Три бокала

Три бокала
Антон Болдаков

1870 год. США. Скучную жизнь тихого калифорнийского городка сотрясает необычное происшествие – два человека умирают во время приёма у адвоката, что зачитывает им завещание их отца. Налицо все симптомы отравления. Но вот личность виновного установить проблематично…

За дело берётся молодой Эйнджел Снарк-Младший, в компании своих помощниц.

Однако, взявшись за дело, Снарк сталкивается с проблемой, которая оказывается гораздо более серьёзной, чем убийство…

Антон Болдаков

Три бокала

1870 год. США.

(По собранным мной документам удалось установить, что Милалика и Виктория прожили у Эйнджела Снарка три года, прежде чем Милалика вернулась в Сибирь, а Виктория отправилась служить в Приказ Хэма Вилтона. Описываемая в этом рассказе история произошла в сентябре 1870 года).

Осень выдалась на удивление тёплая, по крайней мере, по словам Снарка и Виктории – для Милалики, привыкшей к суровой погоде Сибири, калифорнийская зима от лета не отличалась практически ничем – разве что сильной влажностью и туманами по ночам. Из-за чего приходилось топить печи и камины – не для обогрева дома, а для его сушки.

Так же днём приходилось открывать окна и проветривать дом, если уж слишком сыро было. Для Милалики это было несколько необычно – сначала протопить дом, а потом его проветрить – выпустив тепло. Однако Снарк и Виктория говорили "так надо" – и приходилось делать. Что-ж, в чужом доме ноги вытирают о тот коврик, на который указали хозяева, верно?

Обычно после завтрака жители дома Снарка разбредались по своим делам.

Снарк занимался маяком, ходил в город по делам или иными мелкими делами по дому – хотя чаще всего сидел у себя в кабинете и вел переписку.

Виктория помогала по хозяйству и, понукаемая Снарком, неутомимо "грызла гранит Науки" – Эйнджел заставлял ее учить не только чистописание, но и математику, явно поставив целью поднатаскать рыжую беспризорницу, что прибилась к его дому – в знаниях, на уровне школы.

Жан-Палаш, которому после таинственного лечения Снарка становилось гораздо лучше, занимался тем, что поддерживал в доме порядок чисто обычного плана – подметался, убирался в доме и делал прочие вещи по домашнему хозяйству, на которые был способен в силу своего возраста.

Сама Милалика обычно проводила время за чтением книг из библиотеки Снарка или прогулкам. Она гуляла по берегу океана в поисках разных интересных вещей, что постоянно выбрасывали штормы или посещала Мингарогу, где поневоле включилась в неторопливый ритм жизни этого захолустного калифорнийского города.

Пару раз приходилось ночевать вне дома Снарка – у знакомых, а один раз – на берегу океана. Снарк, поначалу, немного волновался из-за ночных отсутствий Милалики, особенно в полнолуние. Милалику это страшно злило – уж кто-кто, а Снарку то следовало знать разницу между реальностью и глупыми книгами…

Впрочем, убедившись, что Милалика действительно не имеет ничего общего с теми, кто описан в книгах из его библиотеки, Снарк успокоился.

Виктория, кстати, тоже раз в неделю оставалась в городе на ночь. Утром она возвращалась в дом Снарка – повеселевшей и более энергичной. Снарк пару раз, кстати, сопровождал Викторию во время ее ночных вылазок – и потом, как правило, долго сидел в своей библиотеке, обложившись книгами и записывая что-то в свои бумаги.

Саму Викторию, в отличие от Милалики, это ничуть не злило и не сердило. Напротив она даже была рада тому, что хоть кто-то в этом мире принимает ее такой, какая она есть, и не обращает внимания на её далеко не простые странности.

Жан-Палаш если и замечал странности девушек, то не особо на них зацикливался. Впрочем, Милалика его понимала – старый француз был нехило побит жизнью и воспринимал ее такой, какая она есть. А уж придираться к человеку у которого ты живёшь и который тебя с того света вытащил – уж совсем верх неприличия.

Так вот все трое и жили под крышей дома Снарков. Жизнь текла спокойно и тихо, хотя совсем уж размеренной ее нельзя было назвать.

Эйнджел Снарк-Младший был врачом. Во время Гражданской Войны он и его отец были двумя военными врачами, что не вылезали из лазаретов, выдирая из зубов Смерти ее добычу. Причём оба были на стороне Конфедерации – иными словами на стороне работорговцев.

Отец Снарка погиб во Флориде – незадолго до конца Гражданской Войны, а сам Снарк, вернувшись в дом своей семьи, стал жить добровольным отшельником – пока судьба не занесла ему в дом раненную Милалику, потом – подкинула Жана-Палаша, а под конец, словно уж совсем решив подшутить – привела и Викторию.

