Morituri. Идущие на смерть

Или вот внезапные Смерти, они появляется как из-под земли, все их движения и поступки неожиданны. Но не нелепы!

Есть дежурные Смерти, они ассистируют хирургам во время операций или служат нянечками в палатах. Их работа сложнее – они должны долго находиться на земле без мортов и при этом могут принимать человеческий облик, то есть, становиться видимыми, но оставаться незаметными.

Есть ожидаемые Смерти, эти обожают ритуалы, носят обычно одеяния в пол, двигаются плавно, с достоинством, как на колесиках. Они безусловно, немного олдскульны, некоторые из них предпочитают черные плащи с капюшонами и любят яркую атрибутику типа черепов, кос в руках и тому подобной мишуры, принятой людьми за символы Смерти. Абсолютно неясно, зачем им эти цацки, так как Смерть должна быть невидима и бесшумна. Даже ожидаемая. И это закон. Департамент света по неизвестным причинам иногда попускает людей увидеть свою Смерть, но обычно люди перед смертью не обращают внимание на внешние проявления. А все эти косы, серпы, черепа и черные плащи – плод больных фантазий, рисуемых в воображении людей демонами страха. Большинство Смертей уже давно забросили все эти нелепые атрибуты пылиться к скелетам в своих шкафах.

Вообще, Смертей в миропорядке столько создано, что и не сосчитаешь. И каждая своим делом ведает. Большая часть, – это, конечно, те, которые задания получают и на вольных хлебах держатся. Но есть и белая кость – контрактники.

Ведь Смерть существует во всех живых существах с самого их начала и до самого конца. Каждый день она просто потихоньку работает и занимает в человеке, животном или даже дереве все больше и больше места. До тех пор, пока не поглотит то, в чем она существует, целиком. Казалось бы, можно называть такие Смерти паразитами, но это было бы ошибочно и несправедливо. Во-первых, такие контракты выдают не всем, а только самым маститым и опытным профессионалам, работа которых тонка и незаметна. И выдаются они в награду. Как там уж эти награды распределяются и за что, знает только департамент света. Иногда, говорят, за большую и умную душу такое назначают, а иногда, может, и кому попало распределяют, и приходится и Смерти, и живущему сосуществовать в компромиссе длительное время, пристраиваться, привыкать друг к другу, даже дрессировать друг друга. И если для людей это заслуженная тягота, то для Смерти это тяжкий труд и филигранная работа без права на ошибку. Потому, что возле Души обычно еще Ангелы-хранители имеются. А они обжигающие, с ними нужно осторожно, Ангел-хранитель легко Смерть испепелить может. И с этим Ангелом нужно ведь как-то взаимодействовать и работать в команде. А всем известно, что когда лиц, принимающих решения, несколько, может случиться лебедь-рак-и-щука. Смешной, кстати, термин.

Сефер из него понимал только слово рак. Ну потому, что знал это смертельное заболевание в деле. А вот при чем тут птица и рыба, он не понимал. Где-то слышал про то, что рыбу, как образ, часто использует департамент света, но почему, тоже не знал. И оттого ему представлялось, что Ангел-хранитель – это Щука, душа – это Лебедь, ибо может легко отлететь, а Смерть – это рак. Такое вот контрастное триединство. Вероятно, именно поэтому контракты очень опасны и трудоемки. Многие Смерти после них нуждаются в перерождении, а некоторые и вовсе исчезают. Сефер знал, что получить контракт – почетно и практически невозможно, он для единиц. Также он знал, что контракт дает возможность перехода Смерти на новый уровень существования. А вот что это за уровень, он не знал. Может они после контракта в воинов Света превращаются, а может, и в самих Ангелов.

Как это часто бывало с Сефером, одна неаккуратно запущенная мысль унесла его на седьмое небо. С небес на землю его спустил как всегда Дуадж.

– Нелепейшая! Никакой тебе ни эстетики, ни выдумки! Не таковы мы! Ты уже глянул задание? Я вот что измыслил… будет бомба!

Дуадж раздувался и подпрыгивал, вернее, подлетал и зависал над землей. Такое с ним всегда происходило, когда в его голову приходила какая-нибудь причуда или сценарий очередного перехода. Сефер почувствовал дискомфорт. На земле правила обязывали уподобляться людям, ходить ногами, внимания к себе не привлекать, потому что даже несмотря на беззвучность и невидимость, энергетические потоки и движения воздуха все же могли бы быть кем-нибудь особенно чутким запеленгованы, а это вело к внеплановым проблемам.

– Опять эти нелепые движения! – поморщился Сефер в предвкушении множества досадных, хотя иногда и забавных эпизодов. – Как будто нельзя просто прийти, все проверить, подготовить по предписанному, забрать Душу и уйти!

– Слушай, хоть ты и Смерть и эмоций не разумеешь, жестоким быть нельзя, Департамент света не велит! Ты сам погляди, они и так очень скучно живут, мы должны их жалеть, терпил этих. Хотя бы яркую неординарную Смерть в виде супершоу они заслуживают! А даже если и не заслуживают, это наш с тобой им щедрый подарок. Смерть же должна быть щедрой?

– Смерть должна быть торжественной, Дуадж.

– Ага, и плащ залихватски за плечо закидывать, как этот стыдноватый клоун, – Дуадж кивнул в сторону существа с дредами в одном носке и плаще. В этот момент тот как раз закидывал девушку себе на плечо. Тоже, кстати сказать, нелепый жест, любая Душа всегда покорно идет за своей Смертью. – Смерть должна быть ярким перфомансом. Чтобы не скучно! Чтобы от души!

– Это тебе, Дуадж, скучно, а не им, – Сефер отвернулся от толпы. Линия на их ладонях уже светилась, пульсировала и заставляла двигаться в сторону задания. – Просто трата времени какая-то. Можно прийти, обозначиться и забрать. А после отправиться повитать в облаках, а не вот это вот всё – фарс и спецэффекты.

Дуадж посмотрел на Сефера с осуждением и махнул рукой.

– Про время сейчас смешно было. Если бы время можно было копить и переводить в морты, Смерть бы ожирела от безделья и сама себя уничтожила.

– Каждый борется с вечной скукой как может, Дуадж.

– Можно подумать, тебе мой способ не нравится, – улыбнулся Дуадж.

– Можно подумать, у меня есть выбор.

– Ты же не человек, у тебя есть выбор.

– У людей тоже есть выбор.

– Ойвсё, уже не смешно. Пошли лучше, поржем по-настоящему. Я такое замутил!

Глава вторая. Жила однажды, похоронена дважды

Миссис Маджори лежала на постели, провалившись в перины, как в могилу. На ее лежбище вольно разместились бы человека три. Ее била лихорадка, у нее был жар. Оборки на ее чепце подрагивали в такт ее неровному частому дыханию.

Вокруг кровати с торжественными лицами располагались ее дети – две девушки на выданье 15 и 17 лет и мальчик 12 лет. Они были обессилены бесполезными действиями – ничего не улучшало состояние их матери. Ни притирки, ни капли от знахарки. Муж миссис Маджори, слегка выпивший, и от того с красными щеками и красными глазами из-за трех бессонных ночей, проведенных возле лихорадочной супруги, подпирал косяк двери. Семья словно застыла и ждала неизбежного, но оно все никак не наступало. Все, и муж и дети, были утомлены жизнестойкостью миссис Маджори. А между тем она уже не открывала глаз. Только грудь ее содрогалась и от этого сотрясалась мелким бесом вся огромная постель.

Руки миссис Маджори были молитвенно сложены на груди. Пальцы ее теперь напоминали распухшие красные сосиски. Она была отекшей, не приходила в себя, но все никак не отходила. Когда Сефер с Дуаджем вошли в комнату, воздух показался им чересчур густым. Словно комната была залита прозрачной вязкой смолой, сквозь которую с трудом нужно было протискиваться при передвижении. Застывшие люди, застывшее время, застывший воздух. Единственное живое была девочка, сидевшая на полу под окном. Она раскачивалась в такт какому-то своему внутреннему ритму и повторяла без конца шепотом:

– Святая Дева, пусть мама не умрет, Святая Дева, пусть мама не умрет, Святая Дева, пусть мама не умрет!

– Не умрет, – повторил эхом Сефер, подошел к окну и распахнул створку, откинув занавеску. Свежий воздух ворвался в комнату и девочка подняла карие глаза на Сефера, но смотрела сквозь. Конечно она его не видела, но ветерок придал ей надежды или просто пощекотал изголодавшиеся по свежести рецепторы.

Дуадж зыркнул на Сефера с презрением. Он наклонился над умирающей, померил ей пульс, потрогал лоб, затем подошел к супругу, проделал то же самое. Затем вернулся к умирающей, на глаз оценил каратность колец на распухших пальцах, даже попытался снять. Умирающая застонала. Дуадж оставил ее пальцы в покое, только обшлагом камзола протер камушки. В мерцании свечей они сверкнули ярким блеском.

Сефер был увлечен девочкой. Надо же, в таком несмышленом возрасте такая стойкость в молитве и столько надежды в безнадежной ситуации! Все-таки люди поразительны! У Смерти все четко – есть задача, есть решение. Никаких прожектов, никаких недомолвок, никаких надежд.

Он подошел к одной из свечек, освещавшую комнату жидким светом. Открытое окно придало жизни свечному пламени – оно заплясало, откидывая на стены неровные тени. Сефер наполнил свои пальцы плотью, скрестил их перед пламенем и на стене напротив маленькой девочки возник из теней пасущийся олень. Девочка с интересом замолчала, перестала раскачиваться. Она не искала источник изображения, просто завороженно смотрела, как олень изящными прыжками летел куда-то. А затем над ним возник планирующий орел. И орел камнем упал на оленя и перебил ему хребет. В момент, когда Сефер хотел показать своей маленькой зрительнице агонию оленя, рядом с ним возник Дуадж и пальцами потушил пламя свечи.

– Кажется, здесь работает Ангел-хранитель и мешает Смерти выполнять свою работу!

Сефер пожал плечами и перестал. Дуадж вновь склонился над умирающей, но она все еще дышала. Он в сердцах надавил ей на виски.

– Да спи ты уже!

Миссис Маджори перестала дышать и затихла.

Светила полная луна и освещала деревенскую дорогу так ярко, что всё на ней было хорошо видно. Два худосочных, грязных, пьяных мужика, поддерживая друг друга, двигались в непонятном направлении вдоль улицы с темными домами. Только в одном окне горел свет. Дорога, луна и дома – все это плясало вокруг пьяных огненную джигу. Но тени от свечи внутри единственной освещенной на всей улице комнате плясали более забористо и эмоционально. Это изумило одного из пьянчуг, и он поплелся к окну рассмотреть танец теней, увлекая за собой друга. И пока один, раскрыв рот и пуская слюну, наблюдал за охотой орла на оленя, второй не мигая смотрел на Сефера. Сефер даже рассердился такой неучтивой назойливости и щелкнул любопытствующего по носу.

– Эй, Патрик, да тут Смерть, пошли отсюда! – пьяный стал оттягивать приятеля от окна, не удержал равновесия и завалился на землю. В этот момент кольцо, протертое Дуаджем, сверкнуло искрой в глаз второму пьянчужке, он вытращился и попытался показать другу, но тот уже валялся на земле.

– О, да тут смерть как богато, Джонни, твоя правда, тебе такого до конца твоей никчемной жизни хватит. Будешь купаться в роскоши. Все долги тебе Питер-трактирщик спишет и забесплатно лет пять поить будет, а больше ты все равно не протянешь!

В этот момент Дуадж довольно улыбнулся и задернул занавеску. Патрик тоже повалился на землю.

Как только мисс Маджори перестала дышать, в комнате словно кто-то включил тумблер – все задвигались и зашевелились, оцепенение спало.

– Джек, беги к мистеру Гноферу, пусть доставляет гроб, нужно скорей похоронить, – оживился вдовец, расхаживая по комнате на длинных, плохо гнущихся ногах, – Оливия, не подходи близко, детка, она может быть все еще заразна!

Но Оливия активно пыталась скрутить одно из колец с пальца усопшей. Кольца не поддавались. Отек был слишком сильный. В результате, дочь вынуждена была оставить труп матери в покое. Отец с презрительной гримасой лишь покачал головой, достал из внутреннего кармана сюртука маленькую фляжку и приложился к ней.

Дуадж довольно потер руки, и вышел из комнаты в окно, на улицу, увлекая за собой Сефера.

– Ну что, у нас все готово, осталось только занять места в партере и взять попкорн, – заявил он.

Деревенское кладбище в лунном свете выглядело трогательно и умиротворяюще. Погода была спокойной, ветра не было, природа замерла, как и жизнь под каменными плитами. Единственными двигающимися объектами были два замызганных голодранца, которые раскапывали свежую могилу. Но поскольку они были пьяны, а на вид малохольны и убоги, движения их были плавными, не быстрыми и практически не прерывали неподвижности пространства.

Памятники на могилах особо не отличались друг от друга ни размером, ни формой. Был, правда, один в виде большого гроба. На нем Дуадж и раскинулся. Сефер же выискивал себе место, попутно читая надписи на плитах. Годы жизни на них были настолько малы, что Сефер не понимал, зачем вообще на такой срок беспокоить мироздание. Дуадж наблюдал за его действиями неодобрительно.

– Если погружаться во всё это, рано или поздно ты очеловечишься, а это сам знаешь, чем кончается! Помнишь Хель? Сначала она украшала травой и цветами курганы мертвых, потом стала им сочувствовать, и где она теперь?

– А кстати, где она теперь?

– Ну, – замялся Дуадж, – этого никто в точности не знает, но поговаривают…

– Любишь ты слушать всякие сплетни!