– А чем именно вы занимаетесь? У меня пропал Интернет за минуту до того, как вы начали сверлить.
– Ой, ой, не может быть! Карина, сейчас, минутку! – смутившись, виновато отвечает блондинка и кричит мужу вглубь квартиры что-то на украинском языке. Пока они ведут переговоры и пытаются вникнуть, из-за чего я лишилась Интернета, я переминаюсь с ноги на ногу, стоя на сквозняке в холодном предбаннике. Наконец, на пороге появляется муж Олеси, Лёша, и виновато извиняется:
– Карина, прошу прощения, я каким-то образом повредил наш Интернет-кабель, а у нас, видимо, они взаимосвязаны. Я обязательно вызову мастера, чтобы завтра всё починили.
Всем своим я стараюсь не показывать недовольства, которое вызвала у меня эта ситуация. Оставить меня на целый вечер без возможности работать! Это совершенно никуда не годится: я не могу позволить себе потратить столько времени впустую. В офис мне ехать запретили, поэтому ничего не остаётся, кроме как искать себе альтернативное рабочее место на вечер. Я сухо прощаюсь с соседями, пожелав им в новом году обрести гармонию в их начинаниях – как бы эти поиски просветления и дальше не наломали дров.
Можно было бы поехать на рабочую сессию к Ларе, но на новогодние праздники подруга перебралась к своему нынешнему бой-френду и до Рождества планировала пожить у него в атмосфере сказочной романтики. Я сажусь за барную стойку и допиваю остывший кофе с осевшей молочной пенкой – совершенно невкусно.
На часах нет и шести. Можно было бы выбраться в центр и отыскать там какую-нибудь приличную кофейню с большим столом, розеткой и неограниченным доступом к кофеину. В студенческие годы я любила выбираться в кофейни и писать там конспекты лекций и готовиться к экзаменам – почему-то гремящие тарелками официанты действовали на меня успокаивающе. Ну и, конечно же, так как сотрудников общепита очень волновал вопрос их заработка, я не оставалась без внимания и всегда была накормлена. Со временем, когда я устроилась на постоянную работу и у меня появился свой кабинет, я оставила кофейни для подрастающего поколения хипстеров и влюбленных парочек. Но почему бы на один вечер куда-то не выбраться? Я быстро собираю дорожную сумку, положив туда ноутбук, записную тетрадку и ручку и достаю из шкафа первый попавшийся на глаза комплект – тёмно-серое платье и коричневый пиджак. Для рабочего вечера вполне подойдёт.
Я долго расчесываюсь, очередной раз порадовавшись тому, что густую копну чёрных волос до сих пор не тронула седина. Я долго крашусь и особо кропотливо маскирую синяки под глазами – мне определённо нужно больше спать, иначе в скором времени косметика будет не в силах скрыть этот океан недоспанных часов. Хотя не буду лукавить, они не сильно портят меня. Я с улыбкой кладу на место пушистую кисточку для румян, мысленно поблагодарив родителей за то, что подарили мне аккуратные черты лица, высокий лоб и узкие скулы.
Я набрасываю на плечи шубу и с минуту принимаю решение, ехать на машине или воспользоваться метро. Если я остановлю выбор на хорошем гастропабе, грех будет отказать себе в бокале вина – и в любом случае я могу вызвать себе такси. Минутное терзание, и ключи от «Ауди» остаются висеть на гвоздике в прихожей.
Пока поезд метро везёт меня в сторону центра, я озадачиваю себя мониторингом всех вкусных заведений на Маяковской: из всех районов центровой Москвы к улочкам именно этой станции метро я питаю особую симпатию. Помню, раньше на Большой Грузинской работал очень уютный винный бар. Там варили самый вкусный глинтвейн, а их шеф-повар даже из самых банальных продуктов мог приготовить произведение искусства. Мысль о горячем вине и вкусном ужине привносит позитива в мой сумбурный день, в котором всё складывается не так, как я планировала.
