Лето нашего детства

Далее марш-бросок к пункту приема стеклотары, который ютится между сараями, гаражами и помойкой. Перекосившаяся вывеска, синяя на желтом фоне, информировала о существовании заветного учреждения и режиме его работы.

У пункта приема кублятся клиенты. Компанию возглавляла троица жаждущих похмелья персонажей, держащих три пустых бутылки – как раз на одну, полную пива. Еще была энергичная тетенька с двумя десятками тщательно помытых и даже очищенных от этикеток бутылок – результат празднования какого-то торжества. Поодаль стоял дяденька с мутной трехлитровой банкой и двое мальчишек с несколькими разнокалиберными емкостями в руках – на мороженое.

В окошке пункта маячил силуэт особи женского пола. Сумрачное помещение освещала одинокая лампочка. Из окошка пахло свежей водкой, кислым пивом и чесночной колбасой. Силуэт деловито сортирует ящики, переставляет бутылки и банки по одному только ему ведомому порядку.

Начался процесс. Все собравшиеся получали свою заслуженную добычу, словно пираты при разделе сундука с золотыми дублонами.

Вот и мы у заветного окошка. Наши лица выражали тревогу и дискомфорт, однако внешний облик говорил об определенном уровне благополучия и благосостояния. Мы были явно не симпатичны хозяйке стекольной “пещеры”. С особой тщательностью она проверила каждую из представленных единиц стеклотары, проводя пальцами несколько раз по горлышкам, осмотрела донышки и ловко распределила наши “шкурки” по металлическим, деревянным и пластиковым ящикам соответственно. Потом женщина тщательно отсчитала 3 рубля 27 копеек и протянула их мне. В это самое мгновенье подъехала машина, один в один как у банды Горбатого, и из кабины выпрыгнул “клон” Промокашки[17 - Промокашка – персонаж уже упомянутого ранее телесериала “Место встречи изменить нельзя”, шестерка-сявка из банды “Черная Кошка”. “Характер скверный. Не женат”, согласно другой “бандитской” уже мульт-экранизации – “Остров Сокровищ” (Киевнаучфильм, 1988 г.).].

– Петровна! ЗдорОво! ГрузИ!

Мы тихо обрадовались, что ловко миновали процесс погрузки-выгрузки и поспешили в беседку детского сада для подсчета добытых денежных средств. Хотелось пить, курить и помыть руки. Посчитали. Чуда не произошло. Всего в нашем распоряжении было 4 рубля 35 копеек. Осталось добыть 65 копеек.

И тут мне пришло озарение – магазин “Старая книга”! Как-то раз, перед каким-то праздником это заведение уже выручило нас.

Бежим домой. Что же сдать и чтобы не заметили? Книги? Нет! Ноты! Конечно же, ноты! После окончания мной музыкальной школы они аккуратным рядом “скучали” в кладовке. Это издания относительно дорогие, но родителям вряд ли понадобятся. Перебираю стопку чуть потрепанных партитур. “Школа игры на фортепьяно” – жалко. “Популярные вальсы” – надо оставить, вдруг захочется когда-нибудь помузицировать. О! Этюды Карла Черни[18 - Карл Черни (1791-1857) – австрийский композитор и музыкальный педагог чешского происхождения, автор в числе прочего большого количества учебных пособий для начинающих по игре на фортепиано. С момента своего создания эти сочинения стали общепризнанными “букварями” всех учащихся музыкальных школ (со всеми вытекающими последствиями в отношении этих пособий со стороны учащихся).]! Эти произведения не в моем вкусе, но цена на обложке обнадеживает – 1 рубль 55 копеек, значит за них можно получить как минимум 1 рубль. Это уж точно! Теперь – в “Старую книгу”. Бежим напрямик через дворы, проникая сквозь заборы и живые изгороди. Мы на месте, и вот уже пожилой мужчина в очках с толстыми линзами и светло-крапчатом жилете составляет приходно-расходную бумагу в трех экземплярах, подкладывая синюю, выработанную уже местами копирку, под тонкие шероховатые листки. Обладатель рябого жилета завершает свои таинственные манипуляции, я расписываюсь в квитанциях и получаю на руки 1 рубль 10 копеек.

Выходим на улицу, переводим дух и не верим случившемуся – у нас целых 5 рублей 45 копеек. Этого более чем достаточно для спасения “Ориента”.

Идем в магазин крашенных “бабетт”. Они не думали о скорой встрече, и не замечают нас – у них покупатель. Мы выжидаем пока мужчина, получивший свою кисточку, завернутую в упаковочную бумагу цвета хаки, покинул магазин, и протягиваем три замусоленных рубля и горсть мелочи на сумму два рубля. Одна из “бабетт”, с наиболее пышной грудью и со щелочкой в разрезе атласного халата, придирчиво пересчитала деньги, нагнулась под прилавок, достала набор стеклянных “ферзей” и протянула их нам.

