– Да. Я не доставлю проблем.
Подземный ход скрывался за одной из резных стенных панелей. Сначала мы долго шли вниз по узкой лестнице, потом ещё дольше – по широкому коридору, сменившемуся ещё одной длинной лестницей.
– Подождём здесь. – Ампелае уселся возле стены. – Торчать в транзиттоло глупо, а под землёй нас никто не найдёт.
Я прислонилась спиной (точнее, связанными руками) к прохладной земле. Вывернутые суставы неимоверно ныли, но я не хотела давать мучителям лишний повод для издевательств.
– Глянь, стоит у стеночки, словно из благородных. Что, боишься, если ляжешь – не сдержимся?!
Я молчала, скромно опустив голову. Пусть говорят, что хотят. Скоро, скоро всё поменяется. Интересно, что именно Балдассаро наплетёт дяде?
Время шло: всё сильнее ныли суставы; саднило кожу в тех местах, где её натирал железный обруч; ноги затекли и временами дрожали. Солдаты дожа сидели вокруг меня, не шевелясь, но и не теряя бдительности: когда я проверки ради слегка наклонила голову, все трое моментально уставились на меня.
– Пора. – Ампелае поднялся, потянулся, разминая руки и спину. – Пока дойдём, энергии как раз будет достаточно.
И мы двинулись вверх по лестнице. Интересно, Балдассаро уже прибыл в Новую Венецию?
Транзиттоло, в который мы переместились, был тёмен и пуст. И немного меньше, чем тот, который использовал Доменике. Но почему? Мы переместились не в столицу?
– Стерегите её. Я пойду, узнаю, куда её вести.
Ампелае ушёл, а его товарищи встали с двух сторон от меня.
– Эй, землянка, ты там не падаешь? Может, тебя поддержать? Ты же не скажешь ничего нашему другу дожу?
К счастью, обошлось только словами – ублюдки пока ещё чтили приказ дожа и своего командира.
– Ведём её прямиком в зал суда. Там Большой Совет и Совет Двадцати уже в полном составе, слушают показания Балдассаро. Приказали поторопиться.
Отлично. Значит, мы разберёмся с этим недоразумением прямо сейчас. Хотелось гордо вскинуть голову: я убила Доменике, освободив вас от тягот дальнейшей войны; я принесла вам знания, которые смогут или вернуть магию или улучшить её использование. Мою силу признал даже Доменике – а чем иным могло быть его предложение свадьбы? Моё прибытие было предсказано, и вот, оно свершилось. И судьба вашего мира изменится.
Но я, на всякий случай, сделала с точностью наоборот: склонила голову и ссутулилась, насколько это позволяли связанные руки. Пусть увидят скромную землянку, не осознающую ни своей силы, ни своих заслуг.
Мы пришли в огромный круглый зал, построенный наподобие университетской аудитории: у дальней стены – деревянные сиденья, амфитеатром поднимающиеся к стенам; в центре – две кафедры. Кажется, до нашего появления шёл какой-то спор: из-за закрытой двери были слышны сердитые голоса, но всё стихло, стоило нам войти. Я быстро оценила обстановку: лица злые, но, кажется, эта злость направлена не друг на друга. За одной из кафедр стоит Балдассаро без рубашки, но, вроде как в штанах. Вторая кафедра свободна. Она предназначена для меня.
– Синьоры, вы как раз вовремя. Сейчас проведём очную ставку, окончательно определим степень виновности или невиновности сына славного рода Анафесто, и на сегодня заседание можно будет заканчивать. – Вёл заседание кто-то из сидящих в первых рядах, но кто именно – я так и не успела понять. Вопреки моим ожиданиям дож скромно сидел на краю высокой скамьи, и в процесс не вмешивался. – Развяжите землянку, и пусть она займёт своё место за кафедрой.
Сохраняя позу «Damsel in distress[22 - Дева в беде, обычно является молодой и привлекательной женщиной, терзаемой ужасным злодеем или монстром и ожидающей героя, который её спасёт.]» (склонённая голова, опущенные плечи, медленный шаг), я прошествовала к кафедре, поднялась по трём ступенькам, и замерла, ожидая дальнейших распоряжений.
– Итак, Балдассаро Анафесто, вы утверждаете, что служили мятежнику и предателю Доменике Орсеолли исключительно по принуждению. Верно?
– Да, господин председатель Совета Двадцати.
– Тем не менее, вас всё-таки подвергали неоднократному избиению ремнём и хлыстом, связыванию и всяким другим издевательствам?
– Да, господин председатель Совета Двадцати. Вы можете убедиться в правдивости этих слов, взглянув на мою спину.
Да что же я там такое натворила? Да, я помню, что в этот раз била сильнее, чем обычно. Но крови, кажется, не было! А они говорят о повреждениях Балдассаро таким тоном, словно ему ударов пятьдесят кнутом отсчитали.
