Неведомый

Когда Рунд подняла голову, чтобы рассмотреть черепа отца и дочери, солнце скрылось за тучами и пошел мелкий дождь. Нашарив под рубашкой сульд, Рунд приложила его к обветренным губам и опустилась на колени в жирную грязь. Яграт снова забормотал свои молитвы, но Рунд слушала не его, а ветер, свистящий в костях.

Напевая какую-то дикую песню, подошел Шим и воткнул в землю лопату. Высморкался, придирчиво осмотрел воронов и тяжело вздохнул. Рунд заметила, что он успел поменять свою дырявую рубашку на ту, которую прежде носил вальравн. Вышивка-оберег змеилась по вороту, местами розовела плохо отмытая кровь. Но Шима это не смущало. Рунд помнила, что тогда, десять лет назад, Шим привык к жизни в крепости гораздо быстрее ее. Смазливый, с лукавым взглядом, он любил шутки и песни почти так же сильно, как свои парные ножи. Но дураком был тот, кто верил в его веселый нрав.

Заметив ее пристальный взгляд, парень осклабился и почесал заросший щетиной подбородок.

– Ненавижу копать могилы, – доверительно сообщил он и поплевал на ладони. – В следующий раз будем бросать монету.

????

Мужик никуда не ушел вопреки надеждам Рунд. Смирно сидел на щербатом крыльце, всем видом выражая крайнюю усталость. Он не без удовольствия следил за тем, как воронов вытаскивали за волосы из его дома, как резали им глотки и как теплая кровь стекала на землю и руки Кации. А теперь, утомленный зрелищем, ловил блох в своей грязной одежде. Дом за его спиной был лучшим из всех, которые имелись в Ушаке – крепкий камень в стенах и добротная крыша. Остальные не могли похвастаться даже этим – жалкие лачуги из дерна и гнилого дерева. Наверняка мужик был прежде главой деревушки. А теперь… Дым курился над трубой. Рунд представила еду, которой он угощал воронов, то, как они его за это благодарили. И почувствовала подступающую дурноту.

Здесь, в глуши Шегеша, оборотни могли найти сочувствие. Им просто не повезло. Откуда они прибыли, человек не знал, но слышал, куда направляются – в Веребур. Рунд посчитала это ложью – всем известно, что идуны никогда не пропустят воронью кровь через свои перевалы. И все же с такими вопросами пусть разбирается король, а не его медная армия.

Рунд подошла и бросила бумагу мужику под ноги.

– Вот твоя плата. Бери и благодари.

– Это все? – Он тут же вскочил – усталости как не бывало. Расправил пергамент, наморщил лоб в поисках знакомых слов. – Бумажка? Да на что она мне? Кому я смогу ее предъявить? Что на нее куплю? До Тротра неделя езды!

Кация недовольно цокнула языком и хотела было слезть с лошади, но Рунд ее остановила. Доносчик смотрел с негодованием, которое готовилось уступить место ярости. Рунд обвела взглядом жалкие перекошенные дома. Оттуда за ними наблюдали плотно закрытые ставни, голос подал только одинокий петух. В их спор никто не собирался вмешиваться. Предателей здесь наверняка не любили. А мужик думал, что получит много денег и уедет отсюда, и плевать ему на недовольство деревни. Дурак.

– Это расписка с именем самого императора. Видишь, там, в углу, алая длань? – Рунд улыбнулась, но мужик даже не подумал рассматривать пергамент. – Можешь обратиться лично к Небре. В любое удобное для него время, разумеется. – Руки Дрозда затряслись от гнева, лицо покраснело, а водянистые глаза выпучились и увлажнились. – Но, думаю, и наш светлый король Абнер с радостью удовлетворит твою просьбу.

Лицо мужика пошло белыми пятнами. Он скомкал в кулаке бумагу и кинулся к Рунд:

– Да пошла ты, потаскуха! Ты и твой император! И короля отымейте в зад – от моего имени! Вы еще попляшете. – Подбородок его затрясся, и мужик криво ухмыльнулся. – Это не первые и не последние вороны в наших краях. А вы бегите, императорские шавки, и следите за шеей – как бы вас не вздернули первыми!

