– Хороший Проня мужик, – говорила Мария Саввична. – Добрый.
– Хороший, – вторила Манька.
– Жалеет тебя.
– Жалеет…
– Что ж ты? – Тетка заглядывала ей в глаза, стараясь уловить ее настроение. – Или не нравится?
– Нравится. Хороший мужик.
– Замуж не звал?
– Нет, не звал.
– Зачем тогда ходит? – разводила руками тетка.
Манька и сама понимала, что Проня со всех сторон положительный. Таких, как говорили в деревне, днем с огнем не найти. Особенно теперь, после войны. Но он никак не намекал, что у него на уме.
Однажды в воскресенье Манечка собиралась идти к тетке. В дверь постучали.
– Не заперто!
Первым в комнату зашел дядя Коля, за ним – Мария Саввична, последним переступил порог возчик Проня. Маня сидела на корточках перед сыном до тех пор, пока не сообразила, что Проня пришел свататься.
Накинула скатерть на стол, принесла из сеней капусту и соленые огурцы. Дядя Коля выставил неполную четверть самогона. Тетка достала из-за пазухи пироги. Сели. Дядя Коля разлил самогон, встал и первым взял свою кружку.
– Ну, вот, племянница, пришли тебя сватать. – Он указал на Проню. – Правильный мужик, все сделал, как надо. К родственникам пришел, дозволения попросил. Мы-то не против, а как тебе порешить – дело твое.
Дядька потянулся, все чокнулись, выпили и стали закусывать.
Манечке кусок в горло не лез. Взглянув на нее, Проня встал, одернул пиджак и пригладил рукой волосы.
– Предлагаю тебе, Мария Петровна, законный брак. Сына твоего буду любить как родного.
К нему подбежал Митенька, прижался и стал смотреть на мать. Тетка и дядя Коля тоже смотрели, ожидая, что она скажет.
Манечка поставила кружку.
– Ну? – спросила Мария Саввична. – Как порешишь?
– Спасибо тебе, Проня, и вам, дорогие родные.
Проня не утерпел:
– Пойдешь за меня?
– Пойду, – Манечка смиренно опустила глаза.
– Свадьбу сыграем на Рождество, – сказал дядя Коля.
* * *
На Новый год в леспромхозовском клубе проводили собрание. Вместе со взрослыми позвали ребят. Поставили елку, украсили картонными игрушками, шарами и стеклянными бусами. Митенька пришел в костюме богатыря: в сапожках и плаще, сшитых из красного ситца, с деревянным мечом, который выстрогал Проня. Манечка удивлялась: и как только умудрился с одной-то рукой.
Хоть и жил Проня отдельно, а в клуб пришли вместе, втроем, будто семья. После танцев под гармонь вышел Дед Мороз и стал раздавать детям подарки, конфеты в цветных фантиках – невиданное богатство. Митенька принес их матери и спросил, что ему делать. До сих пор он ел только подушечки. А здесь – в красивых бумажках.
Всех пригласили в зал, где в президиуме поставили стол с зеленым сукном. Вначале выступила леспромхозовская культбригада: пятеро девчат и один гармонист, слепой парень в черных очках, бывший танкист. Хором спели две песни, потом завели частушки, продернули нерадивых работниц, в том числе литовку, которая работала в Манечкиной бригаде:
Снабойтие Казимира
На работе все мудрит,
Две залыски в день прочешет.
А как будете платить?
Взрослые смеялись и переглядывались, смотрели на Казимиру. Та, смущаясь, краснела. После концерта стали награждать передовиков леспромхоза. В президиуме сидели руководители, приезжее начальство из района и области. В первом ряду – плечистый мужчина с русыми волосами, зачесанными набок. Он кого-то искал глазами, перебирая всех, кто был в зале. Наткнувшись на Манечку, чуть покраснел и тут же отвел глаза.
Манечка тоже его заметила, а заметив, больше на него не смотрела. И когда ее вызвали получать ценный подарок, втянула голову в плечи и наотрез отказалась идти. За нее вышел Проня.
Вечером после собрания к Манечке зашел их чистовитинский мужик, с которым она передавала гостинцы. Вручил записку и тут же ушел. Манечка развернула, по почерку поняла, что писал ее брат. По словам сообразила – ему диктовала мать, сама-то она писать не умела. В записке прочитала слова:
«За Проню не выходи. Прокляну».
Глава 48
Ввязались
Из квартиры на третьем этаже, где велись съемки, несли аппаратуру, мебель и ящики с уже ненужными костюмами и реквизитом. Дайнекино сердце переполнялось ностальгическим сожалением, что этот этап ее жизни заканчивался теперь, когда было и без того плохо. Топот над головой уже не вызывал в ее душе ни одной положительной эмоции.
– Так грустно, – прошептала Дайнека.
Она сидела на подоконнике и смотрела во двор, где рабочие затаскивали поклажу в автобус с надписью «Мосфильм». Фургон-гримерная и светобаза уехали вчера вечером. Двор опустел.
Дайнека слезла с подоконника и медленно побрела в прихожую, раздумывая над тем, что хорошо было бы попрощаться со всеми, кого она знала. Она вышла в подъезд, забрела в лифт и поднялась на один этаж. Когда раздвинулись дверцы кабины, нос к носу столкнулась с Крюковым.
– Как кстати… – сказал он, зашел в лифт и нажал на вторую кнопку.
На ее этаже следователь предложил:
– Если не возражаете, поговорим у вас дома.
Они зашли в квартиру, и Дайнека пригласила Крюкова в комнату, однако он попросил:
– Чайку не нальете?
– Конечно, – она первой прошла на кухню.
Пока готовила чай, следователь достал какие-то бумаги и положил их на стол.
– Нужно зафиксировать ваши показания относительно того, что вы слышали в ночь убийства, я имею в виду выстрел электрошокера. Кроме того – случай с проникновением в вашу квартиру. Начну писать, если нужно будет что-нибудь уточнить, я спрошу. Потом вы прочитаете и, если все правильно, подпишете протокол.