– С того, что это особенные ночи. Ты знаешь об этом не хуже меня, Пауль.
Мужчина впился в него долгим взглядом. Джек смотрел прямо, открыто, ожидая его решения. Вздохнув, призрак поднялся, принимая осязаемый облик.
– Я об этом пожалею. Но давай.
***
Огни большого города слепили; проезжающие мимо машины грохотали, сигналили, поднимали пыль, от которой чесалось в носу; проходящие мимо люди громко смеялись; из окон лилась музыка. На секунду Пауль растерялся, остановившись у самого подножия кладбищенского склона. Он занес ногу вперед, собираясь шагнуть, как вдруг из-под ботинка покатились пара камешков, и он совершенно по-человечески потерял равновесие. Схватившись за Джека, Пауль перевел дыхание, крепко сжимая его руку. Тот молчал, давая старику время привыкнуть. Его же радовала подобная обстановка. Именно здесь он, как нигде в другом месте, чувствовал себя живым. Он был частью общества, частью самой Жизни, на краю которой они оба находились. Хотя, в случае Пауля, за обратной ее стороной.
Пауль сжал чуть сильнее плечо Джека, привлекая внимание. Когда тот посмотрел на него, призрак едва заметно кивнул и пошел вперед. Лир постарался не отставать. Они выбрали для прогулки довольно безлюдное место – небольшой сквер в одном из спальных районов. Пауль все равно чувствовал себя не в своей тарелке, то и дело спотыкаясь и судорожно оглядываясь. Джек, как он ни старался, не смог скрыть смешка.
– Друг мой, знай я тебя чуть меньше, я бы решил, что ты боишься. Развей мои сомнения.
Пауль взглянул на него высокомерным, презрительным взглядом и отдернул руку.
– Знай меня ты чуть больше, ты бы не задавал столь глупых вопросов. Пауль ничего не боится. Уж точно не глупых смертных, чья жизнь так скоротечна.
Расправив плечи, он поднял голову, широкими шагами направляясь вперед. Джек, если и удивился подобной перемене, то виду не подал. Ускорив шаг, он поравнялся с Паулем. Оглядевшись вокруг, вампир совершенно искренне засмеялся. Мужчина непонимающе посмотрел на парня:
– Что тебя так насмешило?
– Все. Посмотри вокруг. Ты давно ли видел такие деревья? Сколько лет они пережили… И все же они младше нас, – Джек усмехнулся, останавливаясь возле фонаря. Пауль сложил руки в замок, спокойно рассматривая все вокруг. – Жизнь, если подумать, удивительно быстротечна.
– Тебе ли об этом говорить, Джек? Ты давно не ее часть. Как и я.
– Боюсь, здесь ты не прав, друг мой. Ты часть жизни. Ее обратная сторона, если хочешь, конец… – он помолчал, а потом добавил: – что стал началом. Смерть всегда была естественным процессом. Ее страшились, ее боялись, но без нее не было бы и рождения. Чего не сказать обо мне.
Джек грустно улыбнулся, шагая дальше. Пауль нахмурился, но пошел следом за ним. Все двести лет они усердно обходили эту тему, но именно сейчас ему показалось, что настал тот самый момент. Догнав его у конца аллеи, Пауль указал на одну из круглосуточных забегаловок.
– Идем туда. Кофе мы не выпьем, но иллюзию обычных отдыхающих людей создать получится точно.
Джек кивнул. Забегаловка была ничем не примечательной – невысокое здание с обшарпанными стенами, что когда-то были оливкового цвета. Прямо сейчас оттуда выходила молодая пара. Счастливые, в обнимку, они что-то тихо говорили друг другу, держа в руках бумажный пакет с едой на вынос. В отличие от той колбасы на кладбище, от этой еды пахло довольно приятно. Даже с точки зрения вампира.
Они обогнули их, заходя внутрь. Дверь тихо скрипнула, а над ней зазвенел звонок – довольно старомодная вещь в 21 веке, но здесь это считалось особой изюминкой. Изнутри заведение было небольшим – всего-то несколько столиков и стойка. Стулья обтянуты мягкой кожей, местами потрескавшейся от времени. Стол, хоть и чистый, идеальным назвать нельзя было даже с натяжкой – всю его поверхность покрывали глубокие царапины и пятна. Садиться тоже следовало аккуратно – здесь были не самые прилежные официанты, и опасность влепиться в прилепленную снизу жвачку была достаточно высокой. На клетчатой скатерти несколько криво стояли солонка и перечница. Судя по состоянию последней, пользовались ими не слишком часто.
Из посетителей – пожилой мужчина с журналом у окна и три молодых девчонки, увлеченные больше своим смартфоном, чем разговором между собой. Лампы светили мягким светом, создавая приятную полутьму, не режущую глаза. Джека это радовало – алый цвет почти сошел на нет, но рисковать он не собирался. Можно было бы пустить вход убеждение, но с его везением… лучше было не рисковать.
Они выбрали неприметный столик у стены. Подошедшая официантка приветливо улыбнулась, тут же услужливо доставая из фартука блокнот.
– Подумаете немного или сразу заказ принять?