На протяжении всей поездки в метро меня преследует неприятный запах сырости и чего-то сгнившего, и сколько я не пересаживаюсь из вагона в вагон, он не улетучивается, а становится сильнее. Немногочисленные пассажиры, сидящие в вагонах, мрачные и насупленные – их лица настолько неприветливые, что, кажется, будто мы едем на каком-то ритуальном поезде, и сейчас нас доставят на панихиду. И это – в разгар новогодних праздников, когда вся страна отдыхает, набивает животы жирной едой и тратит тринадцатые зарплаты. Пока поезд гудит в туннеле, ловлю в тёмных стеклах своё отражение – и почти остаюсь довольна своим внешним видом за исключением ужасной сумки для ноутбука, которую мне подарили при покупке очередного гаджета. Она безвкусного цвета фуксии, и в неё не помещается почти ничего, кроме пары блокнотов и ручек. Из-за этого приходится набивать карманы шубы остальной важной мелочёвкой, вроде телефона и ключей от дома. Из-за этого со стороны я выгляжу так, словно нахожусь в положении – этакий милый мохнатый кенгуру. Другой более подходящей сумки у меня нет, ровно, как и нет времени устроить себе нормальный шоппинг.
Наконец-то отвратительная ароматерапия, которая чуть не доводит меня до рвоты, заканчивается, и из душного помещения подземки я с облегчением выныриваю на гудящую улицу. Садовое кольцо встречает меня старыми уютными домиками вперемешку с новейшими стильными зданиями офисов. На поверхности города, в отличие от мрачного подземелья метрополитена, праздничная атмосфера ощущается на все сто: жители города, увешенные со всех сторон пакетами, словно новогодние ёлки – шарами, возбужденно переговариваются, смеются, фотографируются на фоне новогодних инсталляций. Карнавальные маски, коробки с подарками, уличные фонари, стилизованные под праздничные бокалы – все они мигают, искрятся, светятся на фоне ночного неба. Я, как и многочисленные прохожие, останавливаюсь на минутку-другую, чтобы оценить труд людей, потративших не одну ночь, чтобы украсить наш город к праздникам. Тронутая этой красотой, я делаю пару неудачных фотографий – получается не очень красиво, потому что на снимках мигающие огоньки сливаются в безликую светящуюся массу, на которой не видно искр и перехода цвета.
Я прячу телефон в туго набитый карман и ищу нужный мне бар – пытаюсь ориентироваться на знакомые здания отелей и бутиков, и спустя пятнадцать минут оказываюсь у вывески под дерево «Вино от Маруси». К счастью, бар не закрылся, а продолжает работать и ждёт всех к себе на огонёк. Сейчас центр меняется очень стремительно: на кону стоят всё большие и большие деньги, и такие очаровательные маленькие заведения живут год или два, после чего их проглатывают более весомые и денежные конкуренты. Но не в данном случае. «Вино от Маруси» по-прежнему радует своих посетителей уютной атмосферой: из динамиков играют лучшие хиты русского рока, стилизованная под старину деревянная вывеска с названием бара отдекорирована праздничными гирляндами. Они нежно мерцают и не раздражают взгляд. Отряхнув ботинки от слякоти и грязного снега у слабоосвещенного крыльца, я захожу внутрь.
Запах вина и специй, витающий в воздухе, встречает меня не менее дружелюбно, чем хостесс Настя – я уверена, что когда приезжала сюда последний раз полгода или год назад, она тут работала. Сквозь пелену времени я узнаю её приветливое азиатское лицо и добрую улыбку, с которой она провожает меня до свободного местечка в углу. В зале совсем немного гостей, что мне на руку – не так просто собраться с мыслями, когда за соседним столиком отмечают день рождения и гремят пивными бокалами. Я толком не смотрю меню и прошу мне принести глинтвейн с ягодами и маленькие сэндвичи с индейкой, чтобы не превращать рабочий вечер в корпоратив индивидуального предпринимателя.
Я вешаю шубу на соседний стул, достаю компьютер и даю ему пару минут отогреться. Пока ноутбук настраиваться на вечер творчества и работы, я кидаю по сторонам ленивые взгляды. Бар «Вино от Маруси» всё такой же домашний и уютный, как и раньше. Стены обшиты натуральным деревом, пол в зоне зала покрыт красным ковровым покрытием – не представляю, как мучается их уборщица, чтобы поддерживать его в таком чистом виде, но внешний вид того стоит. Старомодные светильники в форме стеклянных шаров тоже украшены новогодними гирляндами – красный, зелёный, синий, золотой – мягкие огоньки нежно мерцают на фоне тёмных дубовых стен. Деревянная столешница стола слегка потертая – ровно, как и обивка стула. Легкий налёт старины мне очень импонирует, если он представлен в умеренном количестве. Многие современные заведения сейчас слишком ударяются в винтаж и добиваются эффекта старомодности и потасканности. Последняя деталь «Вина от Маруси», которая доставляет мне эстетическое удовольствие, это их уникальная посуда – ненавижу банальные белые тарелки. На соседних столах красиво расставлена кремовая, голубая, чёрная или крашенная под бронзу керамика, из-за чего трапеза превращается в настоящий праздник.
