Из ада в рай – Божий промысел. Книга 2

– Нет, не из трусливых.

Все наши просто замерли. А Аллочка с лёгкой помощью парня вскочила на лошадь и помчалась как истинная амазонка. Откуда это у неё, я не знаю. Когда она вернулась, все смотрели на неё с восхищением. А наш Женя Назаренко, очкастый отличник, вдруг прозрел и стал обхаживать её. Вечерами они ходили по берегу вдоль речки или ещё в какие-то укромные места, прямо как истинно влюблённые. Две недели быстро пролетели. А впереди был довольно сложный экзамен по фармакологии. Сложность сдачи экзамена усугублялась ещё тем, что принимали два конкурирующих между собой экзаменатора: новый профессор Максимович и непокинувшая ещё кафедру бывшая зав. кафедрой. На некоторые действия препаратов у них было разное мнение. Нужно было сориентироваться как отвечать в зависимости от того, к кому попадёшь. На консультации Аллочка мне говорит:

– Не знаю, что за наваждение – каждый день возле наших дверей огромный букет роз.

– Наконец-то оценил тебя настоящий джентльмен.  Пока невидимка, но скоро объявится.

Сдали мы этот злополучный экзамен по фармакологии. Аллочка получила 3. Через день я возле главного корпуса встречаю Аллочку и не узнаю её. Она идёт еле-еле и не просто бледная, а открытые места в синяках.

– Ты что, так переживаешь из-за тройки?

– Да нет, сдала анализы, и меня кладут в терапию к Денягиной.

Глядя на неё мне стало как-то жутко. Чтобы развеять грустное настроение, Аллочка в последний раз рассказала мне весёлый анекдот. Но веселей не стало. И мы расстались. Через день я увидела её в палате. Она мне улыбнулась и посоветовала пойти к знаменитому в Одессе парикмахеру по фамилии Школьник. Он тогда единственный в Одессе делал модные причёски феном. На очередь к нему записывались с вечера. Это была шутка. Не до причёски мне было. Я каждый день заходила в больницу. Через 5 дней ночью в общежитии я проснулась и слышу Аллочка зовёт меня. Я оделась и пошла на второй этаж к мальчишкам.  Стучу в час ночи:

– Женя, вставай, Аллочке плохо. Пойдём в больницу.

Наш умник, отличник, будущий врач, совсем недавно влюблённый в прекрасную девушку, спросонья ответил:

– Ты что, с ума сошла! Ночью будишь людей. Отстань намилость!

Меня просто трясло от возмущения. Я бежала сколько было сил тёмной как смоль ночью по улочкам-переулочкам. Подбегаю к больнице, на крыльце стоит тётя Катя и ждёт меня.

– Аллочка звала тебя, пойдём скорее.

Когда я зашла в палату, Аллочка была уже без сознания. Целую неделю до самой её смерти я не выходила из больницы. Я беседовала с врачами. У неё была особо злокачественная геморрагическая форма острого лейкоза. Причина – возможно, слишком много была на солнце, да и стрессовая ситуация с отцом. Она буквально сгорела за две недели. Что можно сделать – может прямое переливание крови, я согласна. К сожалению, никакого лечения не было. Мы много говорили с тётей Катей. Она мне призналась, что её муж Василий Георгиевич уже 8 месяцев в тюрьме за взятку. Он обслуживал высший свет, и его же коллеги подставили его. Взятки в ателье – это было обычное дело. Конечно, большего наказания, чем потеря единственной дочери, невозможно представить.

20 июня – день рождения Аллочки и у нас последний экзамен по терапии. Экзамен проходил в этом же здании. Я пошла первой. Меня не шибко допрашивали, получила свою пятёрку и вернулась в палату. На какую-то минуту Аллочка пришла в себя, открыла глаза. Мы встретились взглядом. Из её прекрасных глаз выкатилась слеза, и она тихо, спокойно покинула сей мир. В этот день ей исполнилось 20 лет. Вскоре объявился тайный поклонник – интересный юноша лет 25, Семён. Он принял очень большое участие в организации похорон и вообще в помощи тёте Кате. Хлопот, как обычно в этих случаях, много. Никаких родственников ни со стороны тёти Кати, ни со стороны дяди Васи не было, и он – в тюрьме. Семён – абсолютно незнакомый юноша. Я даже не знаю, разговаривал ли он с Аллочкой хоть один раз. Но увидев её, он был до такой степени поражён её красотой, что готов был служить её праху всем, чем только мог.