Однако сказать, что Снарк жил совсем уж отшельником было нельзя. К нему частенько забегали с разными проблемами жители города. От простых вывихов и переломов, до совсем непростых болячек типа женских хворей или ранений полученных невообразимым способом – например, удар топором себе же по ягодице… (Милалика потом полдня топором махала, пытаясь понять, как это таким «макаром» себе зад ранить можно – да ничего не сообразила).

Иногда к Снарку гости приходили по ночам.

А иногда забегали и такие пациенты, что Снарк просил оставить его одного с больным или раненным и потом – не рассказывать об этом визите никому. Как правило, это были самые разные люди непохожие на бандитов…

Но при этом сильно раненные. Кровью и порохом от них разило очень жутко.

Несмотря на такие моменты, жизнь в доме Снарка была для Милалики и Виктории очень спокойной и тихой. Они обе не только исцелили свои телесные раны, но и немало подлечили свои душевные страдания.

…Тем утром день выдался очень жаркий. Настолько жаркий, что Снарк и Милалика вытащили стол на веранду и решили чаевничать там.

Тем более что сегодня, утром на кухне распоряжался Жан-Палаш, который ухитрился приготовить удивительно нежные и вкусные лепёшки со сметаной и слабо подсоленной черной икрой, которую Милалика не так давно "прикупила" у местных контрабандистов.

В Калифорнии, как успела убедиться Милалика, икра была повседневным угощением на столах жителей – как-никак океан под боком. Однако черную икру – из-за отсутствия осетров, тут видели редко – разве что завозили всякие торговцы из Китая.

Вот почему Виктория долго и подозрительно рассматривала икринки, прежде чем отправить в рот лепёшку.

– Смотришь, словно ворона на дохлую лису… – попеняла Виктории Милалика. – Вон, добрый человек уже третий блин доедает и не кривится.

– Добрый человек и сырую рыбу может стрескать, как енот – забытый завтрак… – с опаской проговорила Виктория, забавно жуя лепёшку – словно вот-вот готовясь выплюнуть ее. – Однако это как бы не значит, что и я должна рубать за милую душу все, что разбежаться от меня не успело.

– Не, а что такого? Икра как икра… – Милалика свернула лепешку в трубочку и немного откусив, уставилась в небо.

Небо чуть-чуть хмурилось. Совсем немного, но этого хватало, чтобы Милалика ощущала неумолимое приближение зимнего времени года. Для нее калифорнийская осень была чем-то странным – остро не хватало таежного леса с его холодным, влажным дыханием осени, плавно переходящего в зимнюю стужу…

Милалика жутко скучала по своему дому и уже начинала подумывать о том, чтобы вернуться в свою сибирскую весь. В доме Снарка она чувствовала себя необычно – спокойно и тихо.

Но по своему родному дому скучала.

– Эй, Эйнджел… Смотри-ка, кто-то к тебе в гости да с утречка чешет… – проворчал Жан-Палаш, что сидел на ступеньках крыльца и нежно баюкал в ладонях чашку с горячим куриным бульоном. – Глаза мои уже не те – так-то я обычно уже я такого расстояния мог увидеть кто это…

Виктория встала и широко раскрыла глаза – так что они у неё – в прямом смысле, слова, вылезли из глазниц.

Затем кожа вокруг глаз рыжеволосой девушки набухла – словно под ней что-то зашевелилось и Виктория, на миг, стала до жути похожей на рисунок греческой эмпузы – Милалика видела рисунки эмпуз в книгах Снарка.

– Ой-ой-ой… Милалика – да что мной аллигатор подавился – это ж твоя подруженька закадычная… – усмехнулась Виктория

– Кто?

– Милашка крикливая наша – Джейн Смоллетт, а с ней какой-то мужик, в возрасте… – Виктория поводила головой – ее зрачки сжались так, что стали совершенно невидимые, а на радужке глаз начали пульсировать странные разноцветные пятнышки. – Не… Снарк, вот чтоб мне сдохнуть – не видывала я ранее этого типа странного. Да и похож, сей крендель сахарный на какого-то северного пуританина больше, чем на наших южных парней.

Затем глаза Виктории уменьшились до вполне нормального размера.

– Ну, вот те и позавтракали… – Милалика мрачно дожевала блин. – Счас нам эта холера бродячая всю плешь до пяток угрызет…

– Ой, да ладно… Нормальная девчушка – что ты на неё бочку катишь? – усмехнулась Виктория, приглаживая свои огненно-рыжие волосы. – Кстати… Добрая и ласковая…

Последние слова Виктория произнесла очень томно, с загадочной полуулыбкой.

Однако Милалике было не до этого – Джейн Смоллетт была единственным человеком в Мингароге (не считая старинного друга Снарка – Картера) что знала, кто она – Милалика, такая на самом деле. И хотя Снарк уверял, что он сумел при помощи гипноза и своих лекарств заставить Джейн забыть о том, что она видела – для Милалики это особого спокойствия не добавляло.

Сегодня забыла – завтра вспомнила…