– Да. Но там были и другие украшения. Причём женские. Я сильно подозреваю, что это из комплекта вашей семьи. Но вот этот перстень – он совсем не похож на них.
– Дайте сюда! – Мазерапани выдернул перстень из пальцев Крокера и выбросил в урну для мусора. – Вот там ему место и нигде больше! Это мусор и дрянь, за которую вам, в некоторых районах моего города, дали бы не деньги – а по морде. Господин судья, я могу увидеть остальные драгоценности?
– Конечно! – расцвел в улыбке судья. – Пожалуйте в мой кабинет?
Проводив взглядом посла и с трудом сдержавшись чтобы не сплюнуть, Крокер полез в корзинку и вытащил оттуда перстень. Повертев его в пальцах, он покачал головой и сев на стул, призадумался.
Пока картина вырисовалась ясная – в Сент-Шилдс этот Карло-Ювелир приехал не просто так, а с целью «изъять» у Мазерапани драгоценности, на которые кто-то «сделал залог» – так в Сент-Шилдсе называли преступления, совершаемые по предварительному сговору, когда, например кто-то просил вора украсть для него строго определённые «побрякушки». У Мазерапани был ювелирный гарнитур, на который кто-то положил глаз. Так что этот кто-то нанял вора, тот приехал в город, начал искать «подходы» к «клиенту» и… погиб. Причём очень странно погиб – умер от чего-то неизвестного.
Пока всё что видел Крокер, говорило о том, что Карло-Ювелир умер от отравления ка-ким-то ядом. Его тело выглядело очень мрачно и, судя по всему, это таки был яд. Но Василиса была убеждена, что ядом там и не пахло, а смерть наступила от чего-то иного…
И – та девушка…
Крокер помнил её глаза, наполненные диким ужасом. Страхом и отвращением, прежде чем она потеряла сознание и впала в коматозное состояние. Представить, что такое можно подделать было трудно. Девушка и в самом деле была в глубочайшем шоке.
Однако Сара говорила, что девушка души не чаяла в этом Карло-Ювелире, и пылинки с него сдувала.
Что за чушь то тут творится?
***
Тень от Немой Церкви падала на задние больницы Святой Варвары, когда Крокер сумел освободиться и приехать в эту самую больницу.
Больница Святой Варвары была самым первым зданием Сент-Шилдса, построенным из камня. Некий богатый англичанин, прибыв на постоянное место жительства в Колонии, потратил кучу денег, чтобы выстроить это роскошное пятиэтажное здание, в английском стиле девятнадцатого века.
Правда не обошлось без накладок – во время строительства перепутали чертежи и в итоге здание, рассчитанное на пять этажей, получилось четырёхэтажным.
После того, как в Сент-Шилдс открыли новые лечебницы. Больница Святой Варвары быстро превратилась в бесплатную больницу, в которую собирали бедных жителей города.
Крокер никак не мог понять, что заставило Судью перевести подозреваемую в убийстве Карло-Ювелира в это место. Тут было далеко не так безопасно, да и народ тут был… разный.
Вестибюль больницы был полон народа – в основном там были работники «злачных» за-ведений, алкоголики, наркоманы и просто опустившиеся люди. Что бы поддерживать порядок, в Святой Варваре постоянно толклись полицейские, а также выделяемые профсоюзами и даже преступными лидерами города мордовороты.
Такие меры безопасности были очень к месту – Великая Депрессия вышвырнула на улицы сотни и тысячи людей, и поставила многих на грань выживания. Многие люди стали совсем другими – прежние законы и условия не всегда срабатывали. Народ так же привык топить свою боль и отчаянье в алкоголе и наркотиках – и это вело к мрачным ситуациям.
Не так давно Крокеру довелось расследовать преступление о продаже детей в бордель для «гурманов» – этим жутковатым бизнесом занимались совершенно опустившиеся наркоманы, которые шли на это чтобы получить свежую дозу опиума – для облегчения своих страданий.
Их главу Крокер пристрелил самолично – без малейшей тени гордости или удовольствия – только с омерзением. Остальные угодили в полицейское управление, но попав в общие камеры, как-то не сумели дожить даже до утра, не то что до суда.
И это было только немногое из того, что творилось в городе.
Крокер немного постоял у дверей в вестибюль, осматривая толпу пациентов и врачей, а так же здороваясь со знакомыми, коих было великое множество.
Наконец через толпу, словно ледокол через льдины, протолкался один из патрулировавших вестибюль охранников. Это был «амбал» – портовый грузчик, который за часто переломанный нос получил прозвище Кривой Нос.
– Кого я вижу… Сам Всевидящий, – Кривой Нос протянул Крокеру руку, размером с лопату.
– Я смотрю, ты меня не рад видеть? – Крокер пожал пальцы Кривого Носа и усмехнулся.