Многие из нашей группы заходили в палату и видели мёртвую Аллочку. Похороны были назначены через два дня. Моя задача была организовать приезд на похороны отца из тюрьмы. Семён сам предложил свою помощь в организации похорон. Тюрьма не так близко, за городом, пришлось мне ехать на автобусе и на попутных. Дежурный выслушал меня и сказал, чтобы я приехала в день похорон и взяла с собой правильно оформленные документы. У меня на руках была только справка от лечащего врача. Через день я в 6 утра выхожу из дома и опять-таки на перекладных к 9 добираюсь (не помню, как называется посёлок, где находилась тюрьма). Начальник выслушал меня, посмотрел справку о смерти и без проволочек дал машину и сопровождающего милиционера.

С дядей Васей мы подъехали к дому как раз вовремя. Возле дома было много людей, но из нашей группы было только два человека – Толя Мельник и Вася Барон. Аллочка лежала в гробу как спящая красавица. Такой похоронной процессии я никогда больше не видела. Я клянусь памятью Аллочки, что говорю правду. Гроб от дома до кладбища несли на руках. От Ланжерона до кладбища, через привокзальную площадь, вдоль трамвайной линии – довольно большое расстояние. Прохожие останавливались от недоумения. Как такое может быть!? Тётя Катя шла как в забытьи – ни слов причитания, ни слёз. Могила первоначально была в глубине кладбища. Подъехал профессор патанатомии Леонид Дмитриевич Успенский c огромным букетом белых роз. Он – ценитель прекрасного, ленинградец, интеллигент до мозга костей, любитель и знаток музыки. В институте вёл лекторий о классической музыке. Над гробом он произнёс скорбную, полную патетики речь.

Василия Георгиевича прямо с кладбища увезли в место его постоянной дислокации. Мне туда пришлось ездить ещё много раз, чтобы добиться его освобождения. Помогал мне в этом Семён. Он же часто навещал тётю Катю, которая после похорон была просто в ступоре. Я обращалась к психиатрам за помощью. Чтобы добиться разрешения на досрочное освобождение Василия Георгиевича я со справками, фотографиями поехала в Киев. Когда я вернулась, Василий Георгиевич был дома. Тётя Катя полностью посвятила себя памяти Аллочки. Она каждый день ездила на кладбище. Через какое-то время перезахоронила прах в первый ряд, ближе к церкви. Долго искала скульптора, чтобы увековечить образ в камне. Ездила даже на Урал. Мы с тётей Катей постоянно переписывались. Она радовалась моей Иришеньке и высылала нам посылки, приглашала нас в гости, и мы несколько раз приезжали.

В 1980 году я вместе с Ириной приехала на встречу с выпускниками. Через 15 лет все вдруг вспомнили об Аллочке. Мы поехали на кладбище. На постаменте был бюст из белого мрамора, свежие цветы в вазе. Всё ухожено, ни пылиночки. Возложили цветы, вспомнили её. Хотели пойти, навестить тётю Катю, но она отказалась их видеть. Так глубока была её обида.

Как я научилась шить

Современному молодому человеку или девушке трудно представить, как сложно было модно одеваться в пятидесятые или шестидесятые годы, да ещё если ты не подходишь под общий стандарт. А я – девушка ниже среднего роста, и 150см не дотягивала, супер миниатюрная была, и что-то подобрать по фигуре было чрезвычайно сложно. Я уже перешла на второй курс Одесского Мединститута, но гардероб мой был бедноват. Руками сшитый сарафан из буклированной шерстяной ткани по фигуре, чёрный свитерок и домашний халатик… И я как ёлочка – зимой и летом одним цветом. В нём и на лекции, в нём и в театр.

