Принц, его свита и Я

– А когда меня выписывать будут?

– Я же говорил. Через неделю, не раньше.

– Но я вижу уже.

– Что я тебе сейчас показываю? – Передо мной маячило что-то продолговатое.

– Градусник.

– Почти. Ручку.

– А сейчас? – Теперь это было что-то округлое.

– Э-э-э…

– Фигу я тебе показываю. Неделю, не меньше.

После его ухода я снова пошла на ту скамейку. С помощью мамы, но почти сама. Сказала, что хочу посидеть одна, буду слушать музыку.

Мне хотелось побыть на нашем месте, посмаковать некоторые моменты и детали нашего общения. Слишком много как-то обрушилось всего: и котёнок, и «увидимся», и прикосновение к щеке. Надо всё это вспомнить, прочувствовать, осознать. Почему одно мимолётное прикосновение так меня ошеломило? Не волшебный же у него палец! Нет, тут дело не в прикосновении, а в человеке, в том, что от него исходит. А что исходит-то? Ну, во-первых, участие. Доброта. Он не просто пожалел, он поддержал меня, причём так, что тепло стало, и было совсем не стыдно принимать его помощь. Ну, доброта, ну и что? Мне вытерли слёзы – и я прямо в себя прийти не могу? Нет, тут не только это. При том, что он такой спокойный, заботливый и вежливый, он совсем не лошок, это точно. Он явно из крутых. Лохи в футбол не играют. Но Вова К. тоже из крутых, однако как быстро его сдуло на задний план после того, как я пообщалась с Максом… Чувство юмора? Пфф… Не смешите меня, на этом вообще далеко не уедешь.

Чем дольше я сидела на этой скамейке, тем чётче осознавала: есть некий компонент, который невозможно вычленить и который перевешивает все остальные положительные качества. Он не определяется глазами, обонянием и разумом, но это явно что-то серьёзное.

Вот к какой мысли я пришла на лавочке: это что-то серьёзное. Звучит банально, но это так. Отношения с Комаровым были придуманы даже не от любопытства, а от безысходности. Это я типа мимикрировала под своих одноклассниц, чтобы сойти за свою. Чтобы не нападали.

Вова К., на которого было потрачено столько усилий, – это желание взять реванш. Доказать другим и себе, что могу, что крутая. Трофей такой. А Макс Стрепетов – это Макс Стрепетов. Это совсем другое. Он мне нравится, я хочу с ним общаться. Найду его. Главное, не налажать.

Мысли снова вернулись к насущному. Первая встреча самая важная. Надо будет столкнуться с ним как будто невзначай. И выглядеть хорошо. Одеться, конечно, красиво. Чтобы понял, что я не такая, как в больнице, с грязной головой и в кофте наизнанку. Я, конечно, разыщу его страницу в соцсети, чтобы выяснить, как он выглядит, чем интересуется. Но при встрече сделаю вид, что не узнала его. Пусть сам меня окликнет, а я такая: «Ой, Макс, это ты! Надо же, я тебя именно таким и представляла». Спрошу, как здоровье, что с его академией. Я всё же думаю, что он блондин с прямыми волосами.

Но есть нюанс. Он учится в другой школе. Чтобы столкнуться с ним, мне нужен повод.

– Шура, пойдём уже? – Я не слышала, как мама подошла.

Взяла её руку, и мы пошли.

– Погадаешь мне на Таро? – вдруг спросила я.

– Ты же в это не веришь.

– Настроение такое.

– Понимаю.

– Так что? Погадаешь?

– Потом как-нибудь. Состояние сейчас не то, чтобы гадать.

– Тоже тебя понимаю. Я так, вообще.

Где-то за неделю до того, как я пошла на день рождения к Вове К., мама предложила мне разложить карты. Я обычно отказываюсь, а тут согласилась, – всё равно красила ей ногти на ногах (она сама не может, а признать, что ей нужны очки, стесняется, вот и придумывает, что у неё «неуверенные руки»). Деваться было некуда, и я сказала: валяй, прорицай. Мама оживилась, стала раскладывать мне «Кельтский крест» из семи карт, но я остановила её:

– Э-э-э, придержи коней. Сейчас начнёшь шарманку на полчаса. Лучше гадай по одной карте.

– Одну так одну, – согласилась она и через секунду бодро заявила мне: – Тебе выпала карта «Слепота».

– Вот спасибо. Лучше бы не соглашалась.

Но мама стала убеждать, что «Слепота» – это как бы метафора. Что карта на самом деле говорит о некоей душевной слепоте, о каких-то шорах, что она в итоге намекает на некое прозрение, духовный рост и всё такое. И только в крайне редких случаях предвещает реальную слепоту. Я точно не поняла, после слов «метафизическая слепота» я не слушала.

Когда я была совсем слепа и размышляла о всяком, я подумала и о том, что, может, мамины Таро не ерунду-то говорят. Вот ведь как получилось: меня постигли и настоящая, и ненастоящая слепота. Может, отняв зрение, мне раскрыли глаза? Может, Макс Стрепетов был послан в моё отделение, чтобы я поняла, что много важного не видела?

Глава 5

Да и отношениями то, что было с Комаровым, назвать, конечно, нельзя. После того как мне сказали, что я ему нравлюсь, прошла неделя, потом вторая, а он так и не подошёл ко мне. Лишь иногда я ловила на себе его взгляд во время урока, и всё. И это была лучшая фаза наших с ним отношений. Я боялась момента, когда он… Что делать-то тогда, господи? А так – и парень есть, и общаться с ним не надо.

Зато одноклассники проявляли ко мне интерес. Мальчишки толкали Комарова в бок, когда я проходила мимо, тыкали в мою сторону пальцем и смеялись. А девочки… Вот девочки изменили отношение кардинально. Стали общаться почти на равных. Участливо спрашивали: «А он тебе уже что-нибудь сказал?», «А что ты ему ответишь?». Стали звать меня сходить вместе на улицу, в туалет, в столовую. Мне и такая доброта была в диковинку. И даже Х. и Y. не то чтобы подобрели, но перестали до меня докапываться, чувствуя, что я сейчас в фаворе.

И вот наступил великий момент. Когда я надевала куртку в гардеробе, ко мне подошёл Комаров. Вид у него был смущённый. Отводя глаза, он спросил, в какую мне сторону. Я, обмирая внутри от страха, прошептала:

– На улицу Правды.

– Пойдём вместе? – тоже шёпотом спросил он.

Я кивнула, и мы пошли. Спину мне через куртку грели взгляды одноклассниц.

До моего дома мы добрались практически молча, и только у подъезда он спросил, уставившись в землю:

– Может, завтра, ну… погуляем после школы?

Я снова кивнула, в горле пересохло.

– Ну ладно, тогда пока.

Я буквально взлетела по лестнице, а дома юркнула в комнату прямо в куртке и плюхнулась на кровать. Был страх, но присутствовала и радость: ну вот, всё и случилось. Пройден важный этап. Родители не поинтересовались, почему я такая странная; судя по их хмурым лицам, они недавно опять повздорили.

На следующий день в школе меня встретили заговорщицкими улыбками и подмигиваниями. Стоило сесть за парту, как сразу же меня обступили несколько девочек:

– Ну что? Ну что? Признался?

– Да как-то непонятно, – ответила я.

– Но что сказал-то?

– Сказал: «Пойдём погуляем?»

– Это считай, что признался.

Даже Х. подошла, чтобы послушать, и не вставляла свои ехидные комментарии, была вроде как на одной волне со всеми.