Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

Некий глубинный инстинкт, позволяющий воину почувствовать удар противника, а охотнику – идущего по его следу зверя, тот самый инстинкт, что помогал выживать, нашёптывал Кирдаллану, что надо бежать. Сейчас же. Магия крови убаюкивала, подчиняла жизнь, что текла по его жилам, хоть и не была направлена на него. Но принц сдерживал себя. Коротко он бросил взгляд на мать, сидевшую, как и он, на древних каменных плитах пола в нескольких шагах от ритуального круга. Прекрасное лицо её оставалось совершенно безмятежным.

Карлак вдруг замер, и глаза его закатились. Кирдаллан был уверен, что сейчас ни слова не срывается с губ друида, но продолжал слышать его заклинание. Болотник махнул рукой, поманив к себе королеву. Инстинктивно принц дёрнулся было, чтобы остановить мать, но она покачала головой, а затем грациозно поднялась и прошла к кругу. Она знала, что делать. Из изящных украшенных растительным узором ножен на поясе Ллаэрвин вынула тонкий нож и выверенным движением надрезала левую ладонь, протянула Карлаку. Болотник жадно схватил её за руку. Его быстрый язык змеиным движением слизнул несколько капель живительной влаги, пробежал по зубам, подпиленным до хищной остроты. Возобновив бормотание, тихое, зловещее, он повёл ладонью королевы над ритуальным кругом и отпустил, лишь когда ещё несколько капель упало на очерченную внутренностями границу.

– Вместе со мной… Смотри, Пресветлая… И ты смотри, принц… – проговорил он на удивление чётко, по-птичьи склонив голову набок.

Из-под спутанных волос зверино сверкнули глаза, устремлённые на Кирдаллана. Пространство вокруг, скудно освещённое парой светильников, покачнулось.

Выпустив руку королевы, Карлак извлёк откуда-то из дебрей своих пропахших болотной тиной и прелой листвой лохмотьев фиал прозрачного стекла – последний элемент ритуала. Кровь Нидаэ казалась тёмной, как старое вино. Об этом фиале Ллаэрвин просила одного из верных своих вассалов.

Королева надорвала свой рукав, обмотала ладонь тканью, неотрывно глядя на хопеш. Карлак пошёл вдоль круга, скудно окропляя его кровью из фиала, нашёптывая что-то.

– Спой нам, чья ты… – различил Кирдаллан.

«Чья ты…Чья ты…» – шепталось по углам зала, за границами света.

– Покажись! – глубоко, утробно приказал Карлак.

Свет мигнул и погас. В обступившей их тьме принц чувствовал, как проскользнули мимо него тени, едва коснувшись кожи обжигающим холодом. Чьи-то очертания показались над кругом, смутные, не более чем игра воображения. В следующий миг Кирдаллан – глазами или разумом, он не знал – увидел на доли мгновения знакомое лицо, знакомые движения. Тесс вздохнула, оборачиваясь мерцающим жемчужным туманом, откинула голову… и иссякла, истаяла в тенях. Морок отступил, и зал погрузился в тишину.

Они увидели то, что должны были.

– Кровь не лжёт, – хрипло сказал Карлак. – Кровь спела…

– Тессадаиль Нидаэ, – тихо подтвердила мать

Кирдаллан предполагал это и боялся. Они с матерью понимали ещё тогда, на Совете: течение животворных потоков крови Тесс было оборвано именно этим клинком.

– Но кровь ведь не расскажет нам, кто держал оружие последним, – продолжала королева, – не расскажет, что произошло в Лебайе?

Карлак издал странный звук, напоминавший не то скрип старого дерева, не то кряхтение. Запоздало Кирдаллан понял, что болотник смеялся.

– Мёртвые могут поведать, – хрипло сказал друид. – Твоё слово, Пресветлая королева… и мы спросим у мёртвых…

Тени во тьме сгустились, жадно прислушиваясь. Кирдаллан почувствовал, как что-то сжало его горло, не позволяя издать ни единого звука. Магия крови… магия смерти…

– Нет, – твёрдо проговорила королева, и тени отпрянули. Мгновенно стало легче дышать. – Так далеко зайти я ещё не готова. Отпусти её с миром.

Карлак вздохнул. Казалось, стало чуть светлее даже прежде, чем он затеплил погасшие светильники. Пространство пошатнулось, когда всё вернулось на круги своя. Место Силы поглотило, растворило в себе энергии ритуала. У природы было много аспектов, и то, что принц мог находить отвратительным, природа таковым не считала.