– Да ты что? Да я… – Кривой Нос вспомнил, за что Крокер получил кличку Всевидящий, и оскалил зубы в удивительно зубастой улыбке. – Да не. Всё путём, брат. Всё путём. А ежели ты за тот случай – так я пьяный был. Как говорится – Дьявол под руку нашептал.
– Что-то ты как за бутылку возьмёшься, так тебе вечно все шепчут, – усмехнулся Крокер, и протянув руку, взял Кривого Носа за пуговицу его роскошной рубашки. – Давай как поближе к телу, дружище. Ты слышал о девице, которую привезли вчера из Гавани? Должен был знать. Она прибыла вместе с судейскими крысами. И где-то ту на койку шлёпнулась.
– А, так это наверху, на «слепом этаже». Да, помню. Только ты туда не попадёшь, там Бейц-Баран охраны натыкал, аж трое мордоворотов с револьверами… Говорят, больно серьёзная птичка… Шпионка.
– Шпионка?
– Ну да, – Кривой Нос взял Крокера за руку и отвёл в угол, к большой кадке, в которой росла на удивление жирная и здоровущая пальма. – Бейц-Баран прям прыгал вокруг неё, как твой козел. Говорил, что она явно русская, поскольку никаких следов и доказательств того, что она «выпарила» того дурня, нет. Мол, только эти русские шпионы могут так без следов работать. Вот…
– А что сама потерпевшая?
– А ничего. Она даж в чувство то и не приходила, понимаешь, какая вот петрушка, творится. Так и лежит без сознания – вот.
– Кто её сторожит?
– Дык это, трое офицеров. С пистолетами – причём у двоих у них – аж «Томи-ганы», так что вот… И твоя девка на «слепом этаже»… вот такие дела.
– Думаю, это мне пригодится, – Крокер кивнул Кривому Носу, и склонил пред ним голову, приподняв шляпу. – Благодарю тебя.
– Да ты чо? Да пусть мня Бог пришибёт, если ему делать больше нечего, что я тебе помочь завсегда рад.
– А теперь сделай мне приятное – свали прочь и не отсвечивай.
Крокер даже не успел договорить, как Кривой Нос испарился, словно упавший в пудлинговую печь кусок льда.
…Мамаша Ари выглядела по-прежнему кошмарно – сухопарая старуха, с редкими седыми волосами, крючковатым носом и сильно отвисшей губой. Драный халат, украшенный неожиданно красивыми и аккуратными заплатами, действовал на психику пациентов Святой Варвары, подобно удару кувалды по стеллажу с драгоценным хрусталём.
– Крокер! Ах, Крокер! Дорогой ты мой!!!
Старуха поставила швабру к стене и наградила Крокера такими объятьями, что у того захрустели кости. С трудом выдравшись из цепких объятий уборщицы. Крокер пошевелил плечами, вправляя кости плеч и деловито поинтересовался:
– Как там ваш ненаглядный Гилберт?
– Ох, что уж тут… Представь себе, опять привёл какую-то лахудру подзаборную, и спит с ней. Никак не повзрослеет парень. Связывается не с девушками своего круга, а с какими-то портовыми отребьями! Стыда нет у парня! Ты уж Крокер, посодействуй, по старой памяти, в том, чтобы изгнать и эту осквернительницу…
– Сделаю что смогу.
– Ой, я так буду рада! И поверь, в долгу не останусь, – уборщица оскалилась в ужасной улыбке – все её зубы – числом четырнадцать, были из чистого золота, правда выглядели они так, словно ими долго и упорно грызли якорную цепь.
Такое странное явление было связано с тем, что Мамаша Ари отличалась на редкость скверным характером и больше всего на свете любила «грызть плешь» всем встречным-поперечным. Не стал исключением и стоматолог, у которого она «меняла зубы» – уж что она ему наговорила – осталось тайной. Однако зубы стоматолог поставил склочной пациентке самые плохие, из довольно низкопробного золота, да ещё отлитого вкривь-вкось. Не иначе собрал весь брак в своём кабинете, что под руку попался.
Мамаша Ари от такого «украшения», пришла в ярость и даже нажаловалась своему сыну – Гилберту Ари, более известному в полиции и преступном мире как «Книжный Термит». Однако Термит оказался человеком со знатным чувством юмора (да и мамаша достала его уже по самое «не могу») так что в отношении стоматолога никаких мер не принял. На том и поладили.
Так что зубы у Мамаши Ари остались золотыми но на редкость корявыми – что производило жуткий эффект при улыбке. Кстати, изначально их было таки тридцать два, но сейчас осталось – четырнадцать. И с потерей каждого зуба была своя, таинственная история, которую Крокер бы предпочёл забыть…
– Собственно за помощью я и пришёл. Мне надо попасть в «слепой этаж» и поговорить с той девушкой, которую привёз уважаемый судья Иезекиль.
Мамаша Ари уставилась на Крокера весьма мрачным взглядом, а затем постучала рукоятью швабры по зубам, словно прикидывая, с какой стороны лучше начать перегрызать горло детективу.