А оперный театр я полюбила с особой страстью. Своим скромным студенческим бюджетом распоряжалась с особой строгостью – 50 копеек в день и баста. Всё готовила на кухне в общежитии на примусе или керогазе. Современным студентам трудно представить, что это такое. Подсчитывая каждую копеечку, откладывала на театр. Два или три раза в месяц посещала оперный обязательно. Билеты на галёрку были очень дешёвые – 40 копеек. С чем можно сравнить панораму с галёрки Одесского Оперного театра! Это волшебная сказка, рай. Под звуки оркестра, кажется, душа вырывается из твоего бренного тела и парит, сливаясь со Вселенной. Даже грешно было посещать этот храм высокого искусства в таком убогом одеянии.

Перед Новым Годом мне мама прислала отрез габардина светло бежевого цвета на костюм. Поблизости с общежитием ателье не было, мне пришлось ехать на трамвае через весь город. Материала было достаточно на сарафан и классический жакет. Когда мне объявили сумму за пошив, которую я непременно должна была принести к следующей примерке «Только после этого приступим к выбору фасона», волосы встали дыбом. Мучительный вопрос «Где же такую сумму взять», не давал мне покоя всю ночь. Я вспомнила мою добрую хозяйку с Тираспольской Наташу. По рекомендации нашего директора школы Леонида Фёдоровича Пастушенко я жила у неё на первом курсе. Это добрейшая душа, отдаст последнее. Тем более, у неё был, выражаясь современным языком, бизнес, в котором и я принимала участие. Она стирала и гладила бельё, имела свою клиентуру. Мы с ней ладненько договорились. Я приходила помогать в стирке и глажке три раза в неделю до самой сессии. На следующей неделе, оплатив заказ наперёд, я добровольно вступила в мучительный процесс хождения на примерки.

После занятий раз в неделю или две я отправлялась на трамвае в ателье. Там всё шло неспеша, как бы по-деловому. Приходилось ожидать в очереди час, а то и больше. У меня голова разрывалась от невыносимой головной боли. Как-то меня даже вырвало, что нарушило все рамки приличия. Меня пожурили. Понятно, что у меня пропал интерес к тому, как сидит на мне сарафан или жакет. Единственное желание – чтобы всё это скорее закончилось. Но не тут-то было. Мастера своего дела продолжали демонстрировать сложность, скрупулёзность искусства пошива. Процесс слишком затянулся. В начале июня я пришла заявить, что сдала последние экзамены и мне уже пора домой. На что мне вежливо, заискивающим тоном мастер, подмигнув, таинственно прошептал:

– Завтра Ваш жакет будет готов. Надеюсь, Вы оцените наше старание по достоинству и отблагодарите команду, которая так старалась.

Я была весьма озадачена. Дорогой мой читатель, Вы понимаете, какими средствами располагает студент, живущий на одну стипендию! Я пришла в общежитие и рассказала всё девчонкам. На следующий день я пошла с компанией. Мастер встретил меня с улыбкой, вежливо, пропустил вперёд себя в примерочную и не смущаясь, глядя прямо в глаза, напомнил

– Надеюсь, клиентка всё поняла?

– Да. Но я – студентка, могу поделиться с Вами: вот 3 копейки на трамвай, возьмите. Мне придётся идти пешком.

Вежливый мастер взбесился, нырнул в пошивочную и исчез. Я вышла в комнату ожидания как ошпаренная. Жду. Минут через 10 уборщица швырнула мне мой заказ. Мы с девчонками посмеялись. Но я век благодарна этому мастеру. Я поехала домой и по великому блату, через моего дядюшку, заплатив втридорога за ручную швейную машинку, наконец-то стала модницей. Тётя Катя, мама моей подружки Аллочки, сделала мне основную выкройку и сшила со мной одно платье. Мне достаточно было 1м ткани, чтобы пошить платья даже с длинным рукавом. Иногда и девчонкам шила. Кстати, мой выстраданный костюм из дорогой габардиновой ткани мне не пришёлся по вкусу и долго не прослужил – моль съела и рукава на жакете, и сарафан. Я себе шила платья с модной отделкой плиссе или гофре. На каблучках это выглядело довольно сексуально. Действительно, стоит благодарить за уроки суровой жизни.

Хотите

я

Вам

сделаю

много

волос

?!

Я написала много такого, что впору спросить по-одесски «Вы вот здесь рассказываете на полном серьёзе? Ничем не рискуете? Нет. Вы мне просто начинаете нравиться!» Многие действительно оценили меня как человека, которого волнуют серьёзные проблемы. А их сейчас – головы не поднять! Иди знай, что из этого будет!? Наше поколение считало за счастье довольствоваться, чем придётся, лишь бы мир был. Теперь – другое время. Опускаю руки и меняю тематику.

Поделюсь одесским анекдотом лично из моей жизни. Такая экзекуция в парикмахерской могла произойти в любом городе или населённым пункте, но такой подход и с такими выводами возможен только в Одессе. Было это в 1967 году. Я работала в Кустанайской области в первой типовой участковой больнице совхоза Московский главврачом. Это было и тяжело, и страшно, и грустно, порой даже смешно. Повествование об этом ждёт своей очереди. А пока одесские анекдоты навеяли воспоминания о первом отпуске. Долго не раздумывая, куда поехать, я отправилась в Одессу. Тётя Катя, Аллочкина мама, настойчиво приглашала меня в гости. Она переехала с Ланжерона на ул. Льва Толстого уг. Дерибасовской. На второй день мы съездили на кладбище. Тётя Катя перенесла могилу с середины в первый ряд возле церкви. Постамент и саму могилу обложила белым мрамором, сделала скамеечку и каждый день приезжала на кладбище. Она показывала мне разные чертежи будущего памятника. В камне трудно было воссоздать тот энергичный, весёлый характер Аллочки. Всё не удовлетворяло тётю Катю. Она обращалась к скульпторам не только в Одессе, но и в других городах и советовалась со мной по этому вопросу. Мы много вспоминали об Аллочке и, конечно, то, как она, будучи уже в палате, откуда отправилась в вечность, давала мне последний совет – пойти в парикмахерскую. На этот раз действительно был повод.

Мне хотелось навестить своих друзей сокурсников, сходить в институт, поговорить с преподавателями. Ведь меня занесло за тридевять земель на целину, в Казахстан, хотя после окончания института профессор Коровицкий приглашал меня остаться на кафедре инфекционных болезней. Взвесив все за и против, я выбрала романтику целины. Всем понятно, что, когда я приехала в Одессу, мне хотелось как следует навести марафет, не ударить же лицом в грязь. На второй день я пошла в парикмахерскую недалеко от дома тёти Кати. Меня встретила всевидящая и всезнающая (такие иногда встречаются) средних лет еврейка. Усаживая меня в кресло, она с оттенком превосходства спросила естественно по-одесски:

– Как Вы сами себя имеете?

Вопрос меня несколько смутил. Я опустила глаза и тихо промямлила:

– Что я могу сказать? Конечно, хотелось бы лучше. Я приехала после двух лет работы на Целине, хочу пойти на встречу с сокурсниками и преподавателями и должна выглядеть хорошо, насколько это возможно.

– Знаете, что я имею Вам сказать, уважаемая, у Вас пагшивый волос. Приходите завтра, я приму Вас без очереди и сделаю Вам много волос. Будьте уверены.

– Конечно, я за! Всеми своими помыслами.

Прихожу на второй день в канун великого праздника пятидесятилетия Великого Октября. В салоне полно клиентов. Мастер меня сразу приметила. Как давней знакомой кивнула головой. Платите в кассу, и я Вас приму. Через несколько минут пригласила меня в кресло. Я поймала на себе негодующие взгляды очереди.

– Не волнуйтесь, дама на завивку. Она – гость Одессы, приехала из самой Целины.

После этих слов я почувствовала себя, что называется, клиенткой по блату.

Она накручивала мне волосы на бигуди для элекрозавивки, приговаривая:

– Вы, наверное, устали в тех диких местах Казахстана и должны прекгасно выглядеть в славном городе Одессе. Я специально для Вас приготовила раствор лучшего качества.

Оставила меня в ожидании потрясающего превращения и стала обслуживать других клиентов.