Чего ты боишься?

Вздохнув украдкой, она поправила капюшон, закинула на спину торбу со скудными припасами, одеждой и прочими нужностями. Привычно с натугой повернула притолочный запор (обычный еноты навострились открывать). Добыла из сараюшки снегоступы. Свои и деда.

Шагать по лесу в молчании было… неприятно. Бездушный не предложил забрать вещи, шел налегке, быстро, уверенно выбирая направление, не снижая скорости даже когда попадались препятствия. Одним плавным движением нырял под поваленный ствол или перекатывался через него поверху. Анири так не умела, поэтому то и дело отставала. Провожатый не оборачивался, но всегда точно знал, когда остановиться и подождать.

Вопросы теснились в голове, но заводить беседу с бездушным, который едва тебя не приговорил, не очень-то хотелось. Все-таки ближе к обеду она не выдержала:

– Почему ты оказался там, возле моего дома, совсем без ничего?

– Почему без ничего? В штанах и рубахе.

Лица не видно, спокойный голос, ни намека на эмоции.

– Тебя… ограбили?

Бездушный кашлянул как-то очень по-человечески.

– В каком-то смысле. Ограбил. Шатун. При попытке спасти его от браконьеров.

– А браконьеры, что с ними сталось? Они… мертвы?

Бездушный пропустил вопрос мимо ушей. Некоторое время шли молча, затем любопытство вновь взяло вверх над эмоциями.

– Как твое имя? – спросила Анири, пристально рассматривая маячившую впереди широкую спину в дедовой куртке.

Он замедлился на неуловимое мгновение, словно споткнулся не споткнувшись. Бросил отрывисто:

– Зачем тебе?

– Не могу же я называть тебя «бездушный»?

– Почему? Можешь. Бездушным, гончей короля, отморозком, нежитью, мертвяком. Все так делают.

– Это… это неправильно.

Он безразлично пожал плечами.

– Как скажешь. Тогда пусть будет Див.

– Но тебя зовут иначе?

Пауза. Почти незаметная.

– Помолчи, ладно? Мне надо слышать дорогу.

– —

Несмотря на передышку днем, путь через бурелом вконец вымотал непривычную к долгим пешим прогулкам Анири. В сумерках, когда они вышли на лишенную деревьев, продуваемую ветрами просеку, она едва не падала от усталости. Снег здесь казался неглубоким. Ремешки снегоступов натирали щиколотки, и девушка решила избавиться от неудобного снаряжения хотя бы на время. Идти сразу стало легче.

Снег скоро сменился льдом, и стало понятно, что просека – вовсе не просека, а промерзшее на солидную глубину, а то и до дна, русло ручья или небольшой реки.

Анири не заметила, когда отклонилась от ровной цепочки следов бездушного. Залюбовалась на нависшие над головой заснеженные ветви ивы, расслабилась. Беспечность, как известно, наказуема. «Безопасный» лед вдруг мягко подался под ногой и провалился. Темная, обжигающе-холодная вода хлынула в сапог.

В теории Анири знала, что со льдом шутки плохи, и от полыньи нужно медленно отползать, распластавшись и заняв собой как можно большую площадь. На практике вышло иначе – тело, не советуясь с разумом, пошло на поводу у инстинктов. Коротко вскрикнув, девушка уцепилась за красоту, которой только что любовалась, и рывком выдернула ступню из небольшой полыньи.

– Не шевелись!

Бездушный с безопасного расстояния изучил место происшествия. Осторожно подобрался, протянул руку. Вывел перепуганную спутницу на пологий, засыпанный снегом почти по колено берег и принялся деловито выламывать сушняк из ближайшей ели. Сложил костер и занялся лежаками.

– Не видишь дорогу – иди след в след. Разве дед тебя не учил? – произнес как всегда ровно, без тени раздражения.

Анири независимо дернула плечом. От пережитого и от холода ее колотил озноб. Гончий накинул на лежак одеяло, обернулся и буркнул:

– Что стоишь? Отходились на сегодня. Разувайся и сушись.

Отсветы озарили плотно сжатые губы и сосредоточенное лицо. Все-таки он злился. Совсем, как обычный человек. Анири послушно стащила сапог. Немного подумала, и сняла второй. Ноги за день замерзли так, что она их почти не чувствовала. Див присел на корточки и осторожно растер колючим шарфом побелевшие от холода босые ступни. От боли у девушки на глазах выступили слезы. Укутав ее вторым одеялом, бездушный полез в торбу за провизией.

– С-спасибо, – стуча зубами, выдохнула Анири.

– Не за что.

– Откуда там… полынья? Мороз же?

– Горячий ключ. Они тут повсюду.

– Ты его видел?

– Конечно. Над ключами лед тоньше, а потому темнее.

Разделив курицу на четыре части, одну Див протянул Анири, в другую впился зубами сам. Утолив первый голод, она робко поинтересовалась:

– Скажи, зачем ты согласился стать… таким?

– Я? Согласился? – в ее обществе он постоянно чему-нибудь удивлялся. Сейчас даже белесые брови поползли вверх. – Кто меня спрашивал? Храм платит за подходящих мальчишек огромные деньги. Редкий крестьянин устоит против соблазна. Сироту продать – сам Вездесущий велел, а некоторые и родными детьми торговать не брезгуют.

– А тебя кто? Родители?

– Дядя. Когда их не стало.

– Но… тебе нравится охотиться на людей?

– Я не могу не охотиться. Это моя цель, мой смысл жизни… теперь.

Анири зябко передернула плечами и придвинулась ближе к костру. Помолчала, вздохнула.

– Сколько нам идти?

Он коротко глянул:

– Ты разве не знаешь?