Накормленная и заметно повеселевшая, я подключаю ноутбук к зарядке, и мы с моим американским другом готовы к рабочему вечеру. Пока я потягиваю глинтвейн, от которого на языке остаётся замечательное послевкусие малины и чёрной смородины, уши привыкают к русской музыке. Бегло просматриваю свои записи. Обычные рабочие пометки, вроде Марк Гольденберг: «никаких пастельных оттенков», «никакого тюля», «исключить белую мебель, а то – как в больнице». Каждый клиент – настолько уникальная штучка в плане своих предпочтений, что я не могу упомнить всех деталей каждой квартиры мечты и всегда делаю записи. Я продолжаю уже шестую подборку фотографий в папке «Марк Гольденберг», грея себя надеждой, что скоро я дойду до сути и расправлюсь со всем этим.
Первый глинтвейн заканчивается очень быстро – я прошу Настю принести мне ещё один. Она вежливо интересуется, как мне сэндвичи, а я замечаю, что на её белой блузке теперь написано не хостесс, а менеджер. Сделала карьеру здесь за эти годы, молодец девчонка. А я гоняю её как обычную официантку со своими напитками – принесите то, принесите это. Но она, кажется, не против: эффектная кореянка с ненаигранным интересом слушает мои комментарии относительно удачных интерьерных решений и нежного вкуса индейки, что-то говорит в ответ и при этом всё время улыбается. Думаю, это профессиональная маска вежливости при работе с клиентами. Наверно, здесь не всегда всё всем нравится, и персоналу нужно быть вежливым и всё время улыбаться. Я сама освоила эту маску много лет назад: какими бы дикими не были желания клиента заполонить всю комнату розовым или зелёным цветом, нужно кивать ему с видом, будто он только что открыл дизайнерскую Америку. Шторы в голубой цветочек и персидский ковер землистых оттенков? Конечно! Это будет сногсшибательно! Давайте только сначала поменяем этот ситцевый ужас на хороший тюль, обыграем его массивным карнизом, а потом обязательно вернёмся к варианту деревенских занавесок с полевыми цветами. Обычно, про те вульгарные ромашки «по всему полю» клиент благополучно забывает, когда видит перед собой идеальный гармоничный вариант, а я с облегчением вытираю со лба пот и делаю отличную работу.
Нужно поднапрячься и сделать идеальную работу ещё раз. Марк, Марк, Марк. Уставший от жизни циничный мужик. Как понять, где зарыта твоя собака и что тебе нужно от жизни и от твоей квартиры, если у тебя все есть? Перед глазами мелькают фотографии американских граффити и антикварной посуды – я привыкла черпать идеи даже из самых неожиданных источников, и иногда в какой-нибудь пластмассовой ерунде с китайского сайта можно найти интересную мысль. Цепь ассоциаций, как нить Ариадны, выводят меня из творческого тупика – все кусочки мозаики собираются в единое целое, и у меня рождается новая идея. Спустя час активного мозгового штурма и шуршания в блокноте я чувствую, что мне необходим перекур и глоток свежего воздуха – я даже пиджак сняла, настолько здесь душно.
Под мотивы хорошо известной мне песни «Во время дождя» моего любимого старины Вячеслава Бутусова я накидываю на плечи шубу и выхожу на улицу. «Ты стоишь у порога в белом плаще. С чёрных волос на паркет стекает вода. Слишком поздно пытаться тебя придумать назад», – напеваю я про себя знакомые строчки и отбиваю пальцами ритм по сигаретной пачке.
За минувший час на улице неожиданно похолодало: поднялся сильный ветер, и под капюшон из тёплого белого меха неприятно задувают ледяные порывы. Я пытаюсь прикурить, но старенькая зажигалка с заканчивающимся газом постоянно гаснет, не успевая загореться.
– Вам помочь? Давайте я прикурю вам? – я слышу из-за спины мужской голос, который, очевидно, обращается ко мне.
– Да, спасибо! Моя зажигалка совершенно не работает! – я оборачиваюсь на звук его голоса и киваю с искренней признательностью. – Большое спасибо!
– Да не за что, – голос молодой и пьяный. Парень, лица которого я не вижу из-за скудного освещения новогодних гирлянд, любезно делится со мной огоньком, и я с удовольствием затягиваюсь. – Курите, сколько хотите… Карина? – его голос неожиданно меняется, и медлительные нотки пропадают из речи. – Это ты, Карина?
