Лето нашего детства

Лето нашего детства
Анна Стремнева

Жизнь как есть вокруг нас, а мы есть не только, чтобы есть. Еж в трубе и из трубы… На тележках из супермаркета до Капри… Коробочка от духов в подарок от ВДВ… Обновка взаймы для покорения звезды… Через черный ход к счастью – финт от центрфорварда… От сплина за стеклотарой… Прораб-Саша-Доктор-Валя… Есть ли у кролика жена в лесу?.. К музам и грациям от сохи б забраться нам… Если дети – цветы жизни, то почему их только трое?! Эти истории действительно произошли или, по крайней мере, непременно должны были случиться.

Анна Стремнева

Лето нашего детства

Лето нашего детства

Конец июля. Город. Каникулы. Дни тянутся длинно-замечательно, скучно-жарко. Подъем как получится. Просыпаюсь от звонка телефона. Приходится встать. Не открывая глаз, нашариваю комнатные тапки. Шагаю в соседнюю комнату. Поднимаю трубку и слышу голос Василия:

– Я приду.

– Давай.

Солнце бьет своими бесстыжими лучами сквозь шторы по паркету и заглядывает из кухни через застекленную дверь.

На улице “шум моторов, шорох шин”[1 - “Шум моторов, шорох шин – мчатся тысячи машин” – из стихотворения “От кареты до ракеты” Сергея Владимировича Михалкова, “подарившему” детворе эпического Дядю Степу, а Советскому Союзу и Российской Федерации – слова государственных гимнов.], свистки и скрежет. Жарко. Серо-зеленые тополя столь же бодры как новогодние елки числа этак 15 января. Воздух полон пыли. Пахнет бензином, асфальтом.

Туалет, зубная щетка, чайник, звонок в дверь. Открываю. Василий стоит равнодушно спокойный. Пахнет первой сигаретой и холодным аммиачно-хлорным подъездом. Он проходит, садится в кресло и углубляется в какую-то печатную страницу (газету, журнал, а может быть отрывной календарь- “брусок”). Василий мой проверенный “through thick and thin”[2 - “Through thick and thin” (англ.) – идиома, соответствующая русским выражениям “в богатстве и бедности”, “горе и радости”, “сквозь огонь и воду”.] друг. Наши половые гормоны в полном равнодушии друг к другу и поэтому мы можем быть абсолютно правдивыми, не надо притворяться, стараться быть лучше или хуже. Не надо казаться умнее, красивее, благороднее, честнее…

Завтрак: котлета, картошка, сырники-пяточки, чай – все, что оставила мама на кухонном столе.

Теперь можно постоять под душем и одеться.

Одеваюсь. Юбка – кусок клетчатой ткани 15 см, футболка “воблипку” и сабо. Да-да сабо, производство Венгрия-Чехия или что-то там. На настоящем деревянно-пластиковом ходу и рыжевато-кожаные сверху. Совсем такие, как носят там!.. там… там – за границей.

Планов у нас нет, но есть установленный за несколько дней порядок… Начинаем сбор вещей: книга Анн и Серж Галон “Анжелика”[3 - “Анжелика” – серия из 13 книг французской писательницы Анн Голон о красавице-авантюристке, ищущей по всему миру приключений на свою белокурую головку в эпоху, когда Францией правил очередной “веселый король” – Людовик XIV. Романы об Анжелики, легли в основу знаменитой экранизации (в роли главной героины – Мишель Мерсье) и были чрезвычайно популярны в Советском Союзе.], попавшая ко мне на неделю по милости двоюродной сестры, пачка “ТУ-134”[4 - “ТУ-134” – марка болгарско-советских сигарет, на этикетке которых лихо набирал высоту одноименный реактивный пассажирский лайнер – новая на тот момент гордость “Аэрофлота” (в эксплуатации с 1967 года).] и кулек семечек. С этим “нехитрым скарбом” движемся в парк. Там еще не исчезла утренняя прохлада. Цивилизацией пахнет только центральная аллея и площадка-молодняка, где мамаши выгуливают своих народившихся чад и хвастают своими “писклявыми” нарядами и гэдээровскими колясками. Мы направляемся к аллее, которая проходит параллельно главной и состоит из выдолбин, кусков асфальта и битых бордюров. Она скрыта от посторонних глаз неухоженными кустами, полудикой травой. Здесь можно, погрузившись в чтение, перенестись в замок Людовика XIV или в живописно-жутковатые трущобы Парижа за компанию с неотразимой маркизой Анжеликой, брутальным Жоффреем де Пейраком и красавчиком Николя.

