Пряничный город

Шел уже второй час, как Бланш лежала, глядя в потолок. Метели не было, за окном царствовали темнота и спокойствие, но в этот раз они особенно сильно давили на нервы. Сироп мерно посапывал в корзине, служившей ему спальным местом. Глубоко вздохнув и поняв, что она все равно бесцельно проворочается всю ночь, Бланш встала. Взяв ружье, она подошла к двери каравана, на секунду замешкалась, а затем дернула ручку и вышла наружу.

В воздухе застыла тишина. Черные деревья замерли, раскинув свои похожие на лапы чудовищ ветви, которыми они пытались дотянуться до чего-то очень важного, но никак не могли. Лебкухены мирно спали в своем загоне. Завидев ее, они подняли морды и вопросительно посмотрели на странную девушку, удивляясь, что ей понадобилось здесь посреди ночи. «Поглажу коней и пойду внутрь», – подумала Бланш. Она сделала пару шагов, и тут почувствовала на спине чей-то взгляд. Сзади послышалось едва заметное дыхание. Она повернулась и увидела большого пятнистого волка. Он стоял в нескольких прыжках от нее.

Его голова, лапы и живот темно-коричневого цвета сейчас казались абсолютно черными. Спина же была белая и практически сливалась с местностью. «Отличный способ маскировки», – подметила про себя Бланш и тут же удивилась, что в минуту смертельной опасности ей в голову полезли такие ничего не значащие и никак не помогающие ей мысли. Все это произошло за долю секунды, а в следующий момент инстинкт самосохранения взял вверх и она, распрямив плечи и вскинув ружье, решительно двинулась на брауни, выкрикнув низким голосом:

– Прочь! Убирайся прочь!

В этот момент дверь каравана резко распахнулась, чуть не ударив по волку, и раздался выстрел. Зверь подскочил на месте, взвизгнул и, поджав хвост, бросился наутек. Убедившись, что брауни испугался достаточно, чтобы убежать и скрыться в перелеске, Бланш почувствовала, как ее ноги начинают неметь, а колени подкашиваться. Она опустила ружье, и, практически не замечая подскочившего к ней и тащившего теперь за руку в повозку Чоко, словно в тумане зашла внутрь.

– Ну ты даешь, – с волнением произнес парень, выхватывая из ее рук ружье. – Придется закрывать тебя в караване как Сиропа и прятать ключ.

Бланш виновато опустила глаза. Сняв куртку, она молча вернулась обратно в кровать и отвернулась к стене. Оставив ружье у входа, Чоко тоже лег на свое место, и смотрел на нее, размышляя, есть ли смысл что-то сейчас говорить. Бланш понимала, что она действительно сделала глупость и подвергла опасности себя и его. Несмотря на укоры совести, гордость не позволила ей извиниться. Наконец, события тяжелого дня сделали свое дело, и она провалилась в долгожданный сон.

На следующие утро, когда Бланш проснулась, лебкухены бежали ровной рысью и сани привычно покачивались на барханах. Из кухни доносился приятный аромат. Чоко сидел за столом, завтракая и перебирая бумаги.

– Доброе утро, – как ни в чем не бывало, дружелюбно произнес он и протянул Бланш тарелку с готовым для нее завтраком.

Девушка села за стол, украдкой поглядывая на него и пытаясь понять, чем для нее обернется вчерашняя выходка. Сироп не давал ей спокойно поесть, постоянно вертясь под ногами, и Бланш решила насыпать ему корма. Гремя шкафчиками и коробками с карамелью, было легче начать разговор и, насыпая корм в миску, она как бы невзначай произнесла:

– Я вчера глупо поступила.

Вернувшись на свое место, она посмотрела Чоко в глаза:

– Ты обижаешься на меня?

– Нет, зачем. Если кто и виноват здесь – так это я. Караван мой и, будучи главой нашей маленькой экспедиции, я несу ответственность за вас с мурланом, – он в шутку прихватил непоседливого гнома за колпак, и тот недовольно и смешно подпрыгнул. – Это не увеселительная прогулка. Моя обязанность, – он показал на нее пальцем, – привезти тебя домой.

Она внимательно слушала, пытаясь найти в его речи скрытую шутку или упрек в ее адрес, но тщетно. Парень говорил абсолютно искренне. Ее кольнул укор совести. Бланш настолько погрузилась в собственные проблемы, чувства, жажду приключений и была сконцентрирована исключительно на себе, что даже не думала о том, как много моментов Чоко приходилось учитывать каждый день, каждый час, чтобы их поездка проходила спокойно и безопасно для нее самой.

