– Меня больше интересует, где я… – мрачно произносит Дэн.
Мы прилетели не туда. В суматохе борт выпустили из Домодедово, объединив рейсы за три дня. И вместо столицы, мы внезапно оказались в каком-то пыльном ближневосточном Зажопинске. Здесь время заснуло, и никто ничего ни о ком не знал.
Багаж пропал, так же, как и стыковочные билеты у ребят. Теперь они не могли лететь дальше. По крайней мере, отсюда уж точно.
Зато везде можно было курить.
Ася курила.
Дима осоловело трезвел в углу.
Дэн ушел умываться, дорогой громко пнув урну и матюгнувшись.
Единственное разумное существо среди нас – десятилетний Ян – пытался вылезти в Интернет с моего телефона.
Я купила пачку местных сигарет. На ней была криво нарисована мифологическая женщина. Вкус у них был сладкий и резкий. И не было фильтра. Через две затяжки я поняла, что не могу от них оторваться.
Интернет не работает. Багажа нет. Английского никто здесь не знает. Все выяснили, пора, наконец, отсюда выбираться.
Снаружи горячий воздух и бетон. Желтое, синее, белое. Стеклянная дверь взлетно-посадочного мира давно закрылась. За спиной – теперь только свои крылья. Расправить их и вперед, в низкое небо над пустыней. «Don’t look back…» – внезапно говорит мне мой плеер. Один наушник в правом ухе. Всегда. Городская привычка.
Какой-то старый человек долго смотрит на нас, потом берет Диму за руку и спрашивает: «Бус? Сити?». Дима грустно кивает бородой. Мы плетемся за дедом сквозь полусон и жару, садимся в ободранный автобус.
Он такой старый, что ездит сквозь время. Он увозит пассажиров туда, где из века в век древняя молитва слышна с минарета. Где живут забытые в детстве ковер-самолет и сказочный джинн. Где происходят чудеса – всегда, и никогда – новости из Интернета.
Горячий ветер гладит лица сквозь открытые окна. Пронзительное небо отражается в черных очках-авиаторах. Уже трудно поверить, что где-то может случиться дождь. Что где-то вообще может что-то случиться.
11
Автобус, чихая пылью, плетется по пустыне. Под вечер мы въезжаем в какой-то большой город и встаем в диковинную пробку из ослов, верблюдов и ржавых фольксвагенов-жуков. Жуки, вздыхая, ползут через мост, навстречу огненному закатному шару, который вот-вот скатится с горизонта на блестящую ладонь реки.
– Здесь есть аэропорт?
– No.
В перерывах между городами Дэн узнает, что сделка, на которую он летел, сорвана, а его уволили с работы. Ну и хер с ними, говорит Дэн, и пытается покурить на заправке…
Ася, пережив сто двадцать шестую попытку узнать о судьбе нашего багажа и своей доски, плюет на это дело и успокаивается.
Лия и Марк отобрали у Дэна планшет. Типа для Яна, чтобы было, чем занять ребенка в дороге. Ага, пятый час сами играют на нем в какую-то хрень, громко ругаясь.
Ян подружился с арабом-водителем и тусуется в кабине.
Дима большую часть времени спит, обняв рюкзак.
Я слушаю Tiesto и рисую в блокноте придорожные низкие горы и лица соседей.
Где мы? Куда мы едем? А черт его знает… Просто едем.
12
Большой город кончился, кругом снова пустыня. Уже ночь. Интересно, а у этого автобуса вообще есть конечная остановка?..
Свет в салоне давно выключен, только мерцает экран – в телевизоре идет арабское кино. Мне симпатичен актер, который играет главную роль. У него сухое, очень живое и подвижное лицо. Он все время попадает в неловкие ситуации, над ним все смеются, и мне его жалко. Я внимательно слежу за развитием сюжета, пока не засыпаю.
Просыпаюсь я от удара. Кругом крики, грохот, какая-то беготня. Автобус стоит.
– Что случилось? – спросила я у Дэна, оказавшегося поблизости.
– Да хрен знает – я спал.
Двери открыты, и мы выходим на улицу. Авария. Автобус столкнулся с какой-то железной ремонтной херней. Рабочие забыли ее посреди дороги. По счастью, скорость была небольшая, и никто не пострадал. Кроме херни, которая помялась.
Но наша колымага, и так с трудом передвигавшая колеса, после этого наотрез отказалась заводиться.
Арабские мужики столпились возле раскрытого капота. К ним пошли Дима и Марк. У Димы, единственного на весь автобус, был фонарик. А Марк когда-то работал механиком в гараже.
Мы вытащили рюкзаки из салона и уселись на большие камни у дороги. Над головой был купол из ярких звезд. Я никогда не видела таких. Где-то вдали угадывались очертания гор и белая полоса огней. Там, наверное, какой-нибудь город, и до него можно дойти пешком? Молодая арабка, немного говорившая по-английски, объяснила, что это мираж, и на самом деле город очень далеко, можно идти несколько дней через пустыню, и так до него и не добраться.
Пришел Марк. Он присел на корточки рядом с нами, посмотрел в небо и закурил.
– Ремень генератора лопнул. Запасного у них нет – сказал он, выдыхая дым в звезды.
– И что это значит? – спросила я.
– То, что эта куча металлолома сама больше никуда не поедет. Только на эвакуаторе.
– Во бля… – высказались вдруг тихая Рита. – А ближайший город где?
– Непонятно. Связи нет. Или деньги, наконец, кончились… – проговорил Дэн, глядя в экран планшета.
Мы молча сидели на рюкзаках посреди пустыни и курили, глядя на небо и иногда – на пустую трассу. Вокруг были только небо и ночь, темная и тихая.
Когда что-то замигало вдали, мы решили было, что это опять мираж.
Но пространство вокруг нас оживилось и хрипло запричитало: «arabea», «arabea».
– Смотрите, там машина, машина! – закричал Ян, и бросился на дорогу. Лия еле удержала его и отругала.
И через некоторое время возле нас действительно остановился большой ободранный пикап. Из пикапа вылезли два молодых парня. Они оживленно говорили с обступившими их пассажирами. Мы тоже подошли к машине, силясь понять хоть что-нибудь из их беседы.
– Ох ты йо… – раздалось за спиной. Я обернулась – Ася с любопытством разглядывала что-то в кузове пикапа.
Пассажиры расступились, и водитель быстро заговорил, показывая рукой на нас.
Один из парней, в белой майке что-то спросил у Димы на арабском. Видимо, Димина борода вызвала доверие. Дима в ответ развел руками.
– Мы туристы, застряли тут – сказал по-английски Дэн. Парень замотал головой – он явно не понял.