“ Анжелика считала, что ей очень повезло с жемчугом этим. Ей и в голову не приходила ни одна из тех подспудных мыслей, которые обычно появляются при совершении такого рода тщеславных и очень экстравагантных сделок. Анжелика как безумная смотрела на драгоценности, лежащие в бархатном футляре на ночном столике. Ненасытное желание обладать всевозможными изысканными и дорогими вещами преследовало ее всю жизнь. Это было вознаграждение за годы лишений, выпавшие на ее долю. Хвала небесам, эти годы остались позади, и у нее много времени впереди, чтобы окружить свою юную красоту небывалыми драгоценностями, роскошными одеждами, прекрасной мебелью и богатыми гобеленами, созданными руками лучших художников…”[5 - “Анжелика и король” Пер. c фр. П. П. Агапов. Соваминко (Рига). Филиал, 1990 г.] – я читаю вслух и представляю себя если не самой Анжеликой, то уж точно исполнительницей ее роли в популярной кинотрилогии. Василий поплевывает семечки, слушает, иногда чтение прерывается перекуром. На этой “версалевской” лужайке не надо было опасаться криков особо-нравственных теток и противных пожилых мужиков о нашем безобразном поведении, заключающемся в чтении французского романа, куреве и моей “неприличной” юбке.

Так лежучи-сидючи проходит два-три часа. Воздух в парке накаляется и становится однородным по составу с воздухом города. Мы выдвигаемся к дому. Время было “послеперерывное”, то есть началась вторая половина дня.

Идей особенных не было, да и по домам идти особенно не хотелось, и ноги сами собой забрели в посудо-хозяйственный магазин. Зачем? Почему? Неизвестно.

Магазин занимал весь первый этаж сталинской пятиэтажки. Стены и колонны его “внутреннего убранства” украшала лепнина в стиле героики строителей светлого будущего – отбойные молотки, пальмовые ветви и фруктово-ягодные композиции. Улица шла под уклон, и магазин, следуя неумолимой прихотливости рельефа, представлял собой череду террас-отделов, связанных каскадами блестящих каменных ступеней. Половая плитка была сделана на совесть – с соблюдением всех предусмотренных технологических процессов, была прочна и отполирована покупателями и продавцами до состояния паркета во дворце Тюильри[6 - Тюильри – французский королевский дворец в центре Парижа, возведение которого начато в 1564 году. До завершения строительства Версаля Тюильри служил резиденцией Людовика XIV, большая часть строений была разрушена во время Парижской коммуны (1871 г.).]. На прилавках царил образцовый порядок, весь ассортимент товаров разделялся на четкие видовые группы. Сразу за входной дверью наиболее освещенную торговую площадь занимали всевозможные емкости. Здесь красовались оцинкованные и эмалированные ведра, алюминиевые и чугунные кастрюли, умывальники в форме вымени с соском (незаменимые устройства для поддержания гигиены в условиях дачно-деревенского образа жизни). Второй зал-террасу занимали краски масляные в больших и малых железных банках, олифы, растворители и несколько видов кисточек и щеток. На самом “нижнем” уровне находился отдел электротоваров, где покупателей встречали торшеры, люстры, настольные лампы, а также ряды мраморных светящихся сов, лягушек и грибов. Поглазев на этих светящихся представителей флоры и фауны, мы последовали наверх по блестящим бело-желтым ступенькам к верхней “террасе” мимо полок с коричневыми глиняными вазами, хрустальными пепельницами и чеканками “летучих голландцев”.

Покупателей не было. Обширное пространство разграфленного на “шахматно-шашечные” клетки пола, провоцировало к выкобеливанию. Я скользила и делала самые замысловатые па на своих сабо как заправская фигуристка. Продавщицы – суровые члены жюри, не оценили мое мастерство, и пришли в тихий гнев.

Мы остановились около одного широченного стеллажа и уставились на его содержимое, уподобившись девочке Жене из сказки “Цветик-семицветик”: “Идет, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает…”[7 - Сказка “Цветик-семицветик” (1940 г.) написана Валентином Петровичем Катаевым, советским писателем, поэтом и киносценаристом, героем Соцтруда (его родной брат – Евгений Петров в соавторстве с Ильей Ильфом “подарил” нам дилогию о похождениях неподражаемого Остапа Бендера).].

На витрине блестели стаканы и рюмки нескольких видов, пластмассовые вазочки, пепельницы и стеклянный набор для специй. В наборе было пять предметов из фигурного стекла с металлическими дырчатыми крышечками для соли, перца, уксуса, горчицы и хрена. Вся эта стеклянная компания громоздилась на крохотной платформе-подставочке с ручкой-держателем для переноски. Эта композиция очень напоминала компанию ферзей на одной клетке.

