Алиса в стране пиратов

– Хорошо, – сказал Зак и плюхнулся на свой гамак.

Он, как и все остальные, не снимали одежды и обуви на ночь. Да и зачем? Жизнь пирата слишком непредсказуемая, чтобы тратить время на переодевания.

– Зак, – прошептала Алиса.

– Что?

– Я не знаю, во сколько мне нужно вставать. И не уверена, что проснусь к завтраку…

– Я разбужу тебя.

– Спасибо.

Сара покосилась на нее, но ничего не сказала.

Алиса надеялась провалиться в сон после такого напряжения, но не тут-то было. То ли сказалась нервозность, то ли непривычное место, то ли духота и гогот. Но уснуть ей никак не удавалось. Она ворочалась в своем гамаке, пытаясь занять удобную позу. Мысли скакали в голове: как же я все-таки здесь оказалась? Как вернуться домой, если это возможно? А может это все сон, и я-таки очнусь в своей квартире? А если нет? А там дома меня сочтут пропавшей без вести? Господи!

А если я усну, и кто-то заберется на меня? Я ведь даже пикнуть не успею. Даже Сара не поможет. Да и с чего бы ей помогать? Что вообще происходит?

Еще казалось, что какая-то гадость ползает по ней и щекочет или жалит. Алиса ворочалась и чесалась.

Постепенно гогот и бренчание гитары стихли, их сменили храп и посапывание. Иногда слышалась ругань и проклятья в стиле «а ну заткнулись все, черт бы вас побрал». Но идеальной тишины так и не стало. Было очень душно, но Алисе хотелось укрыться – то ли по привычке, то ли ради чувства защищенности. Пару раз ей удалось вздремнуть, как она услышала звон склянок. Кто-то тряс ее за плечо:

– Вставай, уже рассвет.

– Спасибо, Зак.

Алиса поднялась – слезть с гамака было проще. Она оглянулась – грязные босые ноги виднелись на соседних лежанках. Храп стоял из левого угла. Кажется, это был Бредли – неудивительно. Сара спала, закрыв лицо шляпой, а Зак потер лицо и перевернулся на другой бок. Тихонько шагая между гамаками, Алиса вышла из трюма. А теперь куда идти-то?

Дорогу до камбуза она не запомнила. Уинстон убьет ее своим жутким тесаком, если она опоздает. Ладно, выйду на палубу, там спрошу кого-нибудь. Только выйти бы. Так, палуба наверху, значит надо идти наверх. И правда, через несколько минут Алиса оказалась на нижней палубе. Над горизонтом поднимался золотистый блин солнца, постепенно увеличиваясь в размерах. Мимо кто-то промчался, сверкая пятками, и как обезьяна взобрался по канатам. Новоиспеченная помощница кока сладко потянулась, сделала несколько наклонов вперед и в стороны, провела рукой по волосам. Фу, какие они спутанные, а у корней уже жирные. Интересно, они тут хоть как-то моются или только по прибытии на берег? Умыться бы…

Девушка осмотрелась и увидела знакомую дверь – ага, нам, кажется, сюда. Поплутав немного в темноте, она наконец оказалась на камбузе.

– Чшшего дрыхнешшшь? – услышала она недовольный голос Уинстона.

– Я немного заблудилась, – оправдалась Алиса.

– Заблудилась… Иди сюда.

Алиса зашла за перегородку. Кок что-то переливал из кастрюли в кружки.

– Неси давай.

Алиса взяла две кружки и понесла в столовую. По пути она понюхала жидкость и чихнула. Кажется, это была смесь рома и чего-то тухлого. Есть не хотелось.

– А почему нельзя сначала расставить кружки, а потом разлить в них… это?

– А почему бы тебе не заткнуться?

Что ж, никто и не обещал, что благосклонность будет сохраняться все время. Алиса молча таскала кружки и расставляла их на столы. Потом Уинстон сунул ей в руки большой поднос с сухарями, мол, раскладывай. И это завтрак? Но спорить помощница не стала. И начала раскладывать сухари по три штуки рядом с кружками.

– Ты шшшто делаешшшь? – зашипел Уинстон.

У Алисы аж сердце ушло в пятки.

– С-сухари раскладываю.

– По одному! – рявкнул кок. – Расщшшедрилась она.

Алиса быстро поправилась и разложила положенное количество сухарей рядом с каждой кружкой. Он это серьезно? Это завтрак? Трындец, конечно. Сам-то поди, вчерашнюю кашу доест и не подавится. А капитан тоже это ест? Вот она романтика золотого века пиратства.

Уинстон таращился из-под мохнатых бровей, уперев руки в боки, точнее одну руку, обрубок у него висел вдоль тела.

На подносе еще осталось несколько сухарей.

– Тут еще сухари остались, может?..

– Я сказал, по одному!

Алиса пожала плечами. Как скажете, камбузный жеребец. Вслух она, конечно, этого не произнесла, но про себя улыбнулась.

И снова топот. Распахнулась дверь, и в камбуз ввалилось несколько человек. Они выглядели бодрыми, хоть и встали раньше – некоторых из них она видела на палубе пару минут назад. Вахтенные?

Те приветливо закивали головами и перебросились короткими фразами с Уинстоном. Тот послал их к черту и скрылся за перегородкой. Алиса поплелась за ним – а что еще делать-то?

Кок вытащил грязный мешок из тумбочки, пошарил в нем рукой, сплюнул и сказал через плечо:

– Принеси ешшше чшечшевицы.

Алиса не сразу сообразила, что он просит ее.

– Эмм, откуда?

– Ну не знаю, у Господа Бога попроси, например, – выпрямился во весь рост амбал. – Тебя же Робин водил по кораблю, вот и спроси у него, где хранятся продукты.

Алиса сначала дернулась в сторону выхода, потом замешкалась:

– А чего это мне просить какого-то Робина, когда вы на кухне главный? Покажите дорогу, просветите неумеху.

Уинстон оскалился, затем сплюнул, вытер грязную руку о такой же грязный фартук (он его вообще снимает?) и повел девушку за собой. Уловка подействовала, стоило было сказать волшебное слово «главный» в противовес «какому-то Робину».

Они миновали пару помещений и оказались в чуть более освещенном трюме. Здесь стояли бочки со склизкой поверхностью, бликующей на свету. Несколько ящиков и около дюжины мешков. Одни были пусты лишь наполовину, другие больше походили на смятые грязные тряпки.

Под ногами что-то хрустнуло. Оказалось, это большой черный жук. Гадость какая! Алиса присмотрелась и обнаружила, что многие мешки подъедены, ящики погрызаны. Только бочки целы, но мерзкая слизь выглядела отталкивающе.

– Вон тот, – указал кок обрубком на грязно-коричневый мешок в правом углу. Как назло именно сюда свет почти и не попадал. Алиса осторожно приблизилась к мешку, ожидая, что какая-нибудь живность так и выскочит на нее. Открыла мешок (он еще, блин, и не завязан) и ахнула!

Червяков и жуков там было больше, чем самой чечевицы.