Кирдаллан поднялся, повёл затёкшими плечами, только сейчас понимая, насколько закостенело его тело во время обряда. Мать держалась спокойно, невозмутимо, но в неверных отблесках света ему показалось, что она была очень бледна.

– Благодарю за твою мудрость, мой друг, – тихо проговорила она и искренне улыбнулась, протянув друиду правую руку.

От ответной улыбки друида принца передёрнуло. Карлак взял руку королевы своими хищно согнутыми пальцами с длинными грязными ногтями, похожими на когти. Почтительно он коснулся пальцев королевы губами, подражая принятому в цивилизованных землях королевства этикету. Ллаэрвин лишь милостиво кивнула без тени отвращения.

Карлак с поклоном отступил и, пробормотав что-то, рассёк воздух над границей круга своим ножом. После он тем же ножом подцепил внутренности, размыкая границу уже видимую. Забрав из центра хопеш, друид с поклоном вручил его принцу. Кирдаллан взял рэмейское оружие, тщательно стараясь не касаться рук болотника. Но когда они встретились глазами, друид усмехнулся, точно мысли прочитал.

– Я приберу здесь. Никто не заметит, – заверил Карлак и облизнул губы.

«Жрать он это собрался, что ли?» – с отвращением подумал принц, но кивнул.

– Благодарю, – повторила королева. – Оставайся моим дорогим гостем столько, сколько тебе угодно.

С этими словами Ллаэрвин направилась к запертой двери зала. Кирдаллан последовал за ней, спеша покинуть это место, хотя поворачиваться к Карлаку спиной было неприятно.

Даже ему, принцу, было не по себе рядом с болотными колдунами. Магия болотных друидов всегда была темнее, опаснее прочих – непокорная, обманчивая, как места их обитания… Да и выглядело всё их племя премерзко, хоть и негоже так было думать сыну правительницы, стоявшей над всеми кланами Данваэннона. Смуглые, невысокие, точно повторявшие своим обликом корявые деревья, растущие в их землях, обитатели болот были самым диким из народов королевства – даже более диким, чем племена охотников из глубин зачарованных чащоб, не признававших часть утверждённых эльфийских законов в принципе. Время и блага цивилизации, казалось, обходили болотников стороной. Они даже общее наречие Данваэннона не то чтобы слишком чтили и изъяснялись на нём косноязычно. Но язык-то полбеды, а вот запах… отвратительный запах трясин, откуда все они выползли, стелился за ними шлейфом, а не мылись они, казалось, даже по Праздникам Колеса Года. И ведь тоже эльфы – вот же удивительно. А не считаться с ними было нельзя. Во-первых, они представляли собой силу, опасную, первобытную, сохранив знания, которые даже друиды и шаманы других кланов потеряли в веках.

А во-вторых – и это удивляло Кирдаллана даже больше прочего… Болотники поддерживали род Тиири на троне. Политикой они интересовались мало, возможной войной с рэмеи – и того меньше, но королеву признали единодушно, всем советом своих племён, или родовых общин, что у них там сейчас было. И потому, когда королева называла Карлака другом, когда благодарила его, как равного, она говорила искренне. Правда, применить к нему титул Высокого Лорда, которым друид формально являлся в иерархии Данваэннона, было непросто.

Поднимаясь за матерью по старой каменной лестнице, Кирдаллан думал о том, что многому, ещё очень многому ему предстояло научиться, прежде чем он сумеет стать королём, достойным преемником Ллаэрвин Серебряной Песни.

Тайными путями, ни с кем не встречаясь, они прошли в покои королевы. Принц терпеливо ждал, пока мать отмывала руки в родниковой воде, наносила целебный бальзам на ладонь и оборачивала её чистой тканью. После обряда Кирдаллан испытывал непреодолимое желание помыться целиком, но пока эту затею пришлось отложить.

Ллаэрвин достала отрез плотного полотна, взяла хопеш из рук сына, завернула и спрятала в большой сундук с резной крышкой, в котором хранила часть своих личных вещей. После она отошла к окну, занавесями которому служили заросли цветущего вьюнка. В ночи проносились маленькие огоньки лесных светлячков, и некоторые из них находили пристанище в бутонах лиан. Тогда цветы начинали переливаться, точно драгоценные камни.

К красоте и стати матери Кирдаллан был привычен. Даже облачённая в простую охотничью тунику и непримечательный плащ, она держалась так, как подобало королеве. Что поражало его, так это её удивительное спокойствие, которое она сохраняла даже наедине с ним. Принц знал, что мать была опечалена, разгневана, встревожена, но ничего из этого она не показала. Впрочем, дело было не только в её выдержке. Она замкнулась в себе, размышляя, и не спешила с выводами.

