Елизавета Петровна отметила оригинальное начало предложения руки и сердца.
– Первое соборное послание святого апостола Иоанна я помню, – ответила она. – Что же ещё?
– Помните, что и другое сказано: блудников и прелюбодеев судит Бог! [17 - Евр. 13:4.]
Цитата апостола Павла была так не к месту, что Елизавета Петровна растерялась. Лишь на мгновение.
– Знание Священного Писания делает вам честь. Какое у вас дело?
Алексей Фёдорович глянул, будто бросал вызов. В нём явно шла борьба, он что-то хотел сказать. Такого жениха Елизавета Петровна ещё не видывала. Неужели так робок, что не может произнести простые слова? По виду не скажешь, крепкая порода.
– Я желаю сказать… Вам сказать… – Он никак не мог решиться. Как вдруг выпалил: – Бог наш есть огнь поядающий! [18 - Там же.]
Он потряс рукой, сжимая фуражку, и выбежал вон, будто его гнали палками.
Хлопнул дверью. Елизавета Петровна нарочно поморгала: уж не привиделось ли? С ума, что ли, сошёл? Брат его был куда занятнее. Хотя в мужья Наденьке не подходят оба. Надо же было повстречаться на катке. Теперь вот с предложениями смеют являться. Несмотря на окончательный отказ. Ох уж столичная наглость.
После такого спектакля Елизавета Петровна решила больше никого не принимать. С неё хватит. Она взяла колокольчик, чтобы вызвать горничную, но Лизка явилась сама, неся на серебряном подносике письмо. Такая проворность не случалась у неё практически никогда.
– От кого? – спросила Елизавета Петровна.
– В прихожей лежало. Наверно, посыльный принёс…
Елизавета Петровна взяла конверт. На лицевой стороне написана её фамилия, марки и почтового штемпеля нет. Она небрежно оторвала боковую сторону, вынула сложенный листок, развернула. Послание краткое:
«Ваша тайна раскрыта. Чтобы избежать позора, выполняйте, что велено».
Далее следовали указания.
Елизавета Петровна прочла дважды и даже трижды. Убедилась, что глаза не обманули. Чего не могло быть, что не могло случиться, обрушилось на неё. Показалось, что взорвалась бомба, ударив взрывной волной и обдав жаром. Как тогда, на полковых манёврах. Она скомкала листок в кулачке, прошептала:
– Негодяй!
Подслушать некому, Лизка давно удалилась.
Чтобы остудить гнев, она подошла к окну. Елизавета Петровна смотрела на белую улицу. У дома на той стороне виднелась фигура в чёрной тужурке. Фигура стояла недвижно, наблюдая за домом. Гость ушёл недалеко.
Холод и сила воли помогли овладеть собой. Елизавета Петровна смогла мыслить разумно. Сделать вид, что ничего не случилось? Невозможно. Если он решился на такое, значит, ни перед чем не остановится. Пожаловаться в полицию? Немыслимо. Только хуже будет.
Что делать? Что ей делать? Что же?
Послышались тихие шаги. Елизавета Петровна спрятал комок за спиной.
– Маменька? – Надежда казалась встревоженной. – Что-то случилось?
Елизавета Петровна отметила: у дочери чуткое сердце.
– Всё хорошо, милая. Утомили твои женихи. – Она улыбнулась.
– А сейчас кто был?
– Пустое. Беспокоиться не о чем. У меня для тебя новость.
Надежда насторожилась:
– Что за новость?
– Не беспокойся, милая, замуж тебя не отдаю.
– И на том спасибо, маменька.
– Я подумала принять приглашение конькобежного общества. Хочу, чтобы ты блистала на их хвалёном катке.
– Чудесно, – ответила Наденька, не выказав ни радости, ни веселья и даже не захлопав в ладоши.
– Будем надеяться на чудо, – сказала Елизавета Петровна, поняла, что чуть не проговорилась, и добавила: – А ты что к конфектам не притрагиваешься? Вазочка нетронутая стоит, Лизка вон одну стянула. И дядя Миша говорит, что больше по кондитерским не путешествуешь.
– Не хочется, маменька… Значит, мы едем в Петербург.
– Да, милая, мы едем в столицу.
– Как скоро?
– Ночным в среду. Прибудем утром в четверг.
11
30 января 1899 года, суббота. Петербург
В субботу в Юсуповом саду играл духовой оркестр. Военные музыканты располагались на дощатом настиле рядом с павильоном, в котором гости катка переодевались перед выходом на лёд. А закончив катание, согревались чаем на веранде. Самовар дымил в окружении чашек, сушек, баранок, пряников и бутербродов.
В полуденный час публики немного: несколько гостей оттачивали исполнение фигур, три пары дам с кавалерами катались для удовольствия, два конькобежца носились по кромке большого пруда на скорость. Посетители были знакомы. Появление нового лица было отмечено.
На лёд выехала барышня в белой шубке. Такое событие могло вызвать обычный вопрос: «Кто это?» Однако катящиеся дамы и господа задавались другим вопросом: «Кто это?!» Именно так, с восклицательным знаком. Не иначе. Удивить мастерством фигурного катания на льду Юсупова пруда трудно. Незнакомке это удалось: она каталась как настоящий фигурист, то есть натурально в мужском стиле. Только не могла высоко поднимать ногу при поворотах. Юбка и приличия не позволяли. В остальном её исполнение «двукратной тройки», «выкрюка», «параграфа» и «восьмёрки с двумя петлями» [19 - Самые сложные фигуры состязаний международного уровня.] было на высшем уровне. Будто исполняла программу произвольного катания на три минуты.
Дамы требовали от кавалеров ответа – «Кто это?», юноши прекратили тренировки, и даже бегуны притормозили. Все следили за дивным явлением. Она же, не обращая внимания, кружилась, кружилась, кружилась.
Из павильона выскочил молодой человек в измайловке и венгерке [20 - Измайловка – круглая барашковая шапка с матерчатым верхом, венгерка – короткая куртка, расшитая шнурками, напоминающая форму гусар.], разогнался и поехал напрямик. Оказавшись в середине пруда, он сделал несколько виражей голландским шагом, показывая достоинства фигуры. Как павлин распускает хвост перед скромной цесаркой. Старания барышня заметила, кататься не перестала. Выбив фонтан снега, юноша затормозил около неё. Некоторая бесцеремонность прощалась тем, что на катке чужих нет, все знакомы.
– Надежда Ивановна, рад вас видеть в Петербурге! – Он отвесил игривый поклон.
Барышня приняла фотографическую позу: правый конёк впереди, левый отведён назад, спина прямая, руки скрещены за спиной. Для общения не располагающая, скорее надменная.
– А, это вы, – сказала она малоприветливо. – Вы, кажется… Эм-м…
Молодой человек поправил измайловку.
– Вечное проклятие близнецов: опять перепутали с братом Алёшкой. – В тоне его слышалась весёлость, будто участвует в игре. – Я Иван Фёдорович. Приветствую вас на катке Юсупова сада! Фейерверк к вашему прибытию не успел приготовить, но гром оваций при мне: гип-гип-ура! Ура! Ура!