Русский мир. Часть 2

Процесс развития образования набирал быстрый темп на протяжении всего XVIII в. Конечно, исследователи отмечают много недостатков в системе просвещения того времени, что справедливо, особенно если смотреть вперед и ориентироваться, например, на XIX в. с его достижениями и с уже сложившейся системой, однако если посмотреть всего на несколько десятилетий назад, то становятся заметными удивительные результаты.

В середине XVIII в. возникает новый для России тип учебного заведения, так называемые кадетские корпуса. В отличие от демократичных петровских школ они носят замкнутый сословный характер, предназначаются только для дворянства, а вместо конкретных практических навыков учащимся предлагается широкая общеобразовательная программа, в которой важное место отводится обучению тем навыкам, которые теперь необходимы дворянину: хорошим манерам, иностранным языкам, изящным искусствам, танцам. Открываются они в Петербурге, уже упрочившем к тому времени свое положение столичного города. Указ о создании первого такого заведения подписала Анна Иоанновна, в 1732 г. был открыт Корпус кадетов, с 1743 г. переименованный в Сухопутный шляхетный кадетский корпус. Об укрепившемся в дворянском обществе желании учиться говорит тот факт, что уже в первый год в кадетский корпус было набрано 360 человек, хотя планировалось 200. Указывает это и на широкое распространение начального и среднего образования в дворянской среде, так как первоначально в корпус принимались только грамотные дети, имевшие определенный уровень подготовки, в возрасте 13–18 лет. В 1752 г. Морская академия и другие морские школы, созданные в Петровскую эпоху, преобразуются в Морской корпус, в 1759-м открывается Пажеский корпус, готовивший дворян к придворной и административной службе; в 1762-м создается Артиллерийский и Инженерный корпус.

Самым популярным и престижным из них в XVIII в. был Сухопутный корпус, по его образцу строилось обучение и в других корпусах. Учились в нем первоначально 5–6 лет, выпускники получали офицерские чины или унтер-офицерские звания, в зависимости от успехов. По сути это было высшее специальное учебное заведение, выпускавшее не только военных, но и государственных служащих, дипломатов, судей. В дворянских корпусах давалось довольно широкое гуманитарное образование. Директор Морского корпуса И. Л. Голенищев-Кутузов писал: «Сколь нужные науки – философия, мораль, история и география для человека и гражданина, – всякому известно»[41 - Семенова Л. Н. Быт и население Санкт-Петербурга. (XVIII век). СПб., 1998. С. 42.]. Сословный состав этих заведений (кроме Пажеского корпуса) расширялся, в эпоху Екатерины II в Сухопутном корпусе, например, училось до 150 детей мещан и крестьян. Изменялись по мере развития и совершенствования образовательной системы в стране и правила набора: детей брали с 6 лет и обучали 15 лет, т. е. соединив функции начальной, средней и специальной школы. С течением времени подобного рода кадетские корпуса открывались в различных губернских городах.

С. А. Тучков, сделавший блестящую военную карьеру, вспоминая о своем детстве в 1780-х гг., писал, что родители собирались отдать его в Кадетский корпус, т. к. «там больше идет наук, потребных для общественного воспитания и для военной службы, там же французский и немецкий языки довольно хорошо тогда были преподаваемы. А особливо потому, что известные ученостью своей люди не только в России, но и во всей Европе, находились тогда там в качестве учителей!» Вот сколь высока была репутация этого учебного заведения! Однако сам Тучков так и не поступил в него, потому что «столь долговременная разлука в юном возрасте показалась слишком чувствительной для матери моей, и потому решили воспитывать меня дома»[42 - Тучков С. А. Записки. Золотой век Екатерины Великой. Воспоминания. Серия «Университетская библиотека». М., 1996. С. 170.]. Конечно, уровень обучения в корпусе был разным в различные эпохи, однако о широте его гуманитарного образования говорят имена выпускников, среди которых были не только крупные военные, но и такие известные литераторы, как А. П. Сумароков, М. М. Херасков, И. П. Елагин, Я. Б. Княжнин, а о правильно выбранном направлении и форме – долгая жизнь этих учебных заведений, большая часть которых была закрыта только в 1917 г.

В кадетских корпусах, конечно, обучали не только гуманитарным наукам, но и прежде всего военному делу. Большое место уделялось физическим упражнениям и закаливанию. С. Н. Глинка, будущий известный поэт и литератор, обучавшийся в Сухопутном корпусе в конце XVIII в., писал о том, что кадетов «приучали ко всем воздушным переменам и, для укрепления телесных наших сил, нас заставляли перепрыгивать через рвы, влезать и карабкаться на высокие столбы, прыгать через деревянную лошадь, подниматься на высоты». Он с гордостью вспоминал, что, когда он, будучи молодым адъютантом князя Ю. В. Долгорукого, сопровождал его и его свиту (дело было в сильный январский мороз), все вокруг закутались в тяжелые меховые шубы и только бывшие кадеты оделись в щегольские мундиры. «Видя, что не мороз нас, а мы проняли мороз, князь сказал: “Это могут вытерпеть только кадеты да черти!”» Обучали в корпусе и хорошим манерам и, конечно, танцам. Умение танцевать было не только данью моде и подготовкой к светским приемам. Тот же Глинка считал, что «выправкой танцевальной приготовляли нас к выправке фронтовой», и, вспоминая далее своего учителя танцев, писал о том, что «ремесло свое он почитал делом не вещественным, но делом высокой нравственности. Нордень говорил, что вместе с выправкой тела выправляется душа и что рука граций образует движение ревностного поклонника Терпсихоры»[43 - Глинка С. Н. Записки. Золотой век Екатерины Великой. Воспоминания. Серия «Университетская библиотека». М., 1996. С. 55.].

