Будущее – это не только ты

– Почему мне так трудно говорить?

– Трудно? – переспросил Жан с непонятной интонацией. Габу даже померещились в его словах насмешливые нотки.

– Да, трудно, – раздражённо подтвердил он, – рот болит.

Жан нервно хохотнул.

– Это поразительно! – заявил он, едва сдерживаясь. – Вы в самом деле не замечаете? Габ, дружище, вам трудно говорить потому, что вот уже пять минут вы разговариваете со мной по-русски. Вы отдаёте себе отчёт в том, что это означает?

– Как это, по-русски? – опешил Габ, прикрывая рукой дёрнувшийся уголок рта. – Я не могу разговаривать по-русски. Я никогда не учил…

– Это означает, что пакет активирован! – почти проорал Жан, схватил Габа за плечи и принялся трясти. – Мы потеряли первый контур обороны, – скороговоркой, глотая слова, заговорил он, – два оставшихся продержаться с полчаса. И ещё минут десять-пятнадцать, чтобы найти лабораторию и взломать систему охраны. Время, Габ, время! Вы получили материалы Кузнецова? Вспомните, напрягите память. Теперь всё в вашей голове. Ну!

Голова болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы или бракованного андроида, пока с сухим стуком не ударилась об стену, и Габ, наконец, выпал из состояния прострации.

– Да пошёл ты! – рявкнул он, отталкивая Жана и мигом оказываясь на ногах. – Отвали! Какие материалы? Какой Кузнецов?

Не ожидавший столь бурной реакции Жан, отлетел назад, плюхнулся на задницу и охнул. Рядом мгновенно возникли три мерцающие фигуры с оружием. Жан нервным жестом остановил их, тяжёло поднялся. Безумный огонь в глазах таял, уступая место ледяному самообладанию.

Какое-то время они стояли, буравя друг друга взглядами: Габ напряжённым из-под сведённых бровей, Жан изучающим и пронзительным.

– Так, – он сжал руками виски и принялся расхаживать из стороны в сторону широкими размашистыми шагами, – результат есть. Это очевидно. Значит, мы что-то упустили. Нужно понять, что именно. Кодовое слово? Кодовое воспоминание? Информация из прошлого?

Он остановился.

– Фамилия Кузнецов вам о чём-то говорит?

Габ помотал головой.

Жан скривился, раздражённо щёлкнул пальцами.

– Тогда будем пробовать всё подряд. Рискнём. На другие варианты времени не остаётся. Как только вы что-то почувствуете – малейшее изменение, сомнение, головную боль, учащение пульса, да хоть понос и изжогу – остановите меня. Вы поняли, Габриэль?

– Понял, – подтвердил Габ.

Вдалеке глухо, но ощутимо ухнуло, отзываясь вибрацией стен и усилившимся напряжением на лицах персонала лаборатории.

Жан сипло вздохнул, на секунду прикрыл глаза, сверяясь с альтерэго или просто собираясь с мыслями и, наконец, заговорил.

– Григорий Кузнецов. Единственный из той группы, кто категорически отказался сотрудничать с Фондом «Наследие». Более того, чудесным образом исчез из поля зрения заинтересованных лиц. Всё то немногое, что известно о его жизни после открытия, буквально собрано по крупицам. Мы знаем, что некоторое время он продолжал работать и даже публиковаться, пока в один прекрасный момент полностью не пропал с радаров. Также известно, что ближе к концу жизни Кузнецов ударился в религию и даже организовал что-то наподобие полигамной секты, успев наплодить аж шесть пар близнецов. Хотя лично я думаю, что эта его внезапно проснувшаяся тяга к духовному… Впрочем, не об этом сейчас. Последние годы Кузнецов активно работал над проектом «Лампа Аладдина». Мы предполагаем, что это может быть связано с одним из побочных эффектов активации – проблемой диссоциативного расстройства личности. Но дальше предположений продвинуться нам не удалось. В сети нет ни намёка. Материальные носители отсутствуют. Да и столько лет прошло. По-видимому, все результаты Кузнецов уничтожил. Или…

– Или?

– Или передал пакетом своим детям, так сказать, по наследству.

– И вы думаете, – неуверенно предположил Габ, – что эти материалы сейчас во мне?

Жан покачал головой.

– Теперь мы в этом практически уверены, – он поднял руку, многозначительно ткнув пальцем в сторону гудящего и вибрирующего потолка, – и мы, и «Наследие». Принципиальная разница в том, что Фонд очень рассчитывает найти в выкладках Кузнецова решение проблемы бессмертия. А UVUM – выход из маячащего на горизонте цивилизационного тупика.

– Но, – Габ почесал макушку, – разве бессмертие – это плохо?

В ответном молчании Жана легко читалось разочарование.

– Физическое бессмертие личности невозможно, – медленно, с расстановкой, как маленькому, пояснил он, – это было доказано ещё сотни лет назад. Уже в наше время подтверждена техническая неосуществимость данной задачи, что связано с так называемой гильотиной самоидентификации как составной части парадокса параллельного двуединства личности.

Габ похлопал глазами, зажмурился и, наконец, сдался.

– Не понимаю, – признался он, – почему невозможно?

Жан размышлял ровно секунду, затем, решившись, кивнул.

