнулась на его оторванную голову. Отвела глаза. Пошатнулась. Выстояла. Набросила автомат на плечо.
Мы часто ошибаемся в людях, – мысленно обратилась Аня к Гаю. – Во всей этой истории, во всем этом чертовом мире, только этот паренек сделал что-то хорошее. А хорошее, Гай, в резервации делается только так. Ценой собственной жизни.
Аня двинулась вверх по дороге – до дальних цехов оставалось меньше полумили.
Гай сидел у входа в цех, на бетонной глыбе, когда увидел Аню – ковыляющую к нему нетвердой походкой. Он встал. Стянул противогаз. Бросился к ней. И она упала к нему в объятия. Он прижал ее сильно-сильно, почти невесомую, почти не осязаемую в мешковатой куртке и штанах.