Мужик бахвалился, но было в его словах что-то такое, что не понравилось Рунд. Яграт тревожно покосился в его сторону, но Бёв расхохотался – громко и беспечно.

– Помнится, ты сам нас искал и пел тогда по-другому. Как-то слишком быстро меняешь сторону. – Он развернул коня, подавая другим пример. – И наверняка можешь рассказать еще много интересных вещей, но нам, к сожалению, пора.

Дрозд в бессильной злости плюнул несколько раз им вслед, но больше ничего поделать не мог.

Они ехали молча довольно долго, оставив мужика позади и даже ни разу не обернувшись. Лес темными стенами тянулся по обе стороны, и Великаньи горы возвышались над ними. Шим задумчиво теребил кончик короткой косицы.

– Что, мы даже не вырежем ему язык? – с явным разочарованием уточнил он у такой же кровожадной Кации. Та только дернула плечом.

– Брось. – Бёв усмехнулся. – Никогда не отнимай у охотника его дичь – крестьяне расправятся с ним с не меньшей радостью. Воронов здесь любят до сих пор – хранят верность мертвому Норволу и его сыновьям, хотя они уже давно стали князьями червей. Как по мне, несусветная глупость – мертвецы плохо платят за работу.

– Как будто нам платят хорошо, – пробормотал Шим.

Яграт услышал его тихие слова и решил вмешаться:

– Вера – вот что на самом деле важно. Мы спасаем заблудшие души от скверны и должны находить в этом высшую радость.

– Скажи это моему голодному желудку, служитель. – Усилившийся дождь укрепил дурные предчувствия Рунд. Оставлять за спиной врага было неразумно – кто знает, вправду ли крестьяне растерзают обманутого мужика? Может, они все были в сговоре. – Проповеди будешь читать в храме. Я достаточно наслушалась их за десять лет. Мы честно выполняем свое дело – что еще надо Слепому богу?

Яграт насупился и натянул на лысую голову капюшон татры, чтобы никого из них не видеть. Совсем еще юный, их ровесник. В крепости посчитали, что ему не повредят знания, полученные в боях. Но от парня, всю жизнь отбивавшего колени по храмам, оказалось мало толку. Свою палку он потерял в первой же стычке в таверне, крови не любил и блевал по кустам. Бёв пытался научить яграта защищаться, но Рунд сказала, что это не поможет. Для таких, как этот молец, лучшей защитой были быстрые ноги.

Шим презрительно косился на слабака – мужчин, не умеющих держать меч, в Калахате называли яйценосами. С ягратом говорила только Кация. Их объединяли набожность и любовь к своему делу – великой миссии. Тацианка выросла в семье, где бить детей начинали раньше, чем те делали первые шаги. Для нее крепость стала избавлением от пропойцы-отца. Надеждой.

Рунд представила лицо Тита, когда она приведет к его двору этот сброд, и расхохоталась.

????

– Митрим, лес теней, – кто его додумался так назвать? Сраное болото подошло бы куда лучше.

Рунд потягивала трубку и смотрела, как размытая дождями дорога, петляя, прячется в полумраке. Ближайшие деревья утопали в воде, и жухлая прошлогодняя трава вперемешку с весенней порослью тоскливо торчала из бочагов и луж. В самом лесу было по-вечернему темно. Хотя, по прикидкам Рунд, сейчас только-только перевалило за полдень. Но даже лишенные листвы, деревья плотно переплетались ветвями и хранили вечный сумрак в древней чащобе. Лошади, вышколенные на тацианских конюшнях, подозрительно прядали ушами, и Шим полностью разделял их сомнения.

Но другого пути не было – яграт в отчаянии вертел разложенную на коленях карту. Кация заглядывала ему через плечо, но ни в одиночку, ни вдвоем они никогда не смогли бы отыскать другой путь до Горта. Вороны были осторожны. Это их, конечно, не спасло, но Рунд прониклась к ним уважением еще в детстве, когда впервые заблудилась в Митриме. Равнскёг, древняя обитель духов, после падения Норвола превратился в мертвую пущу. Митрим – лес блуждающих в полумраке теней. Рунд вспомнила, как перепугалась тогда и как Тит утирал слезы большим шероховатым пальцем – и торопливо отогнала это воспоминание прочь, словно зудящую муху.

– Болота находятся южнее. Ты всегда можешь попытать счастья там. – Рунд оглянулась: яграт высматривал что-то в просветах между тучами. – Служитель пойдет первым. Зажжёт люмину, чтобы отогнать плотоядных тварей, духов и прочую пакость. Но не сегодня – завтра, на рассвете.

Лицо яграта вытянулось и побледнело. Он посмотрел в сторону Кации, но та нервно кусала заусеницу на пальце и явно не желала становиться первопроходцем. Бёв тихо посмеивался, и только Шим неожиданно коснулся руки яграта.

– Говорят, – калахатец подался вперед, так, чтобы молец видел испуг в его черных глазах, – раньше вороны собирались там вокруг жертвенников и пускали человеческую кровь. Они пили ее сами – из каменных чаш, а потом срезали мясо с костей, чтобы поджарить. И плясали вокруг священных черных деревьев. Из черепов они делали свои троны, а нагие лесные девы рожали им детей. – Убедившись, что яграт проникся рассказом, Шим радостно добавил: – Поэтому ты пойдешь первым – говорят, Слепой бог сильнее богов старой веры.

– Ну все, хватит. – Рунд прервала напарника, заметив, что яграт вот-вот поступится своими клятвами, развернет лошадь и понесется отсюда прочь. Или же просто свалится в обморок. А волочить его тощий зад хотелось меньше всего. – Все вороны, жившие в Митриме, давно сдохли, тебе нечего бояться.

– Кроме нагих дев, – вполголоса хохотнул Бёв.

Яграт согнулся, как будто на плечи ему взвалили непосильную ношу, и зашептал свои молитвы. Но после счел это недостаточным, слез с лошади, дрожащими пальцами зажег пучок трав, и едкий запах тут же заполз Рунд в ноздри. Она торопливо затянулась трубкой. Табак они раздобыли хороший, и как все хорошее, он спешил закончиться.

– Поворачиваем. Остановимся в придорожном трактире.

– Да здравствуют теплая постель и нормальный ужин! – просиял Шим и первым двинулся прочь, подальше от леса, сырости и сумрака. Кация и Бёв потянулись за ним. Но Рунд радоваться не спешила. Она пропустила вперед яграта и поплелась в хвосте. Ее лошадь все время оглядывалась, как будто заразилась тревогой хозяйки.

Погода наладилась – с утра на их головы не упало ни капли. Однако за несколько дней под ливнями им удалось уйти не так далеко, как хотелось. Рунд изводили кошмары, и вот уже пару ночей она провела без сна. Ушак остался позади, горы превратились в зубчатую линию на горизонте, и все же что-то не давало покоя. Им даже удалось подстрелить зайца, и перловая похлебка наконец стала походить на еду. После Ушака все было хорошо. Слишком хорошо – это-то Рунд и беспокоило. Она настояла на том, чтобы не заезжать в деревни – все равно этот край принадлежал нищим. С них нечего было взять, а искать воронов Рунд устала.

– Пусть они найдут меня сами, – сказала она Бёву.

Всю дорогу до Митрима по обеим сторонам тянулись плохо возделанные поля с темной россыпью домов, и теперь они снова поплыли мимо. Люди разместили свои жилища недалеко от леса, и узкие струйки дыма поднимались из печных труб в пасмурное небо. Трактир стоял на развилке: подальше от лесной глуши и поближе к деревне с незатейливым названием Гнездо, которая и на карте обозначалась только потому, что была последним пристанищем по дороге в Горт. Далее не было ничего, кроме Митрима.

– Как-то здесь… Тихо. – Бёв спешился и осмотрелся. Рунд последