Неприятности профессора Клюева

Все снова заголосили, причём, Валкиндат размахивал руками, Лативумсайо дулся, Пам пару раз хлопнул крыльями, а Архин, всё такой же величественный, громко ругался на каталийском.

– Клюев! – взмолился полномочный представитель; из-за небольшого роста он совсем потерялся в окружении разгневанных коллег. – Да объясните же вы им, в конце концов! Они меня на части разорвут!

В общем и целом на выяснение ушло около получаса. Первоначально, как и предполагал Клюев, представителем Корпорации должен был лететь Гринбер. Собственно говоря, в этом и заключалась его работа. Но волею обстоятельств, он здорово задерживался в другом секторе галактики, улаживая какие-то недоразумения с предыдущим аукционом, и на планету к сроку никак не успевал. Тогда Корпорация не нашла ничего разумнее, как отправить сюда не штатного работника, а человека со стороны. Хорошего специалиста знакомого с тонкостями, как дипломатической работы, так и ксенолингвистики. По замыслу умников из Корпорации к моменту прилёта Гринбера, Клюев уже разберётся в обстановке, наладит контакт, а главное, подготовит надёжную почву для скорого и выгодного, с точки зрения Корпорации, разумеется, договора.

Судя по этому раскладу, на Земле предполагали нелёгкий процесс утряски формальностей и нюансов. Планета действительно была чрезвычайно богата и наверняка все миры, чьи представители находятся сейчас здесь, боролись за право обладания ею.

Клюеву почему-то очень отчётливо представилась физиономия старшего советника по особо важным вопросам. И красочный фингал у него под глазом, которого пока, естественно, нет. Но когда Клюев всё-таки вернётся домой…

– А когда вы прилетели? – спросил Лативумсайо, который теперь, когда уже всё выяснилось, перестал дуться и даже принёс чашку чего-то похожего на горячий шоколад. – Я не слышал катера.

– В самом деле, Гринбер, – Толго подвинулся ближе, с интересом рассматривая лысую, лоснящуюся черепушку землянина. По лысине медленно стекали две капельки пота. – Давно вы на планете? Своим транспортом или как?

Гринбер, принюхивавшийся к принесённому напитку, сделал глоток, выпучил глаза и замычал.

– Ну, немного горячо, – виновато пояснил Лативумсайо, – а остывший он не так вкусен.

Клюев вздохнул и налил Рене воды.

– Какой, к чёрту, свой транспорт, – махнул рукой Гринбер, – на перекладных, можно сказать, добрался. Военный крейсер проходил транзитом через систему. Вот и сбросили в автономной капсуле. Еле уговорил, между прочим.

– В общем, пора подводить итоги, – Клюев встал, – штатный представитель Корпорации прибыл. Следовательно, я свои полномочия, так сказать, временного поверенного слагаю. Думаю, пока вы можете расположиться в резервной каюте. Буду так же весьма признателен, если вы вызовите дежурный корабль Корпорации. У меня много дел дома. И кстати, Валкиндат, – уже у выхода обернулся он, – не забудьте посвятить господина Гринбера в детали вчерашнего инцидента. Ему это будет весьма интересно. А я пока, с вашего позволения, слегка прогуляюсь по окрестностям. Напрошусь в гости к местному населению. К вечеру, думаю, вернусь.

Гринбер удивлённо поднял белёсые брови, а по непроницаемому лицу иглеанина пробежала тень.

– Какого инцидента? – в интонации Гринбера отчётливо слышалось профессиональное чутьё на неприятности.

Тяжёлое оранжевое марево полдня чуть заметно колыхалось над полем, размывало лес, отчего тот казался большим низким облаком, почти стелющимся по земле. Было душно.

На границе охраняемой зоны Клюева догнал Толго.

– Я с вами, если позволите, – сказал он.

Клюев оценивающе посмотрел на него, размышляя, взять эльбана с собой или отчитать и отправить обратно в дипкапсулу.

– Ну, со мной-то всё ясно, – сказал он, – я ксенолингвист. Мимо неизвестного языка пройти не смогу. А вас зачем в эту духоту вынесло?

Толго замялся.

– Да неловко мне там, – он махнул рукой в сторону дипкапсулы. – Кажется, меня особо всерьёз никто не воспринимает.

Клюев понимающе кивнул.

– Не обращайте внимания. Лет сто назад на землян реагировали точно также. Со временем всё изменится. Просто надо подождать.

– Сколько? Лет сто?

Клюев улыбнулся.

