Больной вопрос

И даже с подоконника не раздавалось ни единого звука. Аркадий Феофилактович, домовой, приписанный к дому на углу Селивёрстова и Костянского переулков, с умилением наблюдал, как насыщаются едоки.

Наконец исчез с блюда последний пирожок с капустой, и самовар отправился на кухню вместе с грязной посудой. Близнецы синхронно зевнули, и Стас посмотрел на Суржикова.

– Дядя Володя, простите, но мы сегодня просто отрубаемся, очень день был трудный. По пять пар, да ещё собрание с кураторами курса, а там такие ведьмы были, что Шекспиру и не снились.

– Идите спать, дети, – ухмыльнулся Влад. – А взрослые люди пойдут в кабинет и ещё немножко поработают.

Глава 9

«Чем труднее добиться успеха, тем решительнее надо приниматься за дело».

    Бомарше, «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность»

– Ну что, начну я? – спросил Суржиков, устроившись в кресле, и продолжил, не дожидаясь ответа. – Начну с госпожи Карен Шмидт, кухарки. С ней всё просто: при мэтре Алариене она живёт последние двадцать с лишним лет, нанял он её ещё в Монакуме, откуда и перебрался в Москву. Целитель стал очень популярен, и дом его разросся – до переезда из Гамбурга в Монакум всем хозяйством занимался Антуан. в новом доме уборкой стали заниматься приглашённые специалисты, а для готовки нашли госпожу Карен. Причём Алариен не довольствовался тем, что она умела: трижды он отправлял кухарку на поварские курсы, так что теперь она обладательница двух серебряных и одного золотого диплома каких-то престижных кулинарных школ. Одиннадцать лет назад они перебрались в Москву…

– Почему? – перебил его Никонов.

– Потому что в Монакуме от мэтра потребовали вступить в Гильдию или прекратить деятельность.

– Хм… Иначе говоря, к нему шло страждущих больше, чем к гильдейским врачам?

– Ну, вслух это сказано не было, но подразумевалось, – хмыкнул Влад. – А в Москве правила иные, тут в Гильдию вступают по личному желанию, а для практики нужна лицензия, выданная Минздравом, и подтверждённый диплом. Здесь после переезда Алариен нанял управляющего и секретаря. Вернее, сначала у него работала личная помощница, выполнявшая обе эти функции, некая госпожа Мацуо, но три года назад она уехала домой в Киото.

– Была ссора?

– Нет. По словам Карен, у помощницы заболел отец, и её призвали ухаживать за ним. Тогда-то и появился Александр Котенев. Опять же, по словам кухарки, он был неимоверно точен, исполнителен, вежлив и внимателен.

– Сущее совершенство, – пробормотал Алекс, ощутив не то зависть, не то ревность. – Ну, а что-то ещё госпожа Карен рассказала? О том, что происходило в доме после отъезда мэтра, например?

– Кое-что рассказала, да…

Тут Суржиков выдержал хорошую театральную паузу, рассчитывая сорвать аплодисменты, или хотя бы получить толику восторга. И получил, Верещагин не подвёл.

– Как это тебе удалось? Мне она показалась совершенно твердокаменной тёткой.

Влад потёр нос в притворном смущении.

– Ну, видишь ли, я рискнул процитировать – к месту, не просто так! – старую-престарую пьесу Авксентия Цагарели, «Ханума». Там есть такая фраза «Когда в клетке двое – это уже не клетка, а гнездо». Ну, и не промахнулся. Оказывается, в юности это был любимый спектакль госпожи Карен. Она растаяла. Ну, а дальше дело пошло…

– Ты по делу говори, – прервал Никонов эту минутку самолюбования. – Она ж не сразу уехала, так?

– Так. По её словам, мэтр отбыл двадцатого августа, а она взяла билет на «Прекрасную Уту» на двадцать восьмое.

– И что госпожа Карен делала в Москве, оставшись в одиночестве?

– Опять же по её словам – занялась собой, стрижка, маникюр и всякое такое. Встретилась с парой приятельниц, у кухарок существует что-то вроде клуба, который они посещают в свой выходной, вот подруги оттуда. Прошлась по магазинам, чтобы купить подарки. В общем, ничего необычного.