– А часы? – как можно наглее и бессовестнее воскликнула я, ожидая провокаций и ругани.

“Бабетта” неспешно открыла ящик и протянула нам часы.

Они заняли свое место на руке законного владельца. Василий защелкнул браслет, и мы вышли из магазина.

Брели домой. Только-только миновал полдень. В густом потоке людей и машин было ощущение пустоты. Я держала в руках злополучную компанию “ферзей”. Протянула их Василию. Мы одновременно поняли, что нести их домой нельзя. Последуют вопросы: “Откуда? Зачем? Почему?”

Но выбросить их не поднималась рука. Зашли во двор, где почувствовали себя безопасно и спокойно. Не говоря ни слова, Василий забежал в свой подъезд, а когда вернулся, в руках у него был ключ от сарая. Эта важная хозяйственная постройка каким-то странным образом примостилась между раскидистым тополем и складом гастронома. Открыли замок. В сарае пахло сухой пылью и велосипедом. Здесь смешались ведра без ручек, лопаты для чистки снега и ряд экспонатов, достойных музея мебели, в том числе, старый кухонный стол. Такие столы-тумбы одно время были в каждой семье – две дверцы шкафа и два выдвижных ящика. Столы служили верой и правдой при приеме пищи, а также позволяли хранить в своих недрах весь кухонно-поварской скарб. Выдвигаем ящик, он скрипит и едва не падает со своих заржавевших полозьев. В компанию старых алюминиевых ложек, ржавой открывалки и двух треснутых формочек для печенья отправляется наш набор для специй…

Прошло, может быть пять лет, а может и все десять. Во дворе началась перестройка-переделка, потребовалось место для автостоянки и новой детской площадки. В стремительно меняющемся мире сарай почувствовал себя лишним, и жильцам предложили за три дня освободить его от хранящегося в нем скарба. Пришлось и ведущему инженеру цементного завода, старосте-отличнице Вере заняться разборкой содержимого заветной каптерки: одна куча – для перевоза на дачу, другая – в гараж, третья – на сдачу “врагам”– строителям. Она открывала коробки, переворачивала ведра, выдвигала ящики. Набор для специй заблестел в лучах пронырливого сарайного Солнца.

– Что это? Вроде бы такого у нас не было… – подумала Вера. Хотя она, кажется, видела подобный набор и у кого-то из родни, и в пионерском лагере, и в институтской столовой. – Может и дома стоял когда-то такой же?

Так ли это важно… ведь мы уже давно выросли, а то лето осталось далеко в нашем детстве.

Город

Наташке Подвинченко с ранних лет скучать не приходилось – все-таки рядом два старших брата да за компанию с ними еще и младшая сестренка. Родители, как говорится, суровые, но справедливые, вставали с первым петухом. По правде сказать, петухов в их сельском подворье было на самом деле даже четверо… на двадцать пять кур – для круглогодичного производства крупнокалиберных яиц. Кроме того, мамка с папкой Натальи ходили за тремя коровами, бычком и пятью поросятами. После всех сельскохозяйственных процедур родители отправлялись на работу: мать – в контору, отец – в мастерские. Ребята убегали в школу, а в обед возвращались домой к своим обязанностям: подоить коров, накормить скотину и птиц, полить огород. Смекалистые парни Подвинченко уже в седьмом классе умели перебрать двигатель на стареньком “Кировце”[19 - К-700 “Кировец” – советский колесный трактор, получивший широчайшее распространение в “народном хозяйстве”. Отличается выдающимся вперед капотом и четырьмя громадными пневматиками (воистину Monster Truck made in USSR). К созданию этой машины приложил руку выдающийся танкостроитель Жозеф Яковлевич Котин.], а девчонки пололи грядки и доили коров также ловко как мать.

О школе, где учились ребята Подвинченко, следует сказать особо, ведь она была не то что сельская забавная, а просто сногшибная ибо находилась не просто “среди долины ровныя”[20 - “Среди долины ровныя…” – стихотворение русского поэта и переводчика А.Ф. Мерзлякова (1778-1830). Музыку к этому произведению написал М.И. Глинка, иллюстрацию подготовил И.И. Шишкин, песню исполнил Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской армии имени А. В. Александрова.] или на худой конец в степях Малороссии. Школа эта располагалась в селе Вознесеновка, что на западных границах Киргизской ССР во временном периоде от девяностых к двухтысячным, то есть в период мятежных политических и людских исканий-волнений. Особенность школы заключалась в том, что некоторые общеобразовательные предметы такие как, литературу (русскую и киргизскую), физику и математику преподавали высококлассные педагоги, попавшие в киргизские степи по комсомольским путевкам по окончанию настоящих советских вузов. Некоторые же дисциплины такие, как география, история, химия и биология отсутствовали в принципе за неимением учителей, которые в связи со сложившимися геополитическими событиями уехали в родные края поближе к европейской части бывшего Советского Союза. Натальины родители хотя и относились к категории “простых людей”, но их как-то смущал тот факт, что дети их даже представления не имеют о Волге и Днепре, не говоря уже об Амазонке, Ниле и тем более о Миссисипи. Детям семьи Подвинченко, как и большинству их сверстников в Вознесеновке были не ведомы Карл XII и Екатерина II, Ледовое побоище и Куликовская битва. Впрочем, о Бородинском сражении дети узнавали из уроков литературы: “Забил заряд я в пушку туго и думал – угощу я друга! Постой-ка, брат мусью!”.