– Надеюсь, в вашем случае меньше. А насчёт серьёзности. Послушайте, Толго, у меня к вам просьба. Выключите систему безопасности. Я вас пока тут подожду.

– Выключить? – и без того большие глаза эльбана прямо таращились на человека. – Систему безопасности нельзя выключать. Это же нарушение всех правил!

– Да ладно вам. Крупных зверей и хищников поблизости не обнаружено, так что защищаться, собственно, не от кого. А вот повторения вчерашней трагедии мне бы очень не хотелось. Так что, – он по-отечески похлопал Толго по узкому покатому плечу, – выключите её от греха подальше. Спросите Архина. Он знает. Он объяснит.

До ближайшего поселения шешеков было не так уж и далеко, но Клюев здорово запыхался, шагая по бесконечному полю жёсткой травы. К тому же сильно изматывала духота, так что когда впереди показались первые жилища аборигенов, округлые и коричневые, почти сливающиеся с окружающим деревню лесом, Герман вздохнул с некоторым облегчением.

– Слушайте, Толго, вам не жарко? – пот застил глаза, а носовой платок можно было выжимать. – Я имею в виду этот ваш плащ с капюшоном.

– Не понял, – и в правду не понял Толго. Он, похоже, чувствовал себя, как рыба в воде. Шагал легко и быстро и даже умудрился ни разу не споткнуться в этом нескончаемом травяном ворсе.

– Плащ у вас тёмно-синий, говорю, – старясь не сбить дыхание, принялся объяснять Клюев, – а солнце, будь оно неладно, припекает. Вот я и спрашиваю, вам не жарко? Мне вот, например, очень.

– Нет, – просто ответил Толго, – не жарко. Смотрите, мы пришли.

– На моей родине, – задумчиво произнёс Клюев, – есть такая сказка. Про хозяйку Медной горы и Каменный цветок.

Раскинувшаяся в овальной правильной формы ложбине деревушка больше всего напоминала любовно ухоженный сад из огромных, сочно-зелёных с коричневыми прожилками полураспустившихся цветов. Из-за марева казалось, что цветы плавно и величественно колышутся на слабом ветру. Если бы не заметные пятна костровищ и всякий скарб, как попало сваленный возле нескольких хижин, сходство было бы полным.

– Красота какая!

В деревню они вошли осторожно, стараясь нечаянным вторжением не напугать аборигенов.

Дома-цветы вблизи выглядели гораздо будничнее. Сделанные из дерева, они и вправду повторяли формой некий цветок, причём, как смог предположить Клюев, лепестки выполняли роль попеременно окон, дверей и стен, сдвигаясь и раздвигаясь по мере надобности. Но сколько Клюев не вглядывался, никто из местных навстречу им не спешил.

– Клюев, – окликнул Толго, – я знаю, где все. Там совсем старик в одной хижине, он не ходит уже. Он и подсказал.

На соседней поляне, что оказалась рядом, через перелесок, они все и стояли, образуя круг. Все, от мала до велика. Взрослые члены общины с копьями, их жёны и матери, кто с младенцами на спине, кто в окружении кучи притихших ребятишек. По человеческим меркам невысокие, чуть выше пояса, большие коричневые головы наклонены и медленно покачиваются в такт. Клюев не сразу понял.

– Слышите, – горячо зашептал на ухо Толго, – они поют.

Сначала Клюев ничего не слышал. Потом, как естественное продолжение удушающей тишины, сквозь мутное марево дня, в мир проникла мелодия. Слов, видимо, не было. А мелодия, наполненная десятками голосов, росла, крепла, и вот уже листья на деревьях стали мелко подрагивать, хотя безветрие стояло полное.

– Это плач?

– Нет, – покачал головой Толго, – зов. Они зовут.

– Зовут? Кого?

В это мгновение то, что Клюев принял поначалу на ствол старого дерева или местного идола, стоящего в середине полянки, качнулось, взбухло и, треснув в нескольких местах, стало разваливаться на части. Но как-то неправильно разваливаться. Будто слой за слоем отгибался, и, держась за корневище у самой земли, не падал, а, изогнувшись дугой, зависал в пространстве.

Пение усилилось. Четверо взрослых шешеков, подняли с земли простенькие носилки.

– Толго, – позвал вполголоса, хотя надобности шептать уже не было, Клюев – что это там, на носилках. Я не вижу ничего.

– Это шешек, – ответил эльбан, чуть погодя, – тот самый, который вчера погиб.

Круг из раскачивающихся в такт мелодии тел запел громче, четверо соплеменников приподняли носилки с покойным и осторожно опустили в сердцевину раскуроченного ствола-идола.