– Решение проблемы бессмертия путём создания и сохранения точной ментальной копии абсолютно только на первый взгляд. Если излагать максимально просто, то камнем преткновения является само понятие копия. Давайте по порядку. В случае физической смерти индивида в клонированное тело загружается заранее подготовленная ментальная копия личности. При этом изначальная, так сказать, оригинальная личность никоим образом не восстанавливается. Она умерла, прекратила существование в физическом мире и больше не существует. Разумеется, для окружающих это не будет иметь ровным счётом никакого значения. Воскрешённый таким образом человек ни на йоту не будет отличаться от оригинала. Только это не имеет ничего общего с настоящим бессмертием. Какое вам дело, Габриэль, если после вашей смерти другая личность в другом теле под вашим именем, с вашей внешностью и вашими воспоминаниями проживёт ещё десятки лет? Вы, именно, вы, Габриэль, этого никогда не увидите, потому что останетесь мёртвым. Мёртвым навсегда. Это и есть гильотина самоидентификации. Так понятно?

В голове словно надували воздушный шар, в ногах появилась предательская слабость.

– Дальше, – превозмогая пульсирующую в голове боль, вымолвил он, – UVUM.

Снова ударило. Уже ближе и настойчивее.

Жан болезненно поморщился.

– В отличие от «Наследия» UVUM никогда не считал идею бессмертия перспективной. Нас куда больше волновало и сейчас беспокоит другое. Человечество движется к своему закату, Габриэль. Как бы неправдоподобно и парадоксально это ни звучало. Судите сами, самым ценным капиталом в нашем мире являются знания и опыт. И вот этот-то капитал с каждым десятилетием всё более обесценивает себя в глазах общества. С некоторой натяжкой этот процесс можно назвать инфляцией разума. Подобную злую шутку когда-то сыграло с человечеством распространение интернета, прообраза современной инфосферы. Предполагалось, что свободный доступ миллионов к практически любой информации и возможность мгновенного обмена ею откроет неограниченные, невиданные доселе перспективыв развитии. Выведет нас на совершенно иной уровень. На деле же всё оказалось, куда прозаичнее. Вместо того, чтобы совершить качественный скачок, человечество принялось стремительно глупеть. Действительно, зачем тратить силы и время на то, что можно легко найти по первому клику. Да и среднестатистический культурный и интеллектуальный уровень населения оказался куда ниже ожидаемого. Нечто подобное сейчас происходит с нами. Только масштабнее и трагичнее. Вам известен, Габриэль, средний возраст деторождения? А среднее количество детей в семьях? А тот факт, что за последние пятьдесят лет общий уровень образование снизился на сорок процентов, в то время, как индекс счастья настойчиво рвётся вверх? Впрочем, откуда вам это может быть известно. Мы вымираем, Габриэль. И нам для этого оказались не нужны ни природные или техногенные катастрофы, ни мировые войны, ни пандемии. Мы утратили пассионарность, утратили волнующее, пьянящее предвкушение будущего, вкус страсти к познанию.

Жан невесело усмехнулся и совсем уже тихо закончил:

– Каких только вариантов конца света не напридумывало человечество за свою историю, а исчезнет с лица Земли по совершенно банальной причине. Вымрет от скуки и отсутствия любопытства.

Габу было нехорошо. Шар в голове раздулся и пульсировал, волнами накатывала мелкая дрожь, слабость в ногах стала невыносимой, а перед глазами снова замельтешили надоедливые мушки. Даже звуки достигали его слуха с опозданием, накладываясь друг на друга и усиливая боль в висках и затылке. Он опустился на пол, ссутулился и обмяк.

– Габриэль? – голос, как из колодца, одновременно глухой и звенящий. – Вам плохо? Быстро! Нужно привести его в чувство. Да быстрее же!

Шеи коснулось холодное и мокрое.

Габ невероятным усилием воли отмахнулся, прошептал одними губами:

– Кузнецов.

– Несколько лет назад, – после паузы, показавшейся бесконечной, продолжил Жан, – в очередной раз зайдя в тупик в своих исследованиях, «Наследие» вдруг вспомнило про Кузнецова. Было тщательнейшим образом пересмотрено и проанализировано всё, что осталось от его работ. Обнаружилась подозрительная тяга к продолжению рода на старости лет и туманные упоминания о проекте «Лампа Аладдина». После чего были сделаны соответствующие выводы и предположения. Мы, UVUM, эту активность обнаружили с некоторым опозданием, агентурная сеть, знаете ли, не бывает идеальной. Но поиски ныне живущих потомков Кузнецова начали практически одновременно. Всего, разбросанных по миру, их, хм, вас оказалось сорок пять. А дальше началась большая игра на опережение. Последняя операция прошла вчера. Правда, без накладок не обошлось, чему, к большому нашему сожалению, вы стали невольным свидетелем, но зато в этот раз, судя по всему, удача нам улыбнулась. Вы, Габриэль, тот самый, единственный, кому через поколения достался пакет Кузнецова. Остальные оказались просто пустышками, обманками, если хотите. Вынужден признать, старикан был не только талантлив, но и чертовски дальновиден.

Габ уплывал в обволакивающую долгожданную тишину. Силы почти покинули его. Даже дыхание лёгким облачком витало где-то над головой, готовое в любой момент раствориться в убаюкивающей дымке.

– Камеру, – проговорил он и испугался, что Жан не услышит.

Но Жан услышал. Склонился над ним, спросил взволнованно, с потаённой надеждой на такой нужный ответ:

– Уверены? Два сеанса за день… Вообще-то, это недопустимо.