Двойная метка. Право на невинность

А вот двое рыжеволосых мужчин наоборот принюхивались в воздухе, как можно шире раздувая ноздри и вдыхая витающий в воздухе аромат течной самочки. И единственное, что отделяло каждого от заявления волчьего права – соперничество и нерешенный вопрос с моей продажей. А решить эту проблему мог только Майрен Волчек, потирающий ладони в предвкушении обогащения.

– Коньяк? – спросил повторно дядька, когда не дождался ни от кого ответа. – Виски? Бренди?

Всё это время, с тех пор как в воздухе повисла тишина, была борьба двух взглядов – Раниля и Самира, которые, подобно двум зверям, кружили мысленно вокруг друг друга, решая, кто главный в стае. Вот только, как я поняла, Волков не принадлежал нашей стае. Пришлый, хоть и частично свой, раз он родственник Лойса. Все эти мысли роем пронеслись в моей голове, когда вдруг первым взял слово бета.

– Пожалуй, чай, – холодно улыбнулся, не глядя на Майрена. – Голова должна быть трезвой. На всякий случай… Чтобы некоторым крышу не снесло от итогов неудачной охоты.

Намек был прозрачен, только дурак бы не понял. А идиотом в кабинете не был никто. Даже дядька, который вызывал у меня лишь омерзение.

– Самир прав, господин Волчек, – вдруг усмехнулся, сверкая глазами, Раниль, продолжая сверлить взглядом бету. – Вот только лучше кофе. Он бодрит. А для тех, кто в возрасте, кофеин не помешает. Мало ли, дичь может из-под обзора исчезнуть.

А вот это уже удар ниже пояса. Я даже задержала дыхание, чувствуя витающую в воздухе отчетливую угрозу и скрытый посыл, который молодой волк кинул матерому. Не скажу, что Раниль так уж молод, скорее, взрослый, но видно, что бета Волкодав будет постарше. Возраст волков сложно определить по внешности, но альфа-сила обмануть не в силах. В этот момент так остро сожалею, что имею лишь половину генов оборотней, ведь не могу прочувствовать все грани этого явления.

– Алайна, принеси уважаемым господам напитки, – чуть более тихим голосом приказал дядя, глядя при этом собственническим взглядом, как смотрят на товар, который дорого можно продать.

Сглатываю, ощущая горечь от такого проявления нескрытых эмоций с его стороны. Отец никогда не позволял себе такого ни в отношении меня, ни в отношении даже дальних родственниц, судьбу которых решал всю свою жизнь. Я всегда надеялась, что и у меня всё сложится так же хорошо, как и у остальных. Только дочери дяди Майрена проживали тяжелую судьбу, ведь проданы были ради золота, а уж на избранника дядька не смотрел никогда. Косой, хромой, морально неустойчивый… Всё это теряло свое значение, стоило замаячить и зазвенеть монетам в кошельке.

– Да, дядя, – кротко опускаю голову и отвечаю тихим голоском, как принято в волчьих семьях.

Только было встаю, намереваясь хоть и со злостью, но выполнить наказ старшего в роду, как вдруг меня обратно усаживают на диван. От шока я не сразу понимаю, что случилось, но когда замечаю ладонь беты Самира на своем животе, моментально краснею. Благо он убирает руку почти сразу же, так что не чувствует вибрацию, мигом зародившуюся и волной прокатившуюся вдоль моего тела.

– Алайна услаждает мой взгляд. Прикажи кому-нибудь другому, – голос у него стал жестким, словно он говорил это нерадивому подчиненному.

– Да-да, господин бета, – заискивающие нотки в тоне дяди остудили мои пылающие щеки. – Я сам принесу всё.

Я обескураженно подняла голову и лишь мимолетом заметила, какой он кинул на меня агрессивный взгляд. Я даже сжалась на своем месте. И впервые порадовалась, что сегодня меня точно продадут другому. Не хочу знать, каков дядя бывает в гневе.

– И чай для прекрасной Алайны, – уточняет Самир.

Я же сижу с покорно опущенной головой, чувствуя лишь дуновение ветерка, когда мимо проходит Майрен. Затем хлопает дверь, а установившуюся тишину разрезает недовольный рык Раниля.

– Отодвинься, – с этой фразой он вдруг усаживается между мной и бетой, заставляя мое сердечко тревожно трепетать.

Время тянется так долго, что мне становится плохо лишь от одного ожидания. На удивление Волкодав не агрессирует на подобный выпад Раниля, только усмехается, скалится, словно говорит: “Это бесполезно. Девочка всё равно будет моя”.

Кидаю на старшего мужчину опасливый взгляд и в ответ ловлю его. А там обещание. Четкое. Железобетонное. “Вскоре ты будешь подо мной, лапочка”.

Глава 8. Горечь поражения

Дядя Майрен спустя несколько минут заходит в кабинет с подносом, на котором дымятся чашки с чаем и кофе.

– Прошу, – подносит к нам, даже бровью не ведет, что ему приходится обслуживать и меня.

Я же беру чашку дрожащей рукой. Делаю несколько быстрых глотков, почти обжигая нёбо и чувствуя легкую боль, но именно она притупляет мое беспокойство.

– Вы знаете, я всегда считал, что наше право распоряжаться дочерями было дано нам свыше и на благо нашего народа, мужчин, – с самодовольным и горделивым видом сказал дядя, присаживаясь в добротное кресло отца.