От неожиданности, что услышала своё имя, я вздрагиваю – не хватало ещё встретить здесь каких-то знакомых, которые не дадут мне спокойно поработать. Кто это? Кто-то из нашего офиса? Какой-то клиент, с которым я когда-то работала? В любом случае, нужно вежливо перекинуться парой вежливых фраз и тактично сослаться на дела.
– Да, меня зовут Карина, – отвечаю я настороженно, зачем-то помахав у лица сигаретой. – Но я не могу понять, кто вы.
Незнакомец наклоняется ко мне чуть ближе: в скудном свете новогодней иллюминации его черты едва видны. На вид ему около двадцати пяти – тридцати. Что-то в его образе кажется мне смутно знакомым, но я не могу понять, кто это. Мы когда-то работали вместе? Я делала ему квартиру? Дачу? Мы подбирали диван и маленькие подушки в комнату его бабушки? Пили когда-то на корпоративной вечеринке у очередных партнеров?
– Карина, это я, Рома. Мы учились с тобой вместе в одном университете. Помнишь? 2012 год выпуска. Я учился на факультете звукорежиссуры. Мы с тобой общались, на первом курсе… Недолго, но всё же…
Внезапный порыв ледяного ветра порывисто задувает под подол верхней одежды – таким же сильным порывом на меня обрушивается колоссальная лавина старых воспоминаний, отчего я чувствую неприятную слабость в коленях. Я быстро хватаюсь за ненадёжные перила, чтобы не упасть от столь сногсшибательной в прямом и переносном смысле встречи! Я потеряна и удивлена настолько, что мне нужна минута, чтобы прийти в себя. Никогда бы не подумала, что встречусь с этим парнем снова – и уж никогда бы не подумала, что именно при таких неожиданных обстоятельствах спустя так много лет.
2
– Как, как? Рома вас зовут? – замаскировав свою застигнутость врасплох под приступ кашля, я делаю вид, что не узнаю его. – Вы уверены, что мы знакомы? Возможно, вы меня с кем-то путаете?
– Карина, это точно ты! – парень очень пьян, судя по тому, как заплетается его язык и скачет интонация – то вверх, то вниз. – Ка-ак ты поменялась! Совершенно другая стала! Ты очень изменилась! Так сразу и не узнать тебя, Карина, – Рому одолевает неприятный смех, отчего внутри меня нарастает паническое раздражение. Мне стоит продолжать делать вид, что я понятия не имею, кто это, быстро расплатиться за свой ужин и уехать домой, пока меня не втянули в ненужную встречу «бывших друзей». Я торопливо выбрасываю недокуренную сигарету и бормочу какое-то извинение под видом того, что он определённо обознался, но Рома порывисто хватает меня за локоть.
– Карина, перестань дурачиться, – уверенности в его голосе явно становится больше, и я слышу нотки сарказма. – Первый курс, Карина! Канал имени Москвы. Легендарная вечеринка студентов первокурсников. Ты должна это помнить, ну же? Не так много лет прошло с тех пор… Хотя нет! Много! Десять лет, чёрт возьми! Но неужели ты забыла ту славную вечеринку?
Ключевые слова, как пароль для входа в компьютерную систему, прозвучали из его уст. Все мои попытки ускользнуть увенчались крахом. Я беру себя в руки и изображаю вежливую улыбку – как будто встретилась со своей первой учительницей из начальной школы, с которой надо обменяться парой фраз и узнать, как у неё дела.
– Ах, точно, Рома! Ну, конечно! Столько лет прошло… Ты знаешь, я просто работаю с очень большим количеством человек! Люди, люди, везде люди, с годами у меня стала ужасная память на лица, – я начинаю оправдываться, чувствуя, как стыдливо заливаюсь краской. Я стараюсь быть убедительной, но мой лепет далёк от реальности: я обладаю потрясающей зрительной памятью и с первого раза запоминаю лица, имена и ситуации, при которых состоялось знакомство. Для меня нелепо говорить о несуществующих проблемах с памятью, и из-за этого я выгляжу глупо – в ответ на мои неубедительные реплики Рома лишь ухмыляется.