– А когда отбыл Котенев?

Влад хмыкнул.

– С ним получилось смешно. Госпожа Карен сообщила, что ни в какой Лаций он не поехал, сказал, билеты очень дорогие, и жить там негде. Так что на момент отправления «Прекрасной Уты» Александр Котенев оставался в особняке в Малом Гнездниковском. Сразу скажу, что с ним самим мне поговорить не удалось, господин управляющий блистательно отсутствовал. Вроде бы отправился нанимать бригаду для ремонта подсобных помещений.

– Так себе причина, – поморщился Алекс.

– Да уж какая есть…

– Погоди, так что получается, – вмешался в рассказ молчавший до этого момента Никонов. – Два с лишним месяца дом стоял пустым, не был законсервирован или оставлен на охрану?

– Этот вопрос я задал самому мэтру, – ответил Суржиков. – Магическая защита стояла на всех комнатах второго этажа. Ну, и механические замки, разумеется.

– И ни то, ни другое не является препятствием для тех, кто пожелает попользоваться твоим имуществом, – пробурчал майор. – Что-то пропало, кроме архива?

– Нет, – Суржиков замялся. – Правда, госпожа Карен жаловалась, что какие-то тарелки переставлены и чашки повёрнуты ручками не в ту сторону, но это тот же Котенев мог там похозяйничать. А на втором этаже всё в полной сохранности.

– А магические замки не тронуты?

– Мэтр задержался на пару дней в Оренбурге, там у дирижабля была остановка. А секретарша и Антуан отправились вперёд. подготовить всё к его возвращению. Секретарше Алариен дал отпирающий амулет, чтобы пройти в кабинет, в приёмную и так далее. Так что все следы затёрты…

– Что же, придётся завтра всё-таки найти Котенева…

Тут Суржиков перебил Алекса.

– Я передал ему через госпожу Карен, чтобы завтра он сидел безвылазно дома и дожидался меня, так что с самого утра туда отправлюсь.

– Отлично. С этим решено. А скажи мне, мэтр назвал имена пациентов, которые упоминались в записях?

– Не-а, – помотал головой Суржиков. – На этот вопрос мэтр не ответил…

– Ты его задал? – прищурился Алекс.

– Да уж связать простейшую логическую цепочку и я могу, – с некоторой обидой отвечал актёр. – Задал, конечно. Но Алариен сообщил, что назвать имена тех, о ком есть записи в архиве, сможет только после получения от них разрешения.

Никонов пожал плечами.

– Бабушка моя называла это «паньски вытребеньки». Мы ж не спрашиваем, что и отчего у них болит, нас интересует – чьи враги таким способом хотят подобраться?

– Мэтр прав, – сказал Алекс. – В большом бизнесе, как и в высшем свете, узнать, чем болен противник или конкурент – уже полдела. И даже сведений только о том, что он почему-то обращался к целителю, уже может быть достаточно для падения акций или чего-то в этом роде. Ладно, с этим разберёмся. Влад, от самого мэтра что-то удалось узнать?

– От мэтра… – Суржиков тяжело вздохнул. – «Когда говорит человек в докторской мантии и шапочке, всякая галиматья становится ученостью, а всякая глупость – разумной речью»[14 - «Мнимый больной», Мольер.]. На мои вопросы он отвечал рассеянно, всё время отвлекался и задумывался о чём-то. Тогда я предложил ему письменный опросник, ну хоть что-то! – тут он посмотрел на Алекса, дождался одобрительного кивка и вытащил из кармана помятый листок. – Вот мои вопросы и его ответы.

Майор городской стражи и частный детектив склонились над страничкой.

Почерк у Алариена был чёткий, и у Алекса промелькнула мысль, что это-то как раз и показывает всю глубину разницы между целителями и врачами; известное дело, настоящий докторский почерк могут разобрать только настоящие фармацевты! Тут он тряхнул головой и сосредоточился на документе.

«За какой период пропали записи? – за последние пять лет.

А за остальные годы? – Кристаллы с записями хранятся в банковской ячейке, поскольку бывают нужны гораздо реже, да и не так срочно.