Правительство, как и в предшествующие периоды российской истории, в XVIII в. играло решающую роль в развитии образования, которое занимало все более важное место в ряду государственных задач. Весьма характерным свидетельством этого является «Манифест о вольности дворянской» (18 февраля 1762 г.). Вся его композиция говорит о том огромном значении, которое придавалось теперь образованию как наиважнейшей государственной задаче.

Начинается манифест с краткого обзора деяний предшественников Петра III, прежде всего Петра I, наипервейшей задачей которого было, согласно тексту манифеста, «приучить и показать, сколь есть велики преимущества просвещенных держав… против безчисленных народов, погруженных в глубине невежеств…», после чего царь-реформатор приказал «обучать благородное юношество… посылая оных в европейские государства и для того же самого учреждая и внутрь России разные училища, дабы с наивящшею поспешностью достигнуть желаемого плода». Отметив, что первоначально такое образование порой казалось дворянству «тягостным и несносным», в манифесте подчеркивается, что начинание это было весьма полезным и ему последовали все российские монархи, «а особливо любезная наша тетка, блаженной памяти государыня императрица Елисавета Петровна… знание политических дел и разные науки распространила и умножила». Положительные результаты просвещения не замедлили сказаться – «истреблена грубость в нерадивых о пользе общей, переменилось невежество в здравый разсудок, <…> благородные мысли вкоренили в сердцах истинных России патриотов безпредельную к ним верность и любовь, великое усердие и отменную в службе нашей ревность», что и позволяет, продолжает манифест, отменить для теперь уже просвещенных дворян «принуждение к службе».

Документ этот, освободив дворян от обязательной службы, по сути официально закрепил обязательность образования для дворянства: «Чтоб никто не дерзал без обучения пристойных благородному дворянству наук детей своих воспитывать под тяжким нашим гневом». Завершается манифест угрозами в адрес тех, кто будет «в лености и праздности все время препровождать» и «детей своих в пользу отечества своего ни в какие полезные науки не употреблять»[44 - Полное собрание законов Российской империи. Т. 15. М., 1857. № 11444. С. 190.], за это им будет не только всеобщее презрение, но и отказано в допуске ко двору и в публичные собрания. Так манифест подчеркнул значение образования в жизни государства, его важную воспитательную роль, особое покровительство, которое оказывает ему правительство. Обучение рассматривается как способ служения отечеству, а дворянская вольность становится понятием относительным, т. к. обязательная служба заменилась обязательным образованием.

В «Манифесте о вольности дворянской» допускались различные возможности дворянского образования: обучение за границей, в государственных заведениях и дома. Именно эти способы обучения продолжали преобладать в России.

Вторая половина XVIII в. привнесла много нового в историю российского образования. В это время развиваются традиционные виды обучения, а также появляются новые образовательные учреждения. В 1755 г. в Москве открывается первый российский университет – событие огромного значения, наглядно показавшее ту высоту, на которую поднялось образование в России за короткий период. Образование уже прочно вошло в русскую жизнь, все расширяется его социальный охват, все глубже становится уровень знаний, для дворянства теперь это не просто обязательная повинность, но и хорошо осознанная необходимость.

Причин подобных перемен в отношении к образованию было много: экономическое и политическое развитие страны, изменения в области быта и нравов, появление новых возможностей для обучения в связи с открытием сети учебных заведений всех уровней, многочисленные меры, принимаемые правительством для распространения просвещения, все более тесное общение с Европой, проникновение европейских идей в русское общество, наконец, освобождение дворянства от обязательной службы, приведшее к серьезным изменениям в его положении. В. О. Ключевский пишет, что, получив свободу, дворянство «почувствовало себя без настоящего, серьезного дела», началось «дворянское безделье», повлиявшее на всю историю русской культуры – дворянство с этого момента стало отрываться от реальной действительности и «создавать себе искусственное общежитие»[45 - Ключевский В. О. Сочинения. Т. V. С. 148.]. Согласившись с первой частью этого замечания, отметим, что это «безделье» привело к повышенному интересу к образованию, наукам, литературе, художественному творчеству, а в результате в короткие сроки к созданию той высокой, преимущественно дворянской, культуры конца XVIII–XIX вв., которую мы знаем сегодня.

Распространение образования в России отнюдь не было безоблачным. Оно сопровождалось спорами, борьбой различных идей и концепций, соперничеством и завистью, интригами и доносами, иногда откровенным противодействием. Особое покровительство двора образовательным учреждениям делало их часто объектом честолюбивых помыслов. Так, например, борьба М. В. Ломоносова с И. Д. Шумахером за перестройку деятельности Петербургской академии наук и академических учебных заведений вылилась, по словам Б. И. Краснобаева, в «войну – ожесточенную, непримиримую, только что не кровопролитную»[46 - Краснобаев Б. И. Очерки истории русской культуры XVIII века. М., 1987. С. 58.]. По сути это была война за существование национальной русской науки, за выход системы образования на новый виток – от школ, обучавших грамоте и практическим навыкам, к университетскому образованию, направленному на воспитание отечественных научных кадров.

Верный принципу «я сему себя посветил, чтобы до гроба моего с неприятельми наук российских бороться…», Ломоносов в результате трудной борьбы смог в некоторой степени перестроить работу академических учебных заведений, а главное, учитывая их опыт, открыл университет в Москве, основываясь на новых принципах, отражавших национальные интересы России. Отметим кстати, что победа Ломоносова в академии была недолговечной – сразу после его смерти положение в Академических университете и гимназии было тщательно проверено и признано, что перемены, проведенные Ломоносовым, «нимало не способствовали академии», что студентов гораздо удобнее и дешевле обучать наукам, иностранным языкам и светским манерам за границей[47 - Очерки русской культуры XVIII в. М., 1987. Ч. 2. С. 268.]. Вскорости они пришли в полный упадок и закрылись.

По мере расширения сети учебных заведений все отчетливее ощущалась нехватка учителей – проблема, которой в стране такого размера, как Россия, суждено было стать перманентной. Благие начинания часто не могли быть осуществлены или осуществлялись наполовину просто из-за того, что некому было учить, а те, кто был, нередко делали это из рук вон плохо.

Новый этап в развитии системы российского образования наступил в эпоху Екатерины II. В ее правление реформируются старые, открываются новые учебные заведения, ведется серьезная работа по разработке новых методов преподавания, развивается народное и женское образование. Просвещенная императрица считала образование одним из важнейших орудий в руках государства. Она утверждала, что только «заведением народных школ разнообразные обычаи в России приведутся в согласие, исправятся нравы». Вместе с тем она прекрасно сознавала, что орудие это может быть и опасным. В секретном письме графу Н. С. Салтыкову она писала: «Черни не должно давать образования: поскольку будут знать столько же, сколько вы да я, то не станут нам повиноваться в такой мере, как повинуются теперь»[48 - Цит. по: Очерки русской культуры XVIII в. Ч. 2. С. 272.].

Екатерина лично участвовала в составлении различных образовательных проектов, постоянно знакомилась с европейскими трудами, посвященными проблемам воспитания, значительное место уделено этим вопросам в ее обширной переписке. Она часто лично проверяла учебные заведения. Ей импонировала роль матери, пекущейся о благополучии своих детей. Приехав с проверкой в какое-нибудь заведение, она могла отправиться прямо на кухню, чтобы посмотреть, чем кормят учеников. Нередко приглашала учеников во дворец – традиция, которую императорский двор продолжал и в следующем веке. С. Н. Глинка вспоминал, как в бытность его учащимся Сухопутного корпуса он часто с другими соучениками ходил во дворец поиграть с внуками императрицы. В этих детских забавах Екатерина принимала непосредственное участие: угощала их конфетами, подтягивала спустившиеся чулочки и т. д.: «На этих играх не было видно Екатерины, царицы полсвета; в лице ее представлялась только нежная мать, веселящаяся весельем детей своих»[49 - Глинка С. Н. Указ. соч. С. 44.].

Воспитанница первого набора знаменитого Смольного института Г. И. Ржевская восторженно писала, что оценить великую императрицу можно было «лишь узнав, как она была ласкова к тем, кого называла своими детьми, как была доступна для них». «Скрывая всегда расстояние, отделяющее подданных от государыни, – продолжает первая «смолянка», – мать и покровительница заведения не могла лишь скрыть от воспитанниц великих качеств, ее отличавших. Дозволяя детям короткое обращение с собою, она никогда не роняла своего величия»[50 - Ржевская Г. И. Памятные записки. Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М., 2001. С. 37.].

Осуществление замыслов Екатерины по реформированию системы образования в России на первом этапе ее царствования было поручено известному общественному деятелю и педагогу И. И. Бецкому. Иван Иванович Бецкой (или Бецкий) родился в 1704 г. в Стокгольме. Он был незаконнорожденным сыном женатого пленного русского воеводы князя И. Ю. Трубецкого (отсюда и его фамилия, по традиции того времени незаконным детям часто присваивали только часть отцовской фамилии) и шведской баронессы Вреде. Образование он получил в известном своими суровыми правилами Копенгагенском кадетском корпусе, а в Россию попал в 1721 г., где быстро выучил русский язык (Бецкий был православным и еще в Европе знакомился с языком своей церкви). За знание иностранных языков и не без покровительства отца был определен в Иностранную коллегию. С тех пор жизнь его была неразрывно связана с Россией, служению которой он посвятил все свои силы. По долгу службы Бецкий много путешествовал, а выйдя в отставку в царствование Елизаветы Петровны, 14 лет провел в Европе, знакомясь с популярными в то время идеями Вольтера, Ж. Ж. Руссо, Д. Дидро и Д. Локка, изучая по собственной инициативе различные европейские учреждения, прежде всего образовательные и воспитательные.

Вернувшись в Россию, он вновь поступил на государственную службу, и Екатерина II, оценив его знания и опыт в этой области, вверила ему заботы о народном воспитании. Бецкий не обманул ожиданий императрицы и трудился на ниве просвещения не покладая рук. По его инициативе были открыты новые учебные заведения, среди которых обращают на себя внимание впервые созданные в России специальные женские, а также благотворительные, такие, как Воспитательное общество благородных девиц (1764, знаменитый Смольный институт), Мещанское училище (1765), воспитательные дома для подкидышей в Москве (1764) и Петербурге (1770). В соответствии с новыми идеями были реорганизованы Сухопутный шляхетский корпус и Российская академия художеств. Выход в отставку не прервал деятельности Бецкого, который до последних дней своих (он умер в 1795 г.) продолжал заботиться о вверенных ему учреждениях.

Целью образовательной программы Бецкого было создание «новой породы людей». Эти «новые люди», образованные, гуманные, законопослушные, должны были, по замыслу Бецкого, стать основой справедливого государства, построенного на принципах высшей нравственности. Воспитание и здесь ставилось выше простого образования. В составленном Бецким в 1764 г. «Генеральном учреждении о воспитании обоего пола юношества» говорилось: «Искусство доказало, что один только украшенный или просвещенный науками разум не делает еще доброго и прямого гражданина. Но во многих случаях паче во вред бывает, если кто от самых нежных юности своей лет воспитан не в добродетелях и твердо оные в сердце его не вкоренены; а небрежением того и ежедневными дурными примерами привыкает он к мотовству, своевольству, бесчестному лакомству и непослушанию. При таком недостатке смело утвердить можно, что прямого в науках и художествах успеха… ожидать, всуе себя и ласкать»[51 - Бецкой И. И. Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества… Антология педагогической мысли России XVIII века. С. 150.].

Для того чтобы избежать разлагающего влияния общества, следовало, считал Бецкий, полностью оградить детей от него, для чего необходимо было создать специальные учебные заведения. Сделать это предполагалось как можно раньше – не позднее достижения ими возраста 5–6 лет, в котором дети еще не испорчены дурным влиянием и неправильным воспитанием, так как, по его мнению, «корень всему злу и добру – воспитание». Новые люди, по замыслу Бецкого, должны были через семью постепенно распространить эти идеалы на все общество. Мысль о неразрывности воспитания и обучения в процессе образования, причем при преобладании воспитания, Бецкой довел до крайней степени. Идея эта попала в России на благодатную почву и получила поддержку правительства.

Далеко не все идеи моно было осуществить. Не хватало кадров, особенно квалифицированных: о воспитателях Московского воспитательного дома он писал Екатерине, что «ни один их них не проявил надежного умения; ни один не постигает настоящей цели учреждения; ни один не понимает его духа; они только заботятся о личных своих выгодах… ссорятся между собою и сплетничают…» Разочаровывали порой и воспитанники: в первых из них он не нашел «ни малейшего послушания, никакой склонности к упражнениям и трудолюбию; ничего, кроме невежества, неповиновения и упрямства»[52 - Цит. по: Краснобаев Б. И. Очерки…С. 70, 71.]. Взывает сомнение тезис о необходимости отрыва ребенка от «дурного влияния общества», т. е. в конечном счете от родителей и от семейной среды. Искусственная изоляция приносила совсем другие плоды, что особенно было заметно в женских учебных заведениях, выпускавших девушек, к жизни совершенно не подготовленных. Были и другие трудности, однако в целом, безусловно, значение деятельности Бецкого в истории русского образования велико. На основании разработанной им концепции, учитывавшей идеи наиболее передовых европейских мыслителей, по его инициативе и под непосредственным руководством были открыты многие учебные и воспитательные учреждения, ставшие гордостью России. Многие из его принципов воспитания, например уничтожение телесных наказаний (Бецкой утверждал, что «бить детей, грозить им и бранить, хотя и причины к тому бывают, есть существенное зло»[53 - Там же. С. 70.]), вошли в практику учебных заведений России, выведя ее таким образом в число передовых европейских держав в вопросах обучения.

О его самоотверженной деятельности говорят воспоминания воспитанников созданных и опекаемых им учебных заведений. Вот свидетельства ученика Сухопутного кадетского корпуса: «Где был Бецкий, там были и отеческая заботливость и привет сердечный. С каким радушием принимал он нас в день своих именин, с какою лаской сам угощал нас и с какою нежною внимательностью расспрашивал нас о предметах нашего учения! Бецкий обладал глубокими сведениями в науках и искусствах…», не удивительно поэтому, что в день его смерти «мы, кадеты, принесли ему в дань благодарности искренние слезы наши»[54 - Глинка С. Н. С. 49.]. Подобные чувства разделяли и воспитанницы Смольного института: «И. И. Бецкий своим усердием, бескорыстием и патриотизмом отличался во всех отраслях вверяемого ему управления… Этого удивительного человека, этого почтенного старца приучили нас уважать как отца и защитника»[55 - Ржевская Г. И. Указ. соч. С. 43.].

Важнейшим событием в истории российского образования стало создание в 1782 г. Комиссии об учреждении училищ. Одним из ее наиболее активных деятелей был Федор Иванович Янкович де Мириево (1741–1814) – сербский педагог, приглашенный в Россию из Австрии, где он также участвовал в разработке школьной системы. Янкович прекрасно знал русский язык, был православным, пользовался большим доверием императрицы, имел богатый опыт работы в европейских учебных заведениях, не жалел сил на порученное ему дело, словом, идеально подходил для поставленной задачи. Помимо разработки школьной реформы, он также занимался написанием различных учебников, учебных пособий и руководств для новых школ. Именно благодаря его активному участию говорят о том, что Россия избрала австрийскую школьную систему, и это во многом справедливо. Но, как это часто бывало с другими заимствованиями и нововведениями, какая бы ни была форма, содержание все равно было свое, российское. Принципы обучения, сложившиеся в России гораздо раньше этого периода, нашли воплощение и в новой системе.

Согласно разработанному Комиссией «Уставу народным училищам в Российской империи» (утвержден Екатериной II в 1786 г.), в городах создавались народные училища двух типов: главные (в губернских городах) и малые (в уездных). Программа обучения в них строилась следующим образом: 1-й класс – чтение, письмо, арифметика; 2-й – грамматика, арифметика, чистописание, рисование; 3-й – арифметика, грамматика, синтаксис, история, география; 4-й – грамматика, сочинение, составление деловых бумаг, история, география, геометрия, механика, физика, естественная история, начала гражданской архитектуры. Предполагалось также изучение иностранных языков, при этом их выбор ставился в зависимость от географического положения города (например, в южных губерниях – греческий, в Иркутской – китайский). Кроме этого изучались Закон Божий, а также латинский и другие иностранные языки (прежде всего французский и немецкий), обязательные для тех учащихся, которые планировали продолжить обучение в гимназиях или институтах.