– Давайте сразу. Нам два кофе…
– … может быть добавить сироп? У нас есть карамельный, ромовый, шоколадный, ореховый… – затараторила она. Джек остановил ее движением руки.
– Два ромовых. И мне что-нибудь из ваших десертов.
– Чизкейк подойдет? Он у нас готовится по особому, фирменному рецепту, – у Джека было стойкое убеждение, что фирменный чизкейк – это не что иное, как купленный в соседнем магазине подсохший торт, но он кивнул.
Довольная, девушка упорхнула прочь, явно надеясь на чаевые.
Сложив руки перед собой в замок, Джек перевел взгляд на Пауля. Тот явно чувствовал себя несколько лучше – расслабился, расправил плечи и с удобством уселся, медленно рассматривая окружающую обстановку. Лир не торопил, ожидая первой реплики от него.
– Поразительно. Я и не думал, что мир настолько изменился. Я столько раз ночами прислушивался к голосам жизни, к крикам улицы, но такого представить не мог. У меня сейчас ощущение, что это другой мир. Что бы сказали люди моего века! Хотя, о чем это я? Их бы прямо здесь хватил удар. Думаю, он бы хватил и меня, не будь я уже мертв. Знаешь, в свое время я высказывал весьма смелые идеи, за которые и поплатился после, но это… сказать бы, что плод моей фантазии, да только фантазии такой нет… Это просто невероятно. Невероятно восхитительно. Спасибо, Джек.
Лир усмехнулся, махнув рукой.
– Ночь только началась. Это далеко не все, чем может покорить этот мир. Мы так поразительно отличаемся от них. Но знаешь что? Кое в чем мы все-таки похожи, – он подался вперед, чуть прищурившись. – Никто в этом мире не знает его до конца. Он пугает и завораживает всех до единого, – улыбнувшись, он откинулся на стуле, закрывая глаза. Тут же перед ними появились две дымящиеся кружки. Джек обнял одну из них ладонями, вдыхая полной грудью аромат. – Ненавижу запах мяса и всего, что с ним связано. Но кофе сводит меня с ума. А кофе с корицей и ромом – тем более. Порой я просто всю ночь сижу вот так, грея руки и невольно подслушивая чужие разговоры. Люди так изменились. Могли ли наши предки о таком мечтать?
Увидев внимательный, но несколько настороженный взгляд Пауля, Джек вздохнул и сказал:
– Ну спрашивай уже, я же вижу, что ты хочешь.
– Как это случилось?
– Я этого не хотел. Сомневаюсь, что кто-то сознательно выбрал бы подобную жизнь, – последнее слово он буквально выплюнул. – Родился и вырос я в Румынии. Тебе вот сейчас смешно, но тогда… едва ли это можно было назвать слишком хорошим местом для жизни. И да, рассказы про Дракулу – глупые, глупые сказки. Я был четвертым сыном простого рабочего, так что речи о каком-то наследстве или состоянии просто не было. Тогда были другие времена. Ну, тебе-то не знать? Хотя нет, ты не знаешь. Ты был целым сенатором. Я работал с отцом и братьями с утра до позднего вечера, хватался за любую работу, чтобы хоть как-то прокормить семью. Под семьей я подразумеваю маму и двух жен братьев. У меня и у Августа своих семей так и не вышло. Жалею ли я сейчас? Нет, не думаю. Так им было легче пережить мою потерю. Я не помню своего настоящего имени, а фамилия стерлась в истории. Джеком меня назвал тот, кто меня создал. По ошибке, надо сказать. Мне было 27, и я умирал.
Замолчав, Джек посмотрел в чашку, собираясь с мыслями. Воспоминания тяготили его, открывали старые раны, будоражили душу. Но он хотел все вспомнить. Хотя бы сейчас.
– У нас была безумная соседка. Ее сын странствовал, чем она не уставала гордиться, а когда вернулся через шесть лет, то оказалось, что был уже болен. Так в нашем поселении появилась чума. Ее бы могло избежать много людей, но они умирать одни не собирались. Заразив собственную собаку, эти нелюди скинули ее в наш колодец. Я узнал об этом очень поздно. Слишком поздно. Видишь ли, я любил воду в своей смертной жизни, мог пить ее взахлеб. У нас всегда стояла чаша с ней на кухне. А я тогда пришел с жаркой улицы и буквально в два глотка осушил ее до дна – хорошо же, только с колодца! Увы, на его дне уже разлагалась собака. К счастью, нам сказали уже к вечеру, так что никто еще из моей семьи не успел отравиться. А я не стал дожидаться своего конца. Той же ночью я собрал свои скудные пожитки, попрощался с отцом и ушел в больницу. Думаю, именно тогда я и умер для них. Даже не знаю, пытались ли они искать мою могилу после. Нет, наверное. Это было глупо – таких как мы просто сжигали в общей куче.
Когда я пришел в больницу, то никто особенно-то и не удивился. Здесь все были такие. Я не услышал ни слов укора, ни слов жалости – мне это и не нужно было. Мне молча кивнули на свободную койку, и я занял ее. Рядом со мной умирал сын богатого аристократа. Он плакал каждую ночь, то умоляя смерть забрать его, то заклиная оставить. Может быть и мне стоило умолять?