Хоть и жила семья в киргизской глуши, но как-то да призадумалось старшее поколение о судьбинушке детушек своих…

А в это самое время в провинциальном, но довольно крупном старинном городе на берегу великой матушки-реки Волги жила родная сестра Наташкиной матери – Тамара Ивановна. Женщина она была одинокая, но самостоятельная и грамотная до чрезвычайности – не больше, не меньше – кандидат философских наук и к тому же университетский преподаватель. Имела Тамара Ивановна просторную двухкомнатную квартиру в сталинской пятиэтажке, выходившую окнами своими на главную реку страны.

Вот и было принято судьбоносное для Натальи решение – отправить ее, семиклассницу, к тетке для дальнейшего проживания и образования. Следует учесть, что Тамара Ивановна мечтала об этом переселении племянницы с момента ее рождения. И это совершенно понятно, ведь очень уж ей было одиноко в окружении Платона, Ницше и Шопенгауэра. Да и жилое пространство с множеством ваз, почетных грамот, часов (идущих и стоящих) и даже роялем(!) требовало легкого дуновения юного воздуха. Очень уж этот глоток юности хотелось Тамаре Ивановне окружить заботой, назиданием и финансовым благополучием.

Вот и прибыла Наташка по обоюдному согласию всех участвующих в этом сговоре сторон на берега матушки Волги аккурат к 1 августа для того, чтобы пройти адаптацию, психофизическую и морально волевую, к седьмому классу городской школы.

Если сказать, что жизнь в городе ошеломила Наташку – ничего не сказать. Ее, прежде всего, поразила беззаботность и ленность городской жизни. Тетка вставала к восьми, в общем-то, рано по городским меркам. Наташка к моменту пробуждения тетушки уже успевала по привычке сварить борщ, “притереть пол”, “постираться”, ведь она вставала дома пол шестого – доила коров, готовила обед или полола грядки на огороде, а к восьми успевала в школу. Тетку это с одной стороны радовало, но с другой, она не привыкла, есть по утрам борщ, да и паркет “не требовал ежедневного намокания” то есть мытья. Однако в этих делах был найден паритет – каждодневно мыть полы Наташа перестала, перекинув свою энергию на комнатные цветы. Рука у Наташки была легкая и уже через пару недель чахлые горшочные насаждения выглядели как в сочинском Дендрарии[21 - Сочинский Дендрарий – крупнейшее в России (и до 1991 года в СССР) собрание тропических и субтропических растений (более 1800 видов и форм), парк в самом сердце главного города-курорта Краснодарского Края и его же главная достопримечательность.]. Постепенно Наташа научилась пить по утрам кофе со сливками, ведь даже чай у мамки они пили с настоящим молоком из-под коровы.

Единение Наташки с Тамарой Ивановной свершилось в Храме Мельпомены. Тетка как всякая профессорша любила театр и в первую же неделю повела племянницу на премьеру в местный драматический театр, где витал дух самого Федора Волкова[22 - Федор Григорьевич Волков (1729-1763) – уроженец Костромы, основоположник русского театра, автор около 15 пьес, сподвижник Екатерины II, по указу императрицы был возведен в дворянское достоинство. Широко известен портрет Ф.Г. Волкова (1763 г.) кисти А.П. Лосенко, хранящийся в Третьяковской галерее.]. Накануне похода тетка купила Наталье соответствующее темно-синее платье до колен с белым кружевным воротником. Наташке платье не понравилось – соседские девчата и самое главной пацаны, подняли бы ее на смех, увидев такое чудо. Но эта неприятность померкла, когда тетка достала настоящую театральную сумочку. Сумочка переливалась сиреневым бисером, а в ее крохотных отделеньицах лежали кружевной платочек и малюсенький флакончик с настоящими духами. Увидев сумочку, Наташка потеряла дар речи.