Конечно, мой мозг помнит всё! Мой мозг прекрасно помнит первый курс, помнит канал имени Москвы, где мы с другими студентами собрались на нашу первую вечеринку, помнит тот восхитительный осенний день. При нашем слякотном климате это большая редкость – такие милые деньки в сентябре, ещё по-летнему солнечные и тёплые, но по-осеннему лиричные и живописные. Мой мозг помнит и этого парня – и помнит, что после той ужасной вечеринки мы с Ромой здоровались сквозь зубы, а спустя пару месяцев и вовсе стали игнорировать друг друга. Как будто и не знакомы. Мой мозг помнит, во что он был одет: простые джинсы и сиреневая толстовка не самого удачного оттенка: с большей примесью красного, чем синего – а лучше бы наоборот. Помню, что Рома носил узкий туннель в ухе и почти всегда гонял на скейтборде. Он лихачил на нём везде – даже по широким коридорам университетам, выкручивая спортивные пируэты и прыжки. В то время было очень модно гонять на досках, слушать альтернативный рок типа «Limp Bizkit» и «Drowning Pool» или что-то ещё более агрессивное. Ребята, не знавшие английского языка, но очень хотевшие приобщиться к этому модному течению, довольствовались группой «Stigmata», скандируя вместе с ними, что сентябрь сгорел, а убийца плачет. О, наш 2007 год. Время бунтарской подростковой культуры, альтернативного рока и ярких нарядов. Всё это было настолько модным, настолько массовым, что все через одного нет-нет, но носили узкие джинсы, кеды, футболки со спортивными принтами и красили челки в необычные цвета. Так одевались многие, не зависимо от возраста и пола, пока эта мода не ушла, а мы не выросли и не начали заниматься самовыражением и поисками себя настоящих в этом океане жизни.
– Ну вот, узнала! Каринка! – в темноте я вижу, что он улыбается. – Дай обниму тебя! Вот уж никогда не думал, что мы встретимся, да и ещё вот так случайно! Вот это встреча года!
Я не успеваю возразить или согласиться, как призрак прошлого крепко сжимает меня в объятиях. Раньше мне казалось, что мы одного роста, но сейчас он перерос меня почти на голову. Я мужественно терплю этот порыв ностальгии, чувствуя сильный запах алкоголя. Это объясняет его бурную радость – не думаю, что при других обстоятельствах Рома был бы так мне рад.
– А ты чего там одна сидишь? Давай выпьем! Или ты ждёшь кого-то?
Правильнее сейчас было бы с моей стороны сказать, что я жду подругу или какого-нибудь несуществующего парня, но мой язык самовольно говорит непростительную вещь:
– Нет. Кого мне ждать? Я работаю. Дома нет Интернета, и я решила поработать в баре.
– Эй, мне интересно, кем можно работать, попивая глинтвейн с таким расслабленным видом? Это же настоящая работа мечты! Расскажешь мне, Карина, кем ты стала? Ты чего дрожишь? Замёрзла? Пошли греться, подруга!
Он разжимает объятия и тащит меня за собой – со стороны может показаться, что мы, и правда, хорошие друзья, которым сейчас весело от их вот такой неожиданной встречи. Но мы никогда не были с ним друзьями, и последнее, что я о нём помню, датируется сентябрём 2007 года, когда я общалась с Ромой последний раз. Да и тогда наше общение было не слишком уж дружеским – Рома быстро дал мне понять, что не желает меня знать, и наши дороги разошлись так же быстро, как сошлись. Да, неприятная состоялась история: одно из грязных пятнышек на белой скатерти моей репутации. Слава богу, что я не поддерживаю связь с одногруппниками, и об этой истории мне никто не напоминает – с годами её засыпало сентябрьскими листьями и замело снегами. Но сейчас она всплыла – нарисовалась, словно труп утопленника на чистой поверхности гладкого озера. Я покорно следую за ним – Рома заразительно хохочет, насильно сажает меня за стол рядом с собой, после чего опасливо косится в другой конец бара, где до этого я сидела.
– Ой, твой ноутбук? Нам, наверно, лучше не оставлять его без присмотра. Иди за свой стол, Карина, я к тебе подсяду сейчас.
Сегодня судьба решила злорадно посмеяться надо мной – спонтанное решение выбраться в люди закончилось комичным стечением обстоятельств и внезапной встречей с прошлым. Вернувшись за своё место, я сохраняю найденные файлы и делаю резервные копии: хорошая привычка на случай, если что-то пойдёт не так. Многое сегодня идёт не так, как мне хочется, и большой досадой будет потерять результат проделанной работы. Я быстро набираю на клавиатуре команды сохранения и отправки письма на почту – и Рома, вооружившись стаканом с виски, занимает стул напротив меня.