“Василий, зачем? Зачем, ты, взял в руки эту хрень? И крутишь зачем?” – думаю я снова и снова, хотя прошло столько лет!

Я делаю наиболее эффектное па, точь в точь как линдгреновская Пеппи[8 - Пеппи Длинныйчулок – героиня одноименной повести (1945 г.) шведской писательницы Астрид Линдгрен, девочка небывалой силы и самого непосредственного на свете темперамента, кроме того, она обладательница сундука золотых монет, лошади и ручной обезьянки – господина Нильсена.] в зажигательном танце с грабителями Карлом и Бломом, касаюсь рук Василия и… эти подлые “ферзи” в металлических кепках, вместе с подставкой летят на пол и… О чудо! Они все целы… кроме одного.

И вот мы в окружении волевых женщин гренадерского вида с каштаново-рубиновыми бабеттами[9 - Бабетта – прическа, в которой волосы укладываются в валик на макушке и частично на затылке, а отдельные пряди могут завиваться на лоб. Эта “конструкция” вошла в моду в СССР после выхода на киноэкраны фильма “Бабетта идет на войну” (1959 г.) с Бриджит Бардо в главной роли, носившей именно такую прическу.]. Их лица светятся улыбками укротителей змей. Какая радость снизошла к ним в этот миг!

– Платите, уважаемые, пять рублей за испорченный товар!

Ужас охватил нас. На двоих было 40 копеек мороженских денег[10 - По 20 копеек на брата – достаточно неплохие деньги на мороженное с учетом его ассортимента-стоимости в позднем СССР: 9 копеек – молочное (брикет), 11 копеек – эскимо на палочке, 19 копеек – пломбир (вафельный стаканчик).], оставленных нам родителями утром и не потраченных на сигареты, поскольку мы не были заядлыми курильщиками, и нам вполне хватало одной пачки на два, а то и на три дня.

Тетки зловеще гомонили и угрожали заточением в недрах магазина и привлечением правоохранительных органов за совершение столь тяжкого преступления. Такие перспективы привели нас в ступор страха и осознание безысходности своего положения. Поэтому мы честно сообщили “пострадавшей стороне” об имеющейся в наших карманах наличности.

И тут одна из “милых” женщин-продавщиц увидела часы на руке Василия.

– Залог оставляйте, молодые люди! – не терпящим возражений голосом молвила эта прошаренная тетя. Наметанный глаз ее не обманул. Ведь это же – Orient[11 - Orient, Seiko, и Citizen – марки часов “от туда” (японского происхождения), доступные отдельным гражданам (и категориям граждан) в СССР.]! Были такие фирменные часики от силы у десятка непростых пареньков нашего города. Стоил сей хронометр пускай и не заоблачно дорого, но самое главное его можно было достать либо по-дорогому, как фарцу[12 - Фарца – предмет так называемой фарцовки, подпольной перепродажи (спекуляции) труднодоступных, как правило, импортных товаров. Фарцовкой в СССР занимались люди, имеющий выход за рубеж или по долгу службы, контактирующие с иностранцами.], либо по большому блату через партноменклатуру[13 - Партноменлкатура – “теневое” название элитной прослойки населения СССР, имевшей особые привилегии (например, доступ к дефицитным товарам), на основании близости к партийному руководству.]. Василию часы достались по случаю, “так свезло мне, так свезло” как говаривал Шариков[14 - Шариков Полиграф Полиграфович – беспардонный человеко-пес из повести М.А. Булгакова “Собачье сердце”, неисчерпаемый источник народного фольклора, используемого по поводу и без такового.]. Попали они в подарок от дяди – капитана дальнего плавания, который навестил родную сестрицу, мать Василия, после двадцати лет непрерывного хождения по морям и по долам жизни. Ох, и захотелось одной из каштаново-рубиновых работниц торговли, заполучить эти непростые часики для своего сыночка – подростка прыщавого.

И тут будто бы апокалипсис наступил, и сил сражаться за свою свободу и независимость не осталось – Василий расстегнул защелку на браслете и протянул “Ориент” гренадершам.

– Вам три дня сроку – проворковали посудо-хозяйственные царицы, – а не принесете 5 рублей, оприходуем мы ваши часы в счет ценного набора для специй.

Стоим на пороге магазина. Спускаемся. Бредем. Шумит, шуршит, скрипит, бормочет на разные голоса улица. Лавочка. Закуриваем. Молчим. Мы не обвиняем друг друга, ведь нас объединяет дружба и общая свалившаяся беда – стокилограммовая сосулька в жаркий летний день.

