Новый мир. Трансформация

Мы с Балдассаро успеем.

Поужинав, я начала подготовку: изменила спинку моей походной кровати так, чтобы на цельной доске изголовья появились прорези, достала из походного мешка кусок чёрной ткани и припасённые верёвки. С созданием предметов, точная формула которых мне неизвестна, дело так и шло ни шатко, ни валко, поэтому верёвки я делала из местной волокнистой травы. Они ещё и пахли приятно.

Раньше я не экспериментировала с одеждой, разве что щекотала нервы Балдассаро последними достижениями земной бельевой моды. Но это раз требовал особого наряда: красное платье с узким лифом и длинной юбкой с двумя доходящими до бёдер разрезами, широкий пояс-корсет, высокие сапоги на каблуках. Хорошо, что кожей и тканью я запаслась ещё в Виадотте, и теперь могла экспериментировать с одеждой, как заблагорассудится. И – на сей раз – никакого белья.

– Госпожа… – Под потолком разливался мягкий рассеянный свет. Я ждала Балдассаро в походном кресле, играя коротким хлыстиком. Хлыстик этот, кстати, принёс сам Балдассаро, но пользовалась я им редко – боялась, не рассчитать силу удара. Ремнём было как-то привычнее и понятнее. Тем более, было нечто особо возбуждающее в том, что чтобы пороть раба его же ремнём.

– Приветствуй меня, как положено.

Он приблизился, встал на одно колено (такая поза мне нравилась больше), прикоснулся губами к обнажённому колену, и так замер. Ну да, раньше я была либо босиком, либо в туфлях, и схема действий была понятна.

– Целуй сапог, сверху вниз. Дойдёшь до носка – снимешь.

Да, с точки зрения тактильных ощущений, сапоги не самая удобная обувь. Но как волнительно наблюдать за тем, как Балдассаро прикасается губами к грубой чёрной коже.

– Я передумала. Займись лилией.

За несколько встреч Балдассаро запомнил особенности моего тела, и поправлять его приходилось реже. Но хлыстик я всё равно крутила в руках: сейчас раб ещё в рубашке, и использовать игрушку по назначению можно будет, не опасаясь повредить кожу.

– Ниже.

Удар. Хлыстик прошёлся по правой лопатке Балдассаро, слегка смяв тонкую белую ткань.

– Ещё ниже. Нежнее. Сильнее надавливай.

Раб исправился, но я всё равно ударила его ещё два раза – чтобы не распускался.

– Положи гранталл и ремень на стол и раздевайся.

Есть определённый смысл в том, чтобы позволять ему раздеться только после того, как он выполнит свою первоочередную задачу: так я получаю и физическое и эстетическое наслаждение одновременно. Когда Балдассаро избавился от белья, я удовлетворённо кивнула: раб получает от происходящего не меньше удовольствия, чем я.

– Молодец. Теперь ложись на кровать, на правый бок. И сразу сожми руки и вытяни их вверх.

Я дожидалась, пока он выполнит приказание, постукивая по сапогу хлыстиком. Затем взяла верёвку, повязку и наклонилась над кроватью.

– Приподними голову.

Чёрная ткань легла на глаза Балдассаро, отрезая его от и без того скудного света. Когда верёвка скользнула по его сложенным рукам, раб непроизвольно дёрнулся.

– Не беспокойся, тебе понравится то, что я приготовила на сегодня.

Кусок гранталала, который принёс Балдассаро, был идеален: тонкий, длинный, с закруглёнными концами. Мне даже не пришлось придумывать что-то со смазкой – только разогреть металл до температуры человеческого тела.

В первые мгновения Балдассаро напрягся, но я была аккуратна, но настойчива, и быстро сообразила, что свободной рукой нужно стимулировать более привычные места. Так что Балдассаро уходил из моей палатки довольным и опустошённым, с шальной улыбкой на лице.

Прибрав последствия наших развлечений, я разделась, легла в кровать и прикрыла глаза, готовясь к возвращению кошмаров.

– Так ты специально раздобыла мне рыбу, чтобы я был занят? – Шива проскользнул в палатку, тихо мрякнув, запрыгнул на кровать. – Могла бы и просто попросить. Но рыба была вкусная.

Котёнок улёгся вокруг моей головы, погрузил лапки в волосы и уютно замурчал.

Кошмаров в эту ночь, как и в прошлую, не было. Кажется, жизнь потихоньку налаживается.

Сияние

– Разведка доносит, что вчера горожане весь день готовились к празднику. Никаких войск в городе нет, и их прибытия не ожидают.

Доменике скрестил руки на груди, глядя куда-то между мной и Балдассаро. Судя по лицу моего «учителя», он был чем-то очень доволен: лёгкая полуулыбка, светящиеся самодовольством глаза. Неужели его настолько обрадовало сообщение разведки?

– Я уже говорил и повторю ещё раз: моя дядя не слабоумный и не юродивый. После Гранталловой Долины нам больше некуда идти кроме Чьямонты.

– Мы можем свернуть на юг и двинуться морем к Новой Венеции. Можем для начала разобраться с поселением крылатых, потом – морем к Новой Венеции.

– А корабли ты, конечно же, создашь. – Балдассаро ехидно фыркнул. – Сожжёшь себе разум, как тот Скандела, но отправишь армию прямиком к Новой Венеции, минуя Чьямонту и Лагсале. Доменике, из нашего нынешнего положения есть только одно разумное направление. И Фредерике это прекрасно понимает.

– Допустим, ты прав. И что из этого?

– То, что горожане просто не могут спокойно готовиться к празднику, когда почти у городских стен стоит армия мерзких ящериц! Даже в Чьямонте! Даже в день Сияния!

Балдассаро вскинул руки вверх, словно призывая розоватое предрассветное небо в свидетели своей правоты.

– Именно в Чьямонте и именно в день Сияния – могут. И потом, как ты тогда объяснишь, почему они всё-таки спокойно готовятся к празднику? Мои источники не могут ошибаться. – Балдассаро пожал плечами. Я тоже молчала, с удовольствием наблюдая, как самодовольство покинуло лицо Доменике, сменившись лёгким раздражением. – Если более разумных возражений нет, слушайте план…

Мы двинулись к Чьямонте с рассветом: моя тысяча ящеров, пятьдесят бенанданти Балдассаро и Шива. Сначала я хотела оставить Шиву с Женевьевой, не желая стать причиной ранней и бесполезной гибели малыша (сейчас ему было четыре месяца, и Шива уже догнал размерами моего Конкистадора). Но котёнок гневно мяукал, укусил меня за ухо и заявил, что Женевьеве придётся посадить его в железный ящик, ибо кот-хранитель обязан быть рядом со своим бенанданти. Вспомнив собственные рассуждения о том, что местные крылатые коты – существа, не менее разумные, чем люди, я смирилась.

Между Ущельем мира и Чьямонтой два макаветте[21 - 1 Макаветте равен 1000 каветте] ровной, как бумажный лист, земли, кое-где поросшей низкорослыми кустарниками и подушками сочной зелёной травы. С одной стороны, это очень хорошо для нас – если Балдассаро прав, и дож пошлёт армию на защиту Чьямонты, то они никак не смогут напасть на нас из засады.

С другой стороны – нас будет прекрасно видно с городских стен, едва между армией и городом останется меньше трёхсот каветте. А это означает, что приступить к воплощению плана Доменике придётся как минимум в пятистах каветте перед Чьямонтой.

Всё же интересно: почему Доменике настолько доверяет своим информаторам, что готов проигнорировать логичные рассуждения Балдассаро? Или я в чём-то прокололась, и Доменике решил так элегантно избавиться от меня? Или в чём-то прокололся Балдассаро, а мне безраздельно доверяют и хотят, чтобы я за ним проследила? Или же наше парное предательство каким-то образом раскрыто?

В любом случае, мои шансы выжить, если расчёт снова был неверен и в Чьямонте нас ждут отборные отряды дожа, крайне малы.

– Как празднуют День Сияния в Чьямонте?

Думать о чём угодно: о текущих по улицам багровых винных реках, о сдавленном стоне Балдассаро в нашу прошлую ночь, о вкусе маленьких булочек с джемом, поданных поварами в качестве дополнения к завтраку. Только не о том, что прогулочная атака вполне может оказаться настоящей, и мне снова придётся убить, чтобы выжить самой.

– Обычно утро начинается с возлияния. В нём участвуют все члены семьи старше десяти лет. В десять утра от храма начинается карнавальное шествие. Маски такие же, как в день Обручения, можно и что-то своё придумать. В карнавале участвуют все жители города, даже младенцы. Их наряжают фруктами, обычно виноградом. – Я фыркнула, представив, как духи воды и земли несут на руках белые и красные виноградины, увенчанные головами малышей. – А, костюмы самим делать не принято, их заказывают в скуоле портных. Ну, как и всегда, в принципе. Карнавальное шествие ни на минуту не прекращается – пьют на ходу и только вино, есть нельзя до того, как разведут костёр. Когда Солнце начинает садиться, начинается вечер Свечей. Не совсем свечей, конечно… – Балдассаро скривился. – В общем, свечами называются поленья, из которых будет сложен костёр. И каждый должен самолично, руками, добыть это самое полено, и принести его к костру. Обычно парки вырубают целиком. Бессмысленная традиция.

– И после всего этого Солнце должно усиливаться?

Не, мистическое мироощущение, это, конечно, понятно, но не до такой же степени.

– Доменике в это верит. Я – нет. Ну и остальные также. Кто-то просто радуется лишнему празднику.

– Но ты тоже ощущаешь, что энергии становится больше?

– Нет. И никто из моих родственников не ощущает. Бессмысленная традиция.