Так неожиданно и странно видеть этого человека столько лет спустя, но это по-своему интересно. Я не замечаю, как меняюсь сама или меняются близкие, но часто ли встретишь знакомого, которого не видел десять лет? Это же вдуматься только – неужели я настолько старая, что десять лет назад я уже во всю тусовалась в каких-то компаниях и начала собирать коллекцию конфузных историй? Я украдкой посматриваю на Рому: не хочу показывать свой неожиданно возникший интерес к его персоне, но мне очень любопытно, кем он стал. Каким он стал. Насколько он изменился за минувшие годы, или это всё тот же заносчивый Рома? Он похудел. Совершенно точно помню, что черты его лица были более скругленными и по-детски одутловатыми – да что уж там, мы все ходим с юношеским овалом лет до двадцати, а после потихонечку усыхаем, становясь строже, серьёзнее и суше. Хотя строже – это не про него. Яркие голубые глаза горят нездоровым блеском на бледном осунувшемся лице с глубоко залегшей синевой. Нездоровый цвет лица наркомана со стажем, сказала бы Лара, помешанная на солярии и бронзовом загаре. И всё же, при всей своей нездоровости я бы по-прежнему, как и много лет назад, признала его красивым. Такое отвратительное слово, красивый. Его постоянно к месту и не месту использует маркетолог Лена с моей работы, но Рома правда весьма хорош собой.
– Ну, привет, – я натянуто улыбаюсь ему и без энтузиазма завязываю жалкий разговор: – Вот так встреча. Очень неожиданная. Ты поменялся. Похудел? Выше ростом стал? Такой другой стал. Какой-то взрослый что ли. Как твои дела?
– Работаю много! Очень много! Ты себе не представляешь, насколько! В целом, у меня все классно, – он широко улыбается и смеётся, словно бы только что удачно пошутил. Не помню, чтобы он когда-либо был весельчаком и душой компании: из всего нашего потока он общался всего с парой ребят, таких же одиночек-скейтеров, любящих музыку и мечтающих спеть своё слово в музыкальном мире. Всех остальных он держался особняком и мало с кем проводил время после лекций – хотя мне-то, откуда знать? Но я точно помню, что он едва ли улыбался – Рома всегда носил холодное отстранённое выражение лица, которое демонстрировало скуку и безразличие ко всему. Не помню его пьяным, смеющимся или задиристо ругающимся с кем-то. Очевидно, в какой-то переломный момент нечто пробило в его крепости духа трещину, и Рома открылся этому миру, став уязвимым перед человеческими слабостями. Мой бывший сокурсник сидит напротив меня и улыбается во все тридцать два ровных зуба – вид у него настолько счастливый и неадекватный, что у меня возникают нехорошие предположения, что Рома употребляет не только алкоголь.
– Чем ты занимаешься, Карина? Ты так изменилась! Куда делась девочка с длинными волосами и детским наивным взглядом, полным восхищения?
– Выросла и постриглась… – я хочу сказать это в шутку, но настороженность в моём голосе играет против меня, и получается грубо. – Я имела в виду, что прошло много лет, люди меняются с возрастом.
– Вот это голос у тебя поменялся! – он резко наклоняется ко мне через стол, отчего я невольно вздрагиваю, словно на меня накинулась бешеная собака. – Серьёзно! Ну-ка, скажи что-то ещё? Твой тембр голоса определенно стал другим, более низким. Куришь, наверно, много? Ты раньше так противно пищала, восторженно охала, а сейчас ты глянь только, такая зрелая женщина. Не смотри так на меня, Карина. Я аудиал. Если это слово тебе о чём-нибудь говорит, – он с важным видом закатывает глаза, и это придаёт его нетрезвому лицу комичности. – Я очень хорошо запоминаю звуки, музыкальные молоди, ну и голоса, конечно же. Всё-таки два музыкальных образования, как ни крути. Ну, чего молчишь, будто язык проглотила? Скажи мне ещё что-нибудь! – он откровенно издевается надо мной, и это неприятно.
– Здорово. Музыка – это очень хорошо. К сожалению, я никогда не имела к ней данных, и совершенно не умею петь и играть на чем-то, – ровным тоном говорю я, чем вызываю с его стороны прилив ненормального энтузиазма. Рома шквалом обрушивает на меня кучу фактов о каких-то своих знакомых, которые стали лихими барабанщиками, солистами и большими именами в мире музыки и рассказывает их все вперемешку, путаясь в последовательности и логике повествования. Он говорит о них с таким интересом и восторгом, что я понимаю, не предприми я сейчас попытку удрать, то буду слушать их весь вечер.