– Совет ознакомился с вашими повреждениями, Балдассаро, и весьма сожалеет о том, что вам пришлось терпеть такие издевательства. Теперь вернёмся к допросу: вы утверждаете, что издевалась над вами прибывшая с Земли женщина по имени Тривия, ученица Доменике Орсеолли?
– Да, господин председатель Совета Двадцати.
Давным-давно, читая классику, я не всегда могла представить себе состояние «словно земля ушла из-под ног». И только теперь, услышав, как меня предаёт не возлюбленный, нет, но всё же близкий человек, я поняла смысл этого выражения.
Я никогда не питала иллюзий насчёт Балдассаро: он точно также, как и все, снисходительно-брезгливо относился к негуманоидным созданиям и не ценил жизни незнакомых или слабых людей, но… Как он мог так поступить со мной?!
– Тривия, вы подтверждаете слова Балдассаро Анафесто?
Теперь председатель обращался ко мне. Я слышала его слова; видела, как шевелятся его губы; но смысл сказанного не доходил до меня.
– Зачем вы её спрашиваете? Вы посмотрите на её лицо, на нём же всё написано!
Я вцепилась руками в кафедру, надеясь, что ощущение шершавости дерева вернёт мне ясность мышления.
– Суд не может руководствоваться столь эфемерными соображениями. Тривия, отвечайте на заданный вопрос!
– Да, господин председатель Совета Двадцати. Я признаю, что издевалась над Балдассаро Анафесто. Но я также хочу заявить, что делала это исключительно из лучших побуждений, и прошу выслушать меня. И я готова принести извинения Балдассаро Анафесто.
Я бы многое отдала за возможность предоставить судьям видеозапись с твоими «мучениями», ублюдок. И я обязательно отомщу тебе, несчастный пленник бешеной землянки. Но не сейчас – сейчас мне нужно произвести хорошее впечатление, нужно, чтобы меня выслушали. И если ради этого нужно извиниться – я извинюсь.
– Говорите.
– Моё имя С-веттта-лана Раева, да-да, та самая «мягкая, словно шерсть, и твёрдая, словно гора». В своём мире я была…
Спасибо занятиям с Женевьевой и Антонио – разжёвывать сложные земные понятия я умела прекрасно. Простыми словами я рассказывала о том, как пришла на Террину и сразу же оказалась в руках Доменике, как старалась уменьшить потери среди мирного населения. Потом я заговорила о том, какими земными знаниями обладаю, о своих догадках о природе магии и о том, почему она может исчезать. Я умолчала об Огненном Черве и войне с ящерами, но сказала, что есть некоторые предположения насчёт того, как вернуть магию, и я с удовольствием обсужу их с достопочтенным Фредерике Моста. Когда я закончила говорить, в зале стояла поразительная тишина. Казалось, все взгляды обращены на меня.
– Балдассаро Анафесто, как человек, проведший много времени в непосредственной близости от Доменике Орсеолли, можете ли вы подтвердить хотя бы что-то из сказанного? – До этого голос председателя был спокоен и сух, но теперь в нём явно слышалось волнение. Я мысленно поздравила себя с победой.
– Господин председатель Совета Двадцати, мне неизвестно ничего о жизни Тривии на Земле и о тех тайных знаниях, о которых она говорила. Но я ни единого раза не слышал, чтобы её называли С-ветта-лана и как-либо связывали с известным пророчеством Меноккио.
Вот и всё, Света. Не той крови напился ящерский нож.
– Отведите Тривию в башню Правды. Позднее мы допросим её о делах преждевременно скончавшегося Доменике Орсеолли.
Башня правды впечатляла: узкая винтовая лестница , заканчивающаяся высокой овальной дверью; несколько комнат, обставленных с кричащей роскошью; шикарный вид на залив, открывающийся из огромного окна. На столе – стеклянный графин с чистой водой и две деревянных чаши. По земным меркам – практически средний номер в дорогой гостинице.
Поначалу я думала, что весь день буду составлять планы и продумывать дальнейшую стратегию. Но с каждым часом мне всё сильнее хотелось есть и спать, а особого материала для размышлений не появлялось (думать о Балдассаро я себе запретила). Тогда я решила, что дать отдых телу и разуму правильнее, чем мучить себя, десятки раз гоняя по кругу одни и те же мысли.
– Вставай! Тебе пора ответить на несколько вопросов.
Как хорошо, что я спала, не раздеваясь, только сапоги сняла. Коренастый мужчина в белом восточном халате ворчал сквозь зубы, пока я обувалась, но всё же не торопил меня.
– Куда ты ведёшь меня?
Мы шли вниз по той же лестнице, по которой поднимались. Но поворот в зал суда пропустили, как пропустили и ещё несколько поворотов, выходящих в ярко освещённые коридоры.
– В зал Правды. – Сопровождающий, отстающий от меня на одну ступеньку, непонятно хихикнул и добавил. – Ты же любишь говорить правду, землянка?