Однажды вечером он особенно долго плакал. А потом в раз замолчал и обмяк. Как потом оказалось, бедняга перегрыз себе вены и истек кровью. Пойми меня правильно, вонь стояла невыносимая, а до изобретения свечей еще долгих 200 лет. Ночью была абсолютная темнота. Пока все спали, я перетащил его на свою кровать, а сам лег в его. Никто не заметил. А я не спешил сообщать.
Пауль поморщился, а потом все-таки спросил:
– Но зачем?
Джек выгнул бровь, с усмешкой глядя на него. Разведя руками, он поджал губы.
– Когда ты всю жизнь питаешься объедками, возможность хоть раз позавтракать как аристократ прельщает. Ему это уже не нужно было. А они не слишком-то различали нас. Он тоже был черноволосый, только чуть выше. Поверь, этого было достаточно. Тогда мне казалось это хорошей идеей. Но лучше бы я никогда этого не делал. Вот сейчас мы и подходим к самой интересной части моего рассказа.
Именно в ту ночь пришел Он. Он был его дядей, кажется. Он принял меня за Джека. Да, его звали Джек. Я не успел даже ничего сообразить, как меня прижали к кровати, а после только почувствовал, как лопается артерия на шее и по груди течет горячая кровь. Я почти отключился, когда почувствовал на губах его кровь. Когда она хлынула мне в рот сплошным потоком, я видел образы, воспоминания. А после… после была боль. Такая, что живому ее не выдержать. Мне казалось, что я кричу, вырываю из груди сердце, но я просто лежал. Меня буквально парализовало. А когда я очнулся, уже все было кончено. Не знаю, почему он не убил меня еще в момент, когда распорол артерию – он ведь уже понял, что я – это не он. А после обращения законы не позволили. Я был новорожденным вампиром, который даже не понимал, что он такое. Но он соизволил меня просветить.
«Отныне ты дитя ночи. Ты не должен был рождаться сегодня. Ты это знаешь. Как и я знаю твои мотивы. Что ж, завтрак ты выиграл, вот только не тот, что рассчитывал. Отныне ночь – твой лучший друг, а день испепелит тебя. Что ж… может это и к лучшему».
А потом он исчез. Я так и не понял, что он имел в виду, когда говорил «к лучшему». Наверное, надеялся все-таки, что я сгорю. Этого, к сожалению, тогда не произошло. Я быстро понял, кем я стал, хотя и с дикими криками на следующий день выбегал под палящим солнцем. Я должен был сгореть, но вместо этого я закопался глубоко в землю, туда, где смертоносное солнце не смогло меня настигнуть. Но следующая ночь… она была моя.
Джек помолчал некоторое время. Перекатив кофе по стенке чашки, он продолжил:
– Больше, если честно, нечего рассказывать. Вот так я вампир уже более четырехсот лет. Встречались ли мы с ним после? Нет, к счастью. Не думаю, что это была бы приятная встреча для нас обоих. И уж точно не гарантирую, что не убил бы его прямо там.
Некоторое время они молчали. Джек думал о своем, а Пауль раз за разом прокручивал в голове его историю. Если бы у него были волосы, то они бы точно стали дыбом. Мог ли он подумать о таком, когда двести лет назад этот самодовольный юнец потревожил его покой, стремясь найти в склепе убежище? Едва ли. Оставалось только радоваться, что он просто не уничтожил тогда Джека, не усыпил его и не выкинул на солнце. Жалко стало – уж сильно мальчишка на собственного сына был похож. И сейчас хотелось его как-то успокоить, обнять, сказать… а что сказать? Впервые за свои семьсот лет Пауль не мог найти слова. Джек, заметив его состояние, отодвинул от себя тарелку с десертом, в котором лениво ковырялся.
– Не нужно, Пауль. Я то, что я есть. Мне не нужна жалость, никогда не нужна была. Как бы там не было, я жив и умирать больше не собираюсь. Знаешь, не случись это, я бы не смог понять многие вещи, которые сейчас мне кажутся простыми. И от того особенно прекрасными. Посмотри на них, – Джек повернулся в сторону посетителей, подпирая рукой подбородок. – Они ведь такие разные. От одного так и пахнет смертью, что буквально стоит за его спиной, а другие… – он махнул в сторону девчонок, – так и кипят жизнью. Они боятся своего будущего, а он ждет конца. И смерть к нему придет как добрая подруга. Он возьмет ее за руку, а пойдет с ней в лучший. А что они? Они проживут долгую и счастливую жизнь. Возможно, кто-то из них сделает величайшее открытие. А кто-то станет просто хорошей мамой. Может быть, не все будет идти гладко, может быть их ждут серьезные испытания, но они будут жить. Когда мы придем с тобой сюда в следующий раз, возможно они будут похожи на того деда. А может быть, мы увидим здесь их внуков. И, знаешь, я хочу это увидеть. Хочу им улыбнуться. Хочу знать, что у тех двух девочек, что мы сегодня спасли, в конце концов все хорошо.
Переведя дух, Джек добавил несколько тише: