Неведомый

Абнер сунул дрожащую руку в карман и достал массивную серебряную печать. В раскрытой пасти рыси вспыхнул огромный рубин. За него можно было безбедно жить далеко от Мегрии, империи и пеньковой веревки. Но ворон, конечно же, мечтал не об этом. Абнер сжал зубы, чтобы перетерпеть боль, и перебросил печать Диону.

– Ее мне дали как участнику заговора. – Вальравн дернулся, и Дион разрешил ему повернуться и посмотреть на короля. Бледное изможденное лицо ворона выражало неописуемый восторг. – Кажется, ваше величество ненавидят больше, чем я мог себе представить! – И он зашелся в приступе безумного смеха.

Смех этот улетел под своды и породил настоящий ураган. Люди затопали, засвистели и закричали все разом – впервые и придворные, и простолюдины проявили поразительное единодушие. Абнер не мог разобрать ни слова, но это было не важно. Он смотрел на беснующегося ворона, которому представление доставляло куда большее удовольствие. Молчали только советники – одни оторопело смотрели на короля, другие закрывали лица руками. Жалкие мешки с дерьмом, негодяи, порожденные слабостью старого короля.

– Какой ужас, – прошептал Лерой – самый молчаливый и тихий из всех советников. Этот старик докучал Абнеру меньше прочих, и он покосился на него с жалостью.

– Какая ложь! – возопил Сенна и попытался перебраться через стол, но был остановлен вернувшимся отрядом тахери. Королева больше не появилась. – Какая ложь… Ты, мальчишка, бессовестный предатель… Ты подлец! Позор крови Стравоев, отродье…

Один из тахери ударил Сенну по лицу, и железная перчатка разбила толстые губы. Но старик не сдавался.

– Вы ничего не докажете! Это все вранье, наглая ложь, неужели вы не видите? – Сенна хрипел, пытался вырваться, заваливался на стол, и тот, не выдержав, накренился и с грохотом упал на пол прямо под ноги вальравна. Бумаги осыпались вниз вместе со счетными досками. – Вы все ослепли?

Одного за другим советников поднимали на ноги, за шиворот, как нашкодивших котов, – и никто, кроме Сенны, не сопротивлялся. Абнер улыбался. Бешеный пес подкрадывался к его лицу, но Абнеру было все равно – сейчас он по-настоящему счастлив. С трудом засунув немеющую руку в другой карман, король достал оттуда вторую печать – сестру-близнеца первой.

– В нашем государстве только две такие прелестные вещи. Одна из них обычно находится в моей спальне, а вторая кочует по рукам Десяти мудрейших, которые на поверку оказались недостаточно мудрыми. – Абнер дернул плечом, и старичье подтащили к подножию высокого трона. Бумаги безжалостно сминались под сапогами, а у вальравна оказалась чудесная компания. Ученых мужей поставили рядом с ним, и было неизвестно, что их пугало больше – королевский гнев или соседство с чудовищем.

Советники казались тряпичными куклами в руках безжалостных артистов. Абнер вспомнил, что в его детстве отец часто принимал у себя всякий сброд – и кукольников, и певцов. Стеврон поистине владел даром окружать себя гнилью и падалью.

– Тогда вы должны найти виновника, – советник Рид, пытаясь вернуть утерянное достоинство, вступил в переговоры, – это ваша обязанность. Ваш отец так и поступил бы.

– Мой отец был справедливым и милосердным королем. Добрым, верным своим дурацким принципам. И глупым. Именно поэтому сейчас его голова гниет в земле, а моя все еще дышит воздухом. К моему счастью, я на него совершенно не похож. – Абнер почувствовал во рту металлический привкус. – Начнешь искать крайнего – и никогда не закончишь.

На него смотрели сотни глаз, спина его взмокла, и он сдерживал боль, впившись ногтями в ладони. «Вот будет потеха, если я обделаюсь прямо у них на глазах – король-трясучка, оказывается, еще и гадит под себя! Ну и дела. Не пора ли выбирать нового короля?» Гул Залы смешался с шумом крови в ушах, и голова Абнера закружилась.

– Вам плохо, ваше величество? – Сенна, стоявший напротив, улыбнулся, показав окровавленные зубы. Бой был проигран – и советник понял это самым первым. Абнер ожидал, что именно он скажет напоследок какую-нибудь гадость, но все равно удивился – в первую очередь беспечной улыбке. – Что ж, дышите воздухом, пока можете. Но он, – Сенна покосился на ворона – тот перестал смеяться и теперь что-то негромко насвистывал себе под нос, – не первый и не последний. Будут еще – безымянные тени, ваш оживший кошмар. Нам вынес приговор сам король Мегрии – пусть несправедливый, но мы всегда знали, что именно вас стоит бояться. А кто вынесет смертный приговор самому королю? – Сенна пожал плечами. – Никому не известный дикарь? Простой человек? Неведомый враг. – Советник прижал пухлую руку к сердцу и подмигнул: – Ваша жизнь – это страх перед тысячами лиц. Думаете, вы великий уравнитель?

Слова Сенны тонули в криках и проклятиях, которые на головы советников обильно сыпались с галерей. Его могли слышать только он сам, верные воины и те, чья жизнь уже была повенчана с петлей. Ему не было страшно. Но Абнер все равно пожалел, что рядом нет Брунны. Пусть они не любили друг друга, но тацианка всегда находила ответы там, где он терялся.

Судорога свела желудок, и Абнер представил, как скручиваются в спазмах его кишки. Черная кровь превратилась в жидкое пламя, пес восторженно заскулил и вцепился в легкие – со всей доступной ему силой. Невидимые руки душили его изнутри. Зала покачнулась вправо, потом влево, и медленно поплыла.

«Ну, вот и все, – подумал Абнер. – Почему каждый лучший день непременно оборачивается чем-то худшим?»

– Что вы, Сенна, – Абнер оттянул ворот камзола и заметил, что вены на его руке вспучились и почернели. Советники удивленно смотрели на короля, и Абнер молил всех богов о том, чтобы никто на галереях не сумел разглядеть его недуг. – Только смерть уравнивает всех. И это – последний урок, который вам предстоит выучить. Королева поможет – на языке насилия она изъясняется намного искуснее меня. Проводите. – Он поднялся на ноги и пошатнулся. – Проводите их. – Поймав насмешливый взгляд Сенны, Абнер добавил: – Всех повесить. Но перед этим – вырвать лживые языки. Мой тесть давно не получал никаких даров.

Глава 5

Жертва

левок, не долетев, остался плавать в луже. Мужчина улыбнулся и показал Титу гнилые зубы.

– Старые боги, новые боги – все они хотят нашей крови. Скорее я поцелую милорда в зад, чем пойду в эту молельню. Прибей меня своей рукой, ты, королевский холуй. Предатель. – Последнее слово приговоренный сопроводил еще одним плевком – и на этот раз попал Титу на рукав. – Гниль. Мы помрем, но дождемся тебя в туманном краю Изнанки и спросим за все. Ты выкормыш ворон, не имперцев. Слепой бог закроет ворота перед твоим носом – так и знай.

Распятый между стражниками, мужчина не испытывал ни страха, ни сомнений. Жалкий сморчок в дырявых штанах, босой и вшивый, а сколько отваги! Тит ему даже позавидовал. И не позволил бить, когда Винке замахнулся – здоровенный кулак послушно застыл у оплывшего лица. Пальцы Тита заныли – прошедшая ночь была долгой, и пролитой крови хватило бы всем богам на этом свете.

– Сначала ему отпустят грехи.

– Грехи! – Крестьянин скрутил кукиши двумя руками. – Засунь в жопу свое прощение. Сдалось оно мне – так и передай этому паскуднику. Мои боги останутся со мной. – И, довольный своей речью, мужчина запрокинул голову к небу.

Тит посмотрел туда следом за ним, но никаких богов не обнаружил. Тучи клочьями наползали с севера – казалось, что это горы их выдыхают и отбирают у Шегеша скудное тепло. Сизый край – призрачный край. Тит обернулся: люди толпились у подножия холма, копошащийся ком грязных избитых тел. Стража то и дело награждала их тычками и посмеивалась над тихими рыданиями женщин и детей. Горт угрожающе возвышался над распахнутыми воротами и наблюдал за ними темными окнами. Тит глубже вдохнул воздух, напоенный влагой, и отвернулся. Щеки горели.

Камень, его соучастник, равнодушно наблюдал за тем, как Тит вынимал меч, обтирал его тряпкой и щурился, пытаясь разобрать свой же почерк. Буквы, насмехаясь, плясали перед его глазами.

– Грег, ты обвиняешься в государственной измене. Я, лорд Шегеша Тит Дага, от имени короля Мегрии, протектората Тацианской империи, Абнера Стравоя, обвиняю тебя в пособничестве воронам и вере в кровавых богов. Есть только одна вера – в Слепого бога, пусть его длань коснется тебя и спасет твою душу.

Грег пропустил эти слова мимо ушей – он закрыл глаза и шептал свои молитвы. Почему-то Тит был уверен, что те, к кому он обращался, его слышали.

– А как же яграт? – Второй стражник, Брен, мотнул головой в сторону храма.

– Обойдемся на этот раз без него.

Винке понятливо кивнул и дернул Грега, заставив того опуститься на колени. Мужчина не стал сопротивляться, но открыл глаза и уставился на Тита.

– До встречи, – сказал и подмигнул так, будто они были друзьями.

Меч опустился на грязную шею, подводя итог еще одной жизни. Голова Грега, подпрыгивая, скатилась вниз – первая из десяти.

Под конец казни дрожащие руки Тита свело судорогой. Молодая, по-весеннему яркая трава смялась и окрасилась в багровый цвет, а камень превратился в вороний алтарь. В выемках собралась кровь, и он долго не мог отвести от нее взгляд. Пошел дождь. Тит подставил потное лицо под холодные капли и высунул язык, пытаясь их поймать – хотелось пить.

– Соберите головы, сожгите тела. На сегодня все.

Оставив стражников топтаться на холме, Тит заскользил в грязи – спускаться было легче, чем подниматься, но ноги отказывались гнуться всякий раз, когда приходилось идти в храм. Черное дерево хранило внутри статую бога и того, чьими глазами он наблюдал на земле. Тит не знал, кого из них двоих он меньше всего желал бы видеть.

Меч оттягивал руку, скользил в высокой сухой траве. Ветер проносился по полю, вздымал полы плаща. «Предатель, – шептали стебли мертвыми голосами, – предатель, падальщик». – «Посмотри на себя, Тит Дага, – предлагали лужи и бочаги с черной водой. Рябь бежала, и казалось, что кто-то там, внутри, следит за каждым его шагом. – Посмотри, кем ты стал».

– Заткнитесь, – прошептал он и заторопился – на пороге храма, размахивая дымящей люминой, стоял яграт.

Годы сморщили кожу на обветренном лице, но взгляд синих глаз мольца остался острым. Он подозрительно сощурился, когда Тит остановился на тропе. Тахери, несшие вахту, равнодушно посмотрели на своего лорда.

– Сомнения? – Голос яграта, тихий и хриплый, был хуже любого крика.

– Нет.

Тит уставился на подол темной татры, вышитый потускневшими золотыми нитями. Нашарил под рубашкой сульд и прижал его к губам. Встал на колени.

– Разреши войти в дом моего господина, моего бога, отца всего живого и хранителя мертвых врат.

Над люминой курился дым, пахло разнотравьем и можжевельником. Шар продолжал покачиваться на длинной цепи, хотя руки яграта – бледные, с длинными цепкими пальцами – замерли. Мужчина молчал, и Титу подумалось, что он развернется и закроет двери, так и не впустив его внутрь. Дождь стал сильнее, плащ отяжелел, мокрая рукоять меча выскальзывала из ладони. Тит устал и готов был лечь прямо здесь, в грязи, лишь бы ему не пришлось идти дальше.

– Хорошо, – яграт положил ладонь ему на затылок, – отец тебя заждался. Ты редко навещаешь его, – и, повернувшись, исчез за приоткрытой дверью.

Тит, ничего не ответив, вошел следом. Сердце забилось быстрее – тысячи раз его ноги топтали земляной пол, но гнев никуда не делся. В полумраке скользили тени. Угли вспыхивали в жаровнях у ног высокой, в полтора человеческих роста, статуи из белого камня. Узкое лицо страдальчески кривило рот, из пустых глазниц текли нарисованные киноварью слезы. Слепой бог жался к задней стене храма, это были не его земли и не его дети – и все же он имел здесь власть, заключавшуюся в страхе. С тех пор как Шегеш перестал быть вороньим княжеством, а Тит превратился в лорда, прошло десять лет, но люди продолжали верить в богов, о которых нужно было позабыть. Души не так просто сломить – да Тит и не пытался. Палач при короле – вот кем он стал. Однако, отбирая жизнь у тела, никто не сможет получить власть над духом.

На протянутых к Титу ладонях горели, оплывая воском, свечи. Яграт ворошил угли и, казалось, потерял к гостю всякий интерес. Тит знал, что это, конечно, не так.

Здесь не было окон, но дневной свет проникал через узкое отверстие в центре шатровой крыши. Под ним, в глубокой каменной чаше, собирались земные слезы бога – дождь и снег. Тит опустил руки в холодную воду, обтер лицо, а после положил в чашу клинок.

«Все они хотят нашей крови».