– Спасибо, – искренне сказала она, – обещаю впредь думать головой.

Они улыбнулись и продолжили есть, однако тема деревни и аборигенов все еще висела в воздухе, и ни один из них не решался о ней заговорить.

Когда до Пряничного города оставался день пути, Бланш сидела на кровати и по обыкновению вела записи увиденного. Начавшаяся с нескольких листочков заметка в тетради превратилась в настоящую рукопись с множеством исписанных мелким почерком страниц. Чоко подошел и сел напротив.

– Нам нужно все обсудить еще раз.

Бланш понимая, что этот разговор был неизбежен, и заранее не уверенная в его благополучном исходе, отложила блокнот.

– Хорошо, – произнесла она, дав себе зарок быть максимально терпеливой. – Твое предложение?

– Ты знаешь, я с радостью бы поддержал твою идею. Но вся эта история с трупами волков, разрушенными домами и непонятной исследовательской станцией с погибшими в ней рабочими… Все говорит против идеи срываться с места в карьер.

– Да, я понимаю. И что ты предлагаешь? – она окинула его взглядом, а в голосе опять появился предательский холодок. – Вернешься в свой исследовательский центр и будешь дальше сидеть в кабинете?

– Я еще не придумал, что буду делать, когда вернусь.

Бланш не выдержала и, вскочив, начала ходить по комнате.

– Все твои аргументы наоборот говорят о том, что нам нужно, – она нарочито медленно произнесла это слово, – знать, что делать. Погибли жители, была опустошена деревня. Брауни умер. Увяз в веществе какого-то непонятного вида. Оно ядовито, Чоко!

– Вот в этом? – произнес он, вытаскивая ту самую колбу с собранным образцом.

Бланш взяла ее и поднесла на свет. Внутри переливалась жидкость чем-то похожая на желе. Она слабо отцвечивала серебристым светом, как будто сама же излучала его.

– По-хорошему, нужно ехать лабораторию, но я и без них могу сказать, что это асвит, растворенный в чем-то. Может быть в воде, – рассуждал сам с собой Чоко.

– Асвит… – повторила она, завороженно смотря на сверкающий на солнце жидкий металл.

– Да-да, тот самый, который мы используем в пулях, фонариках. Знаешь, откуда он берется?

Бланш молча отдала ему колбочку и села напротив.

– У нас есть только одно место его добычи, оно засекречено и строго охраняется. Как ты имела возможность увидеть, понятно почему. Если я сдам это в лабораторию, ко мне будут вопросы. Если ты напишешь в газету о том, что увидела, к тебе будут вопросы. И поверь, нас больше никогда не выпустят из Пряничного города.

Его слова без сомнения звучали угрожающе, но Бланш не могла до конца поверить, что это может случиться в действительности.

– Ты просто сгущаешь краски. Да, такая вероятность есть… – она не смогла договорить.

– Есть вероятность? – перебил ее Чоко. – Нет, ты не понимаешь. Почему никто не устранил последствия катастрофы? Не помог жителям восстановить дома? Или хотя бы прийти и забрать свои вещи? Почему никто не вернулся, чтобы захоронить погибших? Я даже рад, что мы приехали зимой. Неизвестно, что еще там скрывается под сугробами.

Он встал, спрятал образец в ящик и закрыл на ключ, продолжая говорить:

– Возможно, это тот случай, когда совершив преступление, не стали утруждать себя и заметать следы. Никто не мог поверить, что найдется парочка чокнутых, которые попрутся в эту глушь.

– Это была твоя идея, – Бланш скрестила руки на груди.

– Да, потому что я… – он махнул рукой, плюхнулся обратно на кровать и откинулся назад. – Это всего-навсего говорит о том, что я просчитался.

Бланш посмотрела в окно. Она понимала, что ей, разумеется, будет не сложно сделать вид, что они ничего не нашли и не видели. В конце концов, у нее в жизни и без того есть проблемы, готовые навалиться с новой силой, как только они въедут в город. Но ее раздражало, что Чоко, которого она, сама того не замечая, нарисовала в своей голове неустрашимым исследователем, оказался всего лишь плодом ее воображения. А по факту перед ней сидел мужчина со своими сомнениями, не готовый кидаться в омут приключений, словно книжный герой.