Впиваюсь свободной рукой в кожу бедра, даже через ткань чувствуя боль.

– Девушки – это хрупкие цветы, сокровище нашего народа, которое стоит беречь. Они приумножают наш славный род веками. Это наш совместный долг, Волчек, – не агрессивно, но при этом странно говорит Самир, вступая в диалог с новым хозяином дома, который с удовольствием вступает в приятную и долгожданную его сердцу роль.

Опускаю голову. Невыносимо смотреть, как он одним своим присутствием оскверняет память отца. Мысленно встряхиваю головой, напоминая себе, что папа жив. Пока жив. Нужно будет попросить Раниля помочь мне. Неужели нет никакой возможности отцу выжить? Прийти в сознание и стать прежним?

– Ты согласна с нами, дорогая племянница? – вдруг задал вопрос дядя мне.

Поднимаю голову и гляжу на его вздернутые брови, ироничное лицо. Понимаю, что всё то время, что я была погружена в свои мысли и страдала по утраченному, в кабинете полным ходом шел диалог, смысл которого мне непонятен. А сейчас мне задают прямой вопрос, на который я не могу дать ни “да”, ни “нет”.

– С чем? – сглотнула вязкую слюну, спросила испуганно и скукожилась, видя, как нахмурился Майрен, когда понял, что я была невнимательна.

Он всегда оказывал на меня такое влияние. Казалось, что когда он появляется в помещении, его щупальца охватывают всё свободное пространство, заполняя собой и изучая со всех сторон, препарируя на части и вычисляя, какую пользу конкретно ты можешь ему принести.

– Какая же ты невнимательная, Алайна, – обманчиво мягко произносит дядя и качает демонстративно головой, кидая при этом мимолетные взгляды на сидящих подле меня мужчин. – Но полукровкам простительно, ведь от вас не требуется работы мысли, не тот уровень.

От этого завуалированного, но при этом четкого и понятного каждому оскорбления мне хотелось завыть. Чувствую, как краснеет шея и приливает к щекам кровь.

– Мы обсуждали, что полукровки нуждаются в более особенном внимании со стороны самцов. Я не могу отдать самую любимую племянницу в какие попало лапы. Только лучшему, достойнейшему, – скалится, демонстрируя идеально белые зубы, ровные, без зазубрин, без клыков.

Мне бы стоило удержать смешок, но я вдруг не к месту вспомнила, как в детстве слышала разговор отца и деда, когда последний оставлял всё папе.

“Он хиляк. У настоящего волка должны быть острые клыки, способные даже в человеческом обличье вспороть брюхо зверю. Майрен, мало того, что бракованный, так еще и бестолочь, каких поискать. Не знай я наверняка, решил бы, что мать ваша согрешила с местным выкидышем оконным”.

Помню, что тогда я не поняла того, что говорил дедушка, но посыл уловила верный. Никто не возлагал надежды на младшего отпрыска семейства Волчек. И сейчас, впервые рассмотрев зубы дяди, которые он обычно старался лишний раз не показывать, не смогла удержаться, у меня вырвался смешок. Он сразу замолчал, увидев, куда я смотрю, и тут же прикрыл рот рукой, якобы трогая и почесывая уголок губы. Но он настолько разозлился, что не побоялся покупателей и глянул на меня испепеляющим взглядом.

– Перейдем к торгам, – подытожил, сурово поджав губы. – Каковы ваши ставки?

Его глаза стали холодны, как лед, при взгляде на меня. Время экивоков и игр кончилось. Настало время решать.

– Три тысячи? – вздернул бровь ехидно улыбающийся Раниль, который всё это время молчал, лишь слушая мужчин и периодически разглядывая и лаская взглядом меня.

– Господин Самир? – воодушевился и заискивающим азартным взглядом посмотрел на бету дядя.

Тот же хмыкнул и щелкнул языком, словно искушающий змей.

– Пять, – прозвучала его цена, отчего Майрен схватился за грудь, будто ему плохо от таких перспектив, но в хорошем смысле слова.

Я уже даже не удивлялась происходящему, лишь понуро наблюдая за тем, как решается моя судьба. Как всё это несправедливо. Лишь капля человеческой крови делает нас неполноценными. Недостойными выбора, любви, уважения.

– Шесть, – глубокий голос Раниля, который говорил спокойно, словно что-то знал.

– Ох, мне что-то плохо, – просипел дядя и налил из стоящего на столе графина воду в свой опустевший стакан.

Сделал глоток, достал из кармана платок и промокнул им лоб, затем щеки, шею. Я брезгливо поджала губы и вперилась взглядом в окно, наблюдая за тем, как на соседствующее с домом окно села птичка. Она свободная… В отличие от меня… Может лететь куда пожелает, жить как захочет…

Торги все продолжались, дядя уже полностью покрылся потом, даже видно было, как он течет по лицу и шее, стекает за воротник черного праздничного костюма. И этим обратил мое внимание на себя. Костюм? Он редко надевал костюмы, очень редко…

– Пятнадцать тысяч и снятие долга перед Синдикатом, – произнес с победной улыбкой в какой-то момент бета Самир.

Я подняла голову, наблюдая, как сначала побледнело, а затем покраснело лицо родственника.