Все программы были согласованы между собой. Проучившись два класса в уездном училище, можно было продолжить обучение в губернском. Еще в указе о создании Комиссии особо подчеркивалось, что «все сии школы находятся везде в совершенном единообразии: ученики все, в какой бы они школе ни были, читают одинакие учебные книги, а учители употребляют одинакий способ обучения и наблюдают одинакое распределение часов… так что науки в школах сих преподаются в самом отдаленном краю России в одно и то же время и на том единообразном основании, на каковом оные преподаются и в самой столице»[56 - Сборник материалов для истории просвещения в России. Т. 1. СПб., 1893. Стлб. 161.].

Предполагалось, что училища будут стремиться к тому, чтобы привлечь как можно больше бедных учеников, чьи «родители не в состоянии дать доброго воспитания сами…» Допускались в них и девочки, правда, особо оговаривалось, что мальчики и девочки сидят отдельно, и учителю вменялось наблюдать, чтобы из школы они выходили порознь. Телесные наказания запрещались. Предусматривались «открытые испытания» два раза в год – перед Новым годом и Петровым днем (образец отчетности прилагался).

В «Уставе народным училищам» были продуманы все детали новой образовательной системы: почасовые учебные планы, права и обязанности всех – от попечителя и директора до учителя и ученика, обязательные учебные пособия и книги, все формы отчетности и т. д. Причем правила устанавливались строгие и незыблемые. Нагрузка учителя определялась в 23 часа в неделю в двух младших классах, где, как и по сей день в начальной школе, преподавал один учитель; примерно до 29 часов в старших, где, соответственно, каждый вел свой предмет, а точнее, предметы (иностранный язык считался самым сложным, учителю предписывалась нагрузка всего лишь в 18 часов). Учитель должен был строго контролировать посещаемость своих учеников (прилагался образец журнала успеваемости), требовать с них записки от родителей, писать на основании их объяснительные записки директору. Рекомендовались и некоторые методические приемы: например, советовали специально допускать в рассказе или в записи на доске ошибку, чтобы таким образом проконтролировать внимание и знания учеников.

Требования к самим учителям были также крайне жесткими. Учитель должен был всей своей жизнью (и не только в классе) подавать пример «ко благочестию, добронравию, дружелюбию, учтивости и прилежанию». В случае болезни следовало немедленно сообщить директору для подыскания замены – перерыв в занятиях был недопустим, учитель, проживавший в общежитии, не только не мог никого оставить у себя ночевать, но и сам не имел права ночевать в другом месте – за моральным обликом следили строго. Во время урока не разрешалось отвлекаться на посторонние темы, использовать книги, кроме рекомендованных уставом, предлагались даже темы для застольных бесед с учениками, такие, которые «могут расположить сердце их к добродетели, а душу к благомыслию»[57 - Устав народным училищам в Российской империи. Антология педагогической мысли России XVIII века.. С. 240?241.].

Конечно, некоторые детали этой программы так и остались на бумаге. Ну как можно было контролировать выполнение, например, следующего: «Ученики, вышед из училища, не должны на улицах мешкать, затевать игру, крик или другие беспутства, но чинно и пристойно идти прямо домой, каждой мимоидущей особе учтиво кланяться…» Но несмотря на некоторые перегибы, основа была заложена, и время показало ее жизнестойкость и своего рода соответствие национальным основам, многие внешне гораздо более реалистичные программы в России умерли, не успев толком развиться[58 - Там же. С. 252.].

Одновременно с этим развивалась система привилегированных общеобразовательных школ. Так, в 1776 г. при Московском университете, где еще ранее была создана гимназия, открылся дворянский Благородный пансион. Принимали в это фактически закрытое учебное заведение, в котором дети не только учились, но и постоянно жили, далеко не всех. Три главные задачи были положены в основание этой элитарной школы: 1) «научить детей или просветить их разум полезными знаниями»; 2) «вкоренить в сердца их благонравие»; 3) «сохранить их здоровье»[59 - Шевырев С. П. История императорского московского университета, написанная к столетнему его юбилею. 1755–1855. М., 1998. С. 215.]. В разное время в нем учились такие выдающиеся деятели России, как А. С. Грибоедов, А. П. Ермолов, В. А. Жуковский, М. Ю. Лермонтов.

В правление Екатерины делаются попытки поставить под контроль и частное образование. В 1787 г. для повышения уровня преподавания в частных пансионах, которые в большом количестве появлялись в разных городах России, был издан указ, согласно которому всякий, кто хотел открыть пансион, должен был представить диплом русского или зарубежного университета или учительской семинарии. В случае отсутствия диплома необходимо было сдать соответствующие экзамены в специально созданных для этого комиссиях Московского университета, Академии наук, Главного училищного управления. Надо отметить, что комиссии эти нередко отказывали претендентам, что, безусловно, способствовало повышению уровня обучения в частных пансионах.

В результате проведенной Екатериной II образовательной реформы уже в конце XVIII в. в 288 главных и малых народных училищах обучались более 22 тыс. человек (из них – 1,5 тыс. девочек). Несмотря на то что школьная реформа воплощалась в жизнь медленно и далеко не всегда так, как задумывалась первоначально, к тому же по-прежнему не хватало кадров, средств, это был своего рода прорыв, веха в истории образования. Впервые в России была создана сеть государственных общеобразовательных учебных заведений, разработаны единые для всей страны учебные планы, выработаны основные принципы преподавания и нормы поведения. Эта система государственного планирования и учебного единообразия стала отличительной чертой всего последующего развития системы образования в России и дожила до наших дней.

