Крылья над Кальдорой

Эрлинг делает ещё шаг вперёд, и теперь он стоит напротив меня. Моё дыхание сбивается, руки дрожат, но я прижимаю их к бокам, чтобы никто не заметил.

– Тот, кто применил магию доминиона на складе без разрешения, – его голос звучит медленно, словно он смакует каждое слово, – будет немедленно казнён.

Его взгляд опускается на мою нашивку. Серый круг. Пустышка. Он задерживается на ней лишь мгновение, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, как сердце ухает в пятки.

Он видит. Он знает.

Но Эрлинг отводит взгляд. Спокойно, почти лениво он поворачивается к своим подчинённым.

– Собрать всех доминионов, – резко бросает он. – Увести. Рабочая смена закончена.

Чёрные Стражи начинают действовать. Сапоги гулко стучат по полу. Дартлогийцы сбиваются в плотные группы, кто-то плачет, кто-то шепчет молитвы, но никто не смеет протестовать.

Я медленно пятюсь назад, стараясь слиться с толпой, стать невидимой. Кажется, что каждый шаг даётся с трудом, словно ноги стали свинцовыми. Когда наконец выхожу за ворота завода, делаю несколько медленных шагов.

Но затем… бегу.

Грязь липнет к сапогам, холодный ветер режет лицо, но я не могу остановиться. Бегу, пока лёгкие не начинают гореть, пока тёмные улицы гетто не поглощают меня. Только тогда останавливаюсь.

На моём лице впервые появляется улыбка. Маленькая, слабая, но она есть.

Я сделала это!

Глава 8: Сквозь дым и страх

Гулкий звон, как удар по раскалённому металлу, пронзает утреннюю тишину. Встаю с кровати, чувствуя, как каждый сустав откликается болью. Рабочие ботинки валяются у двери, рядом – куртка с нашивкой. Быстро натягиваю одежду, застёгиваю куртку до самого горла, проверяю, чтобы нашивка «пустышка» была хорошо видна.

Улицы гетто всё такие же унылые. Узкие, грязные, с мусором, сваленным в углах. Здесь не пахнет свежим утром – только гарь, сырость и разложение. Тени людей мелькают у дверей, слышны приглушённые голоса. Всё, как обычно.

На заводе – снова крики надсмотрщиков. Один из них машет палкой, подгоняя дартлогийца, который едва тащит обломок металлической балки.

– Давай быстрее, животное, у нас тут работа стоит! – орёт он, и тот ускоряет шаги, спотыкаясь под тяжестью.

Меня сразу отправляют к завалам. Завод после пожара напоминает рану, которую пытаются залатать неуклюжими руками. Металл скрипит, когда мы поднимаем куски обрушившегося оборудования. Пыль поднимается клубами, заполняя лёгкие, и даже платок, повязанный на лицо, не помогает.

– Ты! – кричит один из надсмотрщиков, и я замираю. Его палка указывает на меня. – Хватит ковыряться там. Вон в тот цех.

Киваю и направляюсь в сторону указанного здания. Там, в одном из уцелевших цехов, гудит конвейер. Войдя внутрь, я почти сразу чувствую тёплый, маслянистый запах смазки. Люди работают молча, как муравьи, стоя в линию вдоль движущихся механизмов.

Меня ставят в конец линии. Задание простое: брать металлические заготовки, протирать их от масла и складывать в ящик. Работа монотонная, но не такая тяжёлая, как разбирать завалы.

Рядом со мной – женщина лет сорока, её лицо измождено, а руки покрыты ожогами. Её движения механичны, как будто она даже не осознаёт, что делает. С другой стороны – молодой парень, совсем мальчишка. Его губы шепчут слова, которые я не слышу. Может, молитва. Может, отчаяние.

Опускаю взгляд, позволяя рукам автоматически двигаться. Маслянистый запах пропитывает воздух, смешиваясь с гулом машин. В голове всё ещё звучат отголоски вчерашнего дня. Доминионеров собрали, но затем отпустили. Или я ошибаюсь? Этот вопрос сверлит мне голову.

Сжимаю тряпку сильнее, чувствуя, как она впитывает масло с очередной детали. Локан сказал, что мне нужно найти человека для подполья. Того, кто сможет выдержать, кто не предаст. Но кого? Как его искать среди всех этих людей, измождённых и сломленных?

Смотрю на парня рядом. Его руки дрожат, губы шепчут что-то беззвучное. Надсмотрщик проходит мимо, парень вздрагивает, и я вижу, как его плечи поднимаются от страха. Нет, он не выдержит. Он может сломаться в любой момент.

Женщина слева двигается, словно механизм. Её лицо безжизненное, взгляд стеклянный. Она пережила многое, это видно. Но сможет ли она бороться? Или она слишком давно смирилась?

Смотрю на каждого, стараясь заметить мельчайшие детали. Кто-то работает быстро и не поднимает глаз. Кто-то слишком медленно, явно напуган. Люди здесь, как открытые книги, но большинство из них исписаны болью и усталостью.

Ищу дальше. Моё внимание привлекает мужчина на противоположной стороне конвейера. Его движения чёткие, отточенные. Работает быстро, но не торопится. Его лицо спокойно, но взгляд цепкий. Он осматривает линию, как будто считает, кто где стоит.

Его руки не трясутся, как у остальных. Они уверенные, но не привлекают внимания. Он старается быть таким же, как все, но я вижу разницу.

Стараюсь не смотреть на мужчину слишком долго, чтобы не привлечь внимания. Надсмотрщики ходят вдоль линии, их взгляды лениво блуждают по рабочим. Один из них останавливается недалеко, поправляет ремень и что-то кричит другому, но я не слушаю. Жду момент, когда смогу остаться незамеченной.

Мужчина напротив не делает ни одного лишнего движения. Его сосредоточенность завораживает. Но как подойти к нему? Как сказать хоть слово, чтобы никто ничего не заметил?

Работа продолжается. Масло течёт по моим пальцам, впитывается в тряпку, пачкает одежду. Боль в мышцах нарастает, но я заставляю себя двигаться. Любое замедление – это вызов удара. Надсмотрщики расхаживают между нами. Их голоса звучат, как хлёсткие удары кнута.

– Быстрее, животные! – орёт один, размахивая дубинкой. Его голос пронзает тишину, заполняя пространство мрачного цеха.

Краем глаза замечаю, как молодой парень, работающий рядом, опускает голову и ускоряет движения. Его руки едва справляются с деталями, и я вижу, как он дрожит. Дартлогиец выглядит так, словно вот-вот упадёт.

Пытаюсь работать размеренно, не привлекать внимания.