Госпожа зачарованных чащоб, мать народа наследников фэйри… Сколько чаяний было возложено на неё. И сколько было тех, кто мечтал о миге, когда она оступится. На очередном изломе эпох её правление грозило стать кратким, как полёт падающей звезды. Что такое тридцать лет для эльфов?.. Кирдаллан готов был защищать королеву, готов был вести её войска, сминать её врагов, вгрызаться в их глотки как дикий волк. Но ему не было позволено. Он формально возглавлял войско рода Тиири и формально же мог призвать под знамёна королевского рода всех остальных. Но без решения Совета он не мог сделать ни шага… тем более против настоящих врагов. А настоящие враги, как известно, жили вовсе не по ту сторону гор.

Больше не в силах выносить напряжённую тишину, Кирдаллан произнёс:

– Я уверен, что Тесс убил не царевич. Нас убеждают в другом, но я уверен.

– Как и я, – мягко ответила королева. – Но вести разговор с Нидаэ требуется осторожно.

Это он понимал и так. Тиири обязаны были защищать своих вассалов, и смерть леди, к тому же носившей титул посла, не могла остаться без ответа. Вот только призывать к ответу рэмеи или один из Высоких Родов?.. И то, и другое поставило бы род Тиири в очень сложное положение.

– Саэлвэ стоит за этим, неблагое племя! – глухо рыкнул Кирдаллан, сжав руки в кулаки. – Но ни одна нить не ведёт к нему. Неужто в этой партии Игры Дворов Сильри с ним заодно?! Их власть в Лебайе выше, чем у нас, осведомлённость – несравнимо больше. Они знают, на кого надавить, кого заставить услышать.

– Сильри всегда вели свою игру. Но против меня Таэнеран идти пока не готов, – Ллаэрвин повернулась к сыну. Улыбка на её красивом лице была хищной. – Пока не готов получить в моём лице врага. Это, безусловно, оставляет нам надежду…

– Саэлвэ предпринял слишком много, – вздохнул Кирдаллан. – Без поддержки Арелей наши позиции невероятно ослабли… наша сеть осведомителей разорвана, как паутина после бури. Мы глухи и слепы.

– Но мы не одни, мой сын, – напомнила Ллаэрвин и приложила ладонь к груди. Под одеждой был скрыт медальон рэмейской работы, который она всегда носила при себе, но никому не показывала. – Наши союзники в положении столь же тяжёлом, но клятву они не нарушат. Вот только соблюдать её становится всё сложнее… Моли Рогатого Охотника, чтобы этот хопеш был похищен не из мёртвых рук юного царевича Ренэфа, – её ярко-изумрудные глаза сверкнули. – Моли вместе со мной, Кирдаллан… Потому что если Владыка потерял и второго сына, даже мой друг не сумеет остановить его. Дыхание Отца Войны, дыхание пустыни опалит нас.

– Боги… – выдохнул принц, качая головой и перед глазами у него потемнело. – Будто мало нам гибели наследника и падения Арелей… Что мы скажем клану Нидаэ? Что мы скажем Эрдану, когда он вернётся?.. Он так любил Тесс…

Ллаэрвин подошла к нему, погладила по плечу. Кирдаллан знал – за всей этой королевской выдержкой скрывался страх матери. Её доверие рэмейским союзникам было велико, настолько велико, что она пошла в обход Совета и послала младшего сына как своего вестника. Вот только до сих пор от него не было ни слуху ни духу.

– Я возьму на себя переговоры с вассалами, – мягко проговорила она. – Убийство нашей дорогой Тесс не останется без ответа, но наш ответ не будет быстрым. Опрометчивость сейчас может быть равносильна потере всего. Слишком многое поставлено на эту игровую доску теперь, сын. Увы, иногда мне кажется, что некоторых игроков даже судьба Данваэннона беспокоит не так сильно, как собственный выигрыш…

– Ты можешь положиться на меня во всём, – Кирдаллан взял её руки в свои и коснулся губами тонких пальцев. – Даже если никого не останется – я буду рядом.

– Я знаю, мой мальчик, – Ллаэрвин нежно улыбнулась ему, сжала его руки в ответ. – Мой прекрасный мальчик…

Исходившие от неё тепло, любовь принц ощутил так же ясно, как чувствовал пробивающийся сквозь ветви солнечный свет.

Кирдаллан вздохнул.