В. О. Ключевский иронично изображает типичное образование дворянина конца XVIII в. следующим образом: «С рук дьячка-учителя человек этого класса переходил на руки к французу-гувернеру, довершал свое образование в итальянском театре или французском ресторане, применял приобретенные понятия в столичных гостиных и доканчивал свои дни в московском или деревенском своем кабинете с Вольтером в руках». И все-таки при всей нелепости образа этого «случайно родившегося в России француза», появление которого было связано с недостатками эпохи, он сильно отличался от дворянства петровской поры, даже лучшие представители которого, согласно описанию того же Ключевского, будучи отправлены за границу для обучения, «бегали от науки <…>, посещали “редуты”, игорные дома, где дрались и убивали один другого, богатые хорошо выучивались пить и тратить деньги, промотавшись, продавали свои вещи и даже деревни… По возвращении домой с этих проводников культуры легко свеивались иноземные обычаи и научные впечатления, как налет дорожной пыли, и домой привозилась удивлявшая иностранцев смесь заграничных пороков с дурными родными привычками…»[60 - Ключевский В. О. Сочинения. Т. V. С. 167. Т. IV. С. 218.]

XVIII в. стал поворотным в истории развития российского образования. Трудно перечислить все, что было сделано за этот период: сложилась система светской школы, включавшая все три ступени – начальную, среднюю высшую; выработана научная терминология на русском языке; появились разнообразные возможности для полноценного обучения – к концу века в России уже существовало около 500 только светских учебных заведений, при этом не учтены многие частные заведения и тем более домашние учителя; напечатаны различные учебники, прежде всего на русском языке, разработаны серьезные учебные программы и методики обучения; создана база для подготовки учителей (Московский университет, гимназии, Учительский институт); наконец, «привычка учиться» стала неотъемлемой частью дворянского мира, а идея о необходимости образования широко проникла в общественное сознание. Образование стало достоянием относительно широких слоев населения и заняло главенствующее место в системе общественных ценностей. Можно утверждать, что менее чем за сто лет в системе российского образования произошел настоящий переворот. Новая система, органически связанная с предшествующей традицией, отражала глубокие изменения, произошедшие в XVIII в. Она же, в свою очередь, в значительной степени и формировала их.

Развитие основных принципов образования в XIX и XX вв.

XIX в. развил и упрочил основные направления развития образования, начатые в предшествующие эпохи, вывел его по отдельным показателям на лидирующее место в мире. В 1802 г. Александр I в числе других 8 министерств создал Министерство народного просвещения, тем самым наглядно продемонстрировав возросшее значение и роль образования в государстве и обществе. Согласно разработанному министерством уставу учебных заведений (1804), в России провозглашалась единая система общего образования. Она была разделена на четыре ступени. В каждом церковном приходе (или нескольких вместе, в зависимости от числа жителей) создавались одногодичные приходские училища, в которых учащиеся получали элементарные навыки счета, чтения, письма и изучали Закон Божий. После его окончания можно было поступить в уездное училище, которое должно было быть открыто в каждом уездном городе, где за два года, помимо усовершенствования вышеупомянутых навыков, изучались также геометрия, физика, естествознание, география, история. Успешно окончившие его могли поступить в гимназии, находившиеся в губернских городах. Программа обучения в них предполагалась достаточно разнообразная, а цель ставилась двоякая: прагматическая – поступление в университет для тех, кто хотел сделать карьеру, или абстрактная – изучение разнообразных наук для тех, кто, «не имея намерения продолжать оные в университетах, пожелает приобрести сведения, необходимые для благовоспитанного человека»[61 - Устав учебных заведений, подведомых университетам. Антология педагогической мысли России первой половины XIX в. С. 32.].

Наконец, высшей, четвертой, ступенью был университет, который предполагалось открыть в каждом округе. В общей сложности все обучение теперь (вместе с университетом) занимало 10 лет, причем все ступени были преемственно связаны: только закончив одну, можно было перейти в другую (исключение составляли лишь приходские училища – начальное образование разрешалось получать любым способом). Согласно новому положению, поступить в гимназию можно было имея аттестат уездного училища, а в университет – после окончания гимназии. Правда, допускалось и отклонение от этого правила. На практике в каждое из этих заведений можно было поступить, сдав соответствующие экзамены. Требования при этом были крайне высокими: например, В. Г. Белинский, не имевший гимназического аттестата, при поступлении в университет на словесное отделение философского факультета сдавал 9 вступительных экзаменов: Закон Божий, словесность, историю, географию, французский, немецкий, латинский, греческий и математику.

Одновременно с развитием принципов, провозглашенных еще в уставе 1786 г., таких как всесословность, государственный контроль, централизация, светский характер, единообразие учебных планов, программ, учебников, намечались и новые. С целью подъема их образовательного уровня все государственные учебные заведения переходили в подчинение университетов. Было заявлено также, что при каждом университете необходимо создать учительский или педагогический институт, причем будущим студентам были обещаны «особенные выгоды в содержании». Такой институт был открыт в 1804 г. в Петербурге. Это Педагогический институт, тот самый, о котором так нелестно отзывается Грибоедов в «Горе от ума»: «…в Петербурге институт / Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут: / Там упражняются в расколах и в безверьи / Профессоры!!» Все эти меры были направлены на увеличение числа профессионально подготовленных учителей для расширения сети учебных заведений в России. Окончить полный курс средней школы теперь можно было не меньше чем за 7 лет – подобное увеличение срока обучения безусловно влияло и на качество образования. Основной задачей школы провозглашалась задача «приучить детей к трудолюбию, возбудить в них охоту и привязанность к наукам <…>; особливо же дать уму и сердцу их надлежащее направление, положить в них твердые основания честности и благонравия, исправить и преодолеть в них худые склонности»[62 - Там же. С. 36.].

С начала XIX в. возрастает на только количество, но и улучшается качество образования, расширяются и разнообразятся возможности его получения. Недаром грибоедовская Хлестова недовольно восклицает: «И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних / От пансионов, школ, лицеев, как бишь их, / Да от ланкартачных взаимных обучений». Ланкастерское обучение распространилось в России в эпоху образовательных экспериментов, оно строилось по системе английского педагога Дж. Ланкастера, где наиболее способные ученики выступали помощниками учителя. Организованное в 1818 г. Общество учреждения училищ по методе взаимного обучения (таково было официальное название ланкастерских школ в России) ставило своей целью обучение детей из бедных семей основам грамотности. Возглавил общество Ф. П. Толстой, членам были Ф. Н. Глинка, Н. И. Греч, В. К. Кюхельбекер, Н. И. Гнедич, И. А. Крылов и другие. Существовало оно недолго, время было смутное, и Александр I, напуганный многочисленными обществами, возникавшими в стране с туманными целями, вскоре закрыл его. Сыграл свою роль и образовательный характер этого общества, образование было слишком серьезным государственным делом, чтобы выпускать его из-под контроля.

В этот же период появляются новые средние учебные заведения, по сути приравненные к университету, – лицеи: в Ярославле открывается на частные средства Демидовский лицей (1805), в Одессе Ришельевский (1817) и, наконец, самый знаменитый из всех, не только благодаря Пушкину, но и высокому уровню обучения, – Царскосельский (1811). Лицеи являлись привилегированными закрытыми учебными заведениями, целью которых было подготовить преимущественно дворянских детей к государственной службе.

Появляются и общеобразовательные учебные заведения с профессиональной ориентацией: в 1815 г. по инициативе и на средства семьи Лазаревых открывается Армянское училище (с 1827 г. переименовано в Лазаревский институт восточных языков) для всех желающих изучать восточные языки, первоначально персидский, арабский и турецкий, преподаваемые одновременно с литературой, историей и культурой соответствующих стран. Благодаря частным пожертвованиям в училище принимались и бесплатно, что расширяло социальный состав учащихся (правда, по окончании института надо было обязательно отработать не менее 6 лет в армянских школах России).

Меры, принимаемые правительством, были направлены на повышение престижности образования. Чины в системе ценностей русского общества занимали далеко не последнее место, а образование давало реальную возможность для продвижения по службе. Петр I, утвердивший в 1722 г. Табель о рангах, разделил всех служивших – военных, штатских, придворных – на определенные ранги (или чины)[63 - См. приложение № 1.]. Помимо почета и разницы в титуловании ранги давали и другие привилегии. Так, до 1856 г. достижение VIII класса давало право потомственного дворянства (с 1856 – IV). Пушкин с горечью отмечал, что «чины сделались страстию русского народа. <…> В других землях молодой человек кончает круг учения около 25 лет; у нас он торопится вступить как можно ранее в службу, ибо ему необходимо 30-ти лет быть полковником или коллежским советником»[64 - Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 11. М.-Л., 1949. С. 43-44.]. Известен чеховский каламбур о том, что «настоящий мужчина состоит из мужа и чина». Как бы там ни было, но подобные меры вовлекали все большее число людей в процесс обучения, причем систематического. Указ 1806 г., подготовленный М. М. Сперанским, делал государственную карьеру вообще невозможной без высшего образования: теперь для производства в чин 5–8 классов Табели о рангах необходимо было представить свидетельство об окончании университета или сдать специальные экзамены.

Развивалась система высшего образования. В правление Александра I один за другим открываются университеты: 1802 г. – Дерптский; 1803 г. – Виленский; 1804 г. – Казанский; 1804 г. – Харьковский; 1819 г. – Петербургский. Изданный в 1804 г. университетский устав упорядочивал и регламентировал жизнь университетов, которым предоставлялась значительная автономия: должности ректора и профессоров становились выборными, для решения всех вопросов внутренней университетской жизни создавался выборный совет, заводился собственный университетский суд. При университетах открывались пансионы для подготовки к поступлению тех, кто получил домашнее образование или окончил только уездное училище. Университеты получали право давать ученые степени и звания, число которых увеличилось, при этом четко устанавливался чин, присуждаемый за каждую новую степень: первая степень – кандидат (XII класс, т. е. ранг губернского секретаря), вторая – магистр (IX класс, титулярный советник), третья – доктор (VIII класс, коллежский асессор); профессора состояли в VII классе, т. е. имели чин надворного советника, а ректор в V – статский советник. В дальнейшем на протяжении всего XIX в. структура эта сдвигалась в сторону повышения, одновременно поднимая и престиж высшего образования.

В первой половине XIX в. складывается библиотечная система. Библиотеки открываются при университетах, гимназиях, некоторых уездных училищах. В 1814 г. открывается Императорская публичная библиотека в Петербурге, создаются публичные библиотеки в губернских и уездных городах. Открываются музеи, функционируют различные научные общества. Читаются открытые лекции при университетах. Образование широко выходит за рамки учебных заведений, появляются все новые пути и способы просвещения.