Что дают нам три дня отсрочки? Ведь отсутствие часов не сегодня так завтра обнаружит если не мать Василия, то уж точно его сестра Вера. Она учится на четвертом курсе института, вся из себя правильная, староста группы, где учатся одни парни – мимо нее мышь не проскочит. А тут пропали часы – семейная ценность! Такое начнется!

Наш воспаленный разум рисовал картины Герники и Гибели Помпей одновременно[15 - “Последний день Помпеи” (1833 г., К. Брюллов), “Герника” (1937 г., П. Пикассо),– характерные художественные произведения, иллюстрирующие масштабные катастрофические события мировой истории природного и техногенно-политического характера. Названия этих картин стали нарицательными.]. Пять рублей – это целое состояние!

На день мы имели по 40 мороженно-лимонадных копеек при условии не покупки сигарет. Значит, 5 рублей мы соберем лишь недели за две при соблюдении условия режима жесткой экономии. Деньги же нужны уже сегодня – иначе обнаружится пропажа часов.

Где взять 4 рубля 60 копеек? Мы понуро брели домой, а день тем временем неспешно двигался на запад. Город забирался под покров теплого уюта летнего вечера. Нам приходилось, подобно героям русских народных сказок, уповать на интеллектуальное превосходство утра следующего дня.

Оно началось не по летнему расписанию рано. Беспокойство и неуют мыслей напрочь прогнали сладкий утренний сон, и мне оставалось лишь притворяться спящей до отхода мамы на работу.

Пришел Василий. Для начала мы перекурили на утренне-прохладной лестнице “между третьим и четвертым” и обсудили сложившуюся ситуацию. Единственный положительный момент – пропажа часов к счастью еще не была замечена даже отличницей Верой. Но дальше искушать судьбу не имело смысла. В головах у нас по большому и по малому кругу бегала одна мысль: “Где взять деньги?”

На холодильнике лежал “двадцунчик”. Василий тоже получил 20 копеек “на Пломбир”. С учетом вчерашней экономии этих копеек у нас уже было 80.

Нужно еще 4 рубля 20 копеек? Мысль пришла к нам практически одновременно. Бутылки! Сдать бутылки! Но наши родители были малопьющие, поэтому за плитой на кухне без суеты и давки стояли всего лишь три лимонадные бутылки, одна из-под минералки и одна водочная. Сдать все – будет пАлево. Решили взять три – доход составит 36 копеек.

Что делать дальше? У Василия дома сестра – идти сейчас к нему за бутылками нельзя. Пусть Верка уйдет на практику, на завод! А пока нужно думать…

И вот озарение! Банки! Трехлитровые банки – они всегда в дефиците. Их с удовольствием принимают в сдавалках. Стоимость их максимальная – 40 копеек за штуку.

Спускаемся в подвал. Фонарик тускло освещает полки, где вперемешку с помидорами, сливами, яблоками приткнулись пустые трехлитровые банки. Сколько взять? Ведь мама также как все хозяйки трепетно относилась к трехлитровкам.

Берем три трехлитровые и три литровые (по 10 копеек) банки. Всего на 1 рубль 50 копеек.

Город уже проснулся. Надо двигаться к Василию. Свернули во дворы. Решили прочесать детский садик – вдруг бабушки не забрали забытую молодежью ночью “пушнину”[16 - “Пушнина” – во времена СССР обиходно-народное название стеклотары, пригодной для сдачи за деньги в пункты приемы. Под категорию “пушнины” попадали, в том числе стеклянные бутылки из-под молока и кефира (0,5 л), а также 200 граммовые баночки из-под сметаны.]. Покурили в беседке и начали шарить в кустах. Удача! Одна из-под пивасика, другая мутная и грязная, в паутине и плесенью внутри, но совсем целая. Не до жиру, надо брать – это 24 копейки.

Наблюдаем за окнами Василия. По совокупным признакам Верка уже ушла. Действовать нужно быстро и слажено. Шесть бутылок стандартных и три молочных: доход составит 1 рубль 17 копеек (если что – “сдал на сигареты”).

Попутно вспоминается еще один источник денежных средств – завалившаяся в карманы мелочь! Добыча из старых курток, брюк, пальто составила 28 копеек. Сумма для выкупа часов была практически набрана. Остальное решили добрать по ходу дела.

А тем временем наши стеклянные “активы” необходимо еще обналичить. Грузим их в подвернувшуюся под руку хозяйственную сумку.

На улице суетится летний полдень. Остатки разнообразного содержимого из собранной стеклотары пролились на дно сумки и начали источать кисло-противный запах бражки.