Театр покорил Наталью. За две недели по ее настоятельной просьбе они с Тамарой Ивановной посетили еще семь спектаклей. Наташа сопереживала, верила, боготворила, ненавидела, любила вместе с героями драмы и комедии, однако чувствовала “брехню” писклявых актрис и высокомерных красавцев. Наташа уже наизусть знала всех артистов и репертуар, а себя она представляла на сцене если не в роли Леди Макбет[23 - Леди Макбет – героиня пьесы “Макбет” У. Шекспира. Образ этой роковой женщины, несущей смерть и разрушения в судьбы окружающих ее людей, получил свое развитие также в русской литературе – повесть Н.С. Лескова “Леди Макбет Мценского уезда” – основа многочисленных экранизаций и театральных постановок.], то на худой конец Ларисы Огудаловой[24 - Лариса Дмитриевна Огудалова – главная героиня пьесы “Бесприданница” А. Островского. Сюжет пьесы лег в основу экранизации Э. Рязанова, известной под названием “Жестокий романс”. Именно там герой Никиты Михалкова адресует Ларисе слова романса о “мохнатом шмеле” и “цапле серой в камышах”.]. Наталья уже писала в деревню подружкам, что скоро пойдет в “Большой” и “Малый” в Москве, ведь первопрестольная находится всего в каких-то трех часах езды, а по меркам киргизских просторов это было не расстояние.

А тяга к искусству между тем нашла у Натальи еще одно выражение – выяснилось, что Бог наградил ее идеальным слухом. Петь героиня нашего рассказа стеснялась, а вот играть на музыкальных инструментах, по ее мнению, было бы неплохо. Во-первых, ее приглашали бы на все свадьбы и крестины, где она могла бы блистать среди девушек в нарядных платьях и сильных, независимых парней. Во-вторых, за игру можно было бы получить денежки и подарки, что также немаловажно. В родной деревне музыканты владели баяном, но Наташке хотелось играть на аккордеоне, любовь к которому была навеяна французскими мелодиями, которые доносились темными вечерами из дверей их сельского клуба – там крутили “взрослое кино”, на которое девчонок еще не пускали.

Первый серьезный конфликт с теткой возник именно из-за выбора музыкального инструмента. Тамаре Ивановне непременно хотелось видеть Наталью за роялем, исполняющей вальсы Шопена и романсы вроде “Не уходи, побудь со мною”[25 - “Не уходи, побудь со мною” – один из самых популярных русских романсов, музыку и стихи к которому написал почти забытый сейчас композитор-песенник Николай Владимирович Зубов в далеком 1899 году. Долгое время ошибочно считалось, что слова романса принадлежат А. Блоку.], после непременного предварительного занятия гаммами. Наташка была бесперешибно упряма и победила в своем стремлении. Тамара Ивановна сдалась и купила настоящий аккордеон Royal[26 - Royal или Royal Standard – знаменитая марка немецких аккордеонов. Представители первых поколений этих инструментов попали в СССР в качестве “трофеев” в первые послевоенные годы наряду с не менее ценившимися “хохнерами”.]. Тетка утихомирилась на вторую неделю, после того как из-под пальцев племянницы стало отчетливо раздаваться “журчание” Парижа. Она также набивала руку в исполнении русских и украинских застольных песен (правда только когда тетки не было дома).

В школе у Наташи появились друзья-приятели и враги-подруги. Наташка была максималисткой, хотя этого слова она не знала. Она училась жадно и неистово, не скрывая своих порой наивных некорректных вопросов. Цепкий ум, любознательность и напор позволили Наташке закончить первую четверть без троек. Она не деликатничала, требовала ответов честных и понятных, что создавало тупиковые ситуации в отношениях с учителями и одноклассниками. Она даже дежурила в классе не “возней доски”, а драила весь класс как “палубу” и не понимала, как можно по-другому. Наташка была красива и ладна уже не по-детски и на нее заглядывались не только свои пацаны. Ее лучисто-лукавые со смородинкой глаза привлекали своим блеском парней из старших классов. Многие “школьные идальго” всячески старались привлечь ее своим вниманием, что мягко говоря, не совсем приветствовалось девчонками.

Вместе с тем, у Натальи сложились приятельские отношения с первой красавицей школы Ленкой Огаревой, основанные на взаимном интересе. Этот интерес был к противоположному полу не “девчоначий”, а “девичий” с последующими взрослыми отношениями с парнями, перерастающими в замужество. Так впрочем, и было в родной Наташкиной деревне, где редкая девчонка училась после девятого класса – они выходили замуж и взрослели очень быстро.

С подачи старшей подруги Наташка проходила “школу завлечения парней”, при этом использовались различные средства, в том числе, такие как тонкие чулки, короткие юбки, обтягивающие кофточки и губная помада. Конечно же, все эти средства вступали в явное противоречие с канонами внешнего обличия Тамары Ивановны. Поэтому для покорения противоположного пола Наташке приходилось “шифроваться”, экипируясь во весь припасенный “арсенал” в подъезде.