Духовное наполнение образования, его воспитательный аспект также получают дальнейшее развитие. Надо отметить, что увеличение числа учебных заведений, расширение образовательной программы, а следовательно, все большие трудности, связанные с возможностью контроля над процессом образования, вызывали заметное беспокойство как правительства, так и многих представителей общественности. Надо помнить, что Россия за короткий период сделала значительный рывок в области просвещения, последствия которого были еще не всегда понятны. Сохранять единство знания и духовности, образования и религии было все труднее. В связи с этим, особенно в периоды политических кризисов, государство предпринимает меры, направленные на усиление контроля в этой области, на укрепление нравственно-религиозной основы образования. Меры эти отличались порой категоричностью и жесткостью, а нередко и крайностью. В 1817 г. Министерство народного просвещения преобразуется в Министерство народного просвещения и духовных дел, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения», – гласил императорский манифест. А для достижения «спасительного соответствия между верой, знанием и авторитетом государства»[65 - История СССР. XIX – начало XX в. М., 1981. С. 57.] создавался Ученый комитет для рассмотрения учебных книг и пособий. Это о его членах так критически отзывался Чацкий: «А тот чахоточный, родня вам, книгам враг, / В ученый комитет который поселился / И с криком требовал присяг, / Чтоб грамоте никто не знал и не учился?»

Стремлением приспособиться к новым политическим условиям была вызвана и реорганизация системы просвещения, проведенная Николаем I. В Манифесте от 13 июля 1826 г., раскрывая причины декабристского восстания, он подчеркивал, что «праздности ума, более вредной, чем праздность телесных сил, недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник буйных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец – погибель»[66 - Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 11. М.-Л., 1949.С. 44-45.]. Ту же мысль развивал и Пушкин, написавший по просьбе правительства заметку «О народном воспитании», содержащую анализ сложившейся ситуации и рекомендации на будущее: «Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества; воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла. <…> Скажем более: одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия»[67 - Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 11. М.-Л., 1949.С. 44-45.].

Основные перемены, проведенные в николаевскую эпоху, связаны прежде всего с этим стремлением предотвратить «новые безумства». Политика правительства в области образования тесно связана с именем графа Сергея Семеновича Уварова (1786–1855), русского государственного деятеля, в течение без малого сорока лет президента Академии наук, с 1832 г. – товарища министра, а в 1833–1849 гг. – министра народного просвещения. Личность сложная и противоречивая, к тому же занимавшая высокий пост, он вошел в историю как автор «теории официальной народности» (термин более поздний, введенный в обиход историком А. Н. Пыпиным в 1870-е гг.), провозгласившей триединой основой благополучия государства «православие, самодержавие, народность». В записке, поданной императору, Уваров подчеркивал, что с самого начала своей деятельности считал необходимым укрепление национальной основы образования: «Надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народные; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные остатки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения…»[68 - Цит. по: Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. Т. 2, ч. 2. М., 1994. С. 300.]

Уваров был личностью незаурядной: прекрасно образован, свободно владел европейскими и древними языками, занимался научными изысканиями в области античной филологии, отсюда, видимо, происходило и его увлечение классицизмом, распространившееся на учебные заведения, находившиеся в его ведении, впрочем, вполне умеренное, если сравнить с более поздним периодом. Он дружил с В. А. Жуковским, Н. М. Карамзиным, А. Гумбольдтом. Вместе с тем характер его был не лишен недостатков, подмеченных современниками, да и высокая должность ставила его в невыгодное, с точки зрения объективности отзывов, положение. Интересно, что, несмотря на разноречивость отзывов о нем, в том числе и резко отрицательных, большинство считало, что должность свою он занимает вполне справедливо и в довольно трудных политических условиях успешно справляется с ней.

Приведем лишь некоторые из высказываний о С. С. Уварове. Б. Н. Чичерин, историк, правовед, философ, писал, что Уваров «был человек истинно просвещенный, с широким умом, с разносторонним образованием… Он любил и вполне понимал вверенное ему дело». Далее он замечает, что «высокому и просвещенному уму графа Уварова не соответствовал характер, который был далеко не стойкий, часто мелочной, податливый на личные отношения»[69 - Чичерин Б. Н. Москва сороковых годов. М., 1997. С. 36.]. Сходного мнения придерживался и А. И. Герцен: Уваров «удивлял нас своим многоязычием и разнообразием всякой всячины, которую знал; настоящий сиделец на прилавке просвещения, он берег в памяти образчики всех наук, их казовые концы или, лучше, начала»[70 - Герцен А. И. Собрание сочинений. В 30-ти т. Т. 4. C. 127.]. К. Н. Батюшков выразил свое отношение в поэтической форме: «Благословен, взлелеян Фебом, / Под сумрачным родился небом, / Но будто в Аттике рожден…»[71 - Знаменитые россияне XVIII–XIX веков. СПб., 1996. С. 720.] Резко отрицательно относился к Уварову историк С. М. Соловьев, писавший, что «Уваров был человек, бесспорно, с блестящими дарованиями, по образованности и либеральному образу мыслей… был способен занимать место министра народного просвещения, президента Академии наук etc., но в этом человеке способности сердечные нисколько не соответствовали умственным. <…> Это был лакей, получивший порядочные манеры в доме порядочного барина (Александра I), но оставшийся в сердце лакеем… не было никакой низости, которой бы он не был в состоянии сделать»[72 - Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 18. С. 571.]. Но резче всех отзывался о нем, пожалуй, Пушкин: «…это большой негодяй и шарлатан… Об нем сказали, что он начал тем, что был б…, потом нянькой, и попал в президенты Академии Наук как княгиня Дашкова в президенты Российской академии»[73 - Пушкин А. С. Полное собр. соч. Т. 12. М.-Л., 1949. С. 337.]. Несмотря на неоднозначность, судя по отзывам, его характера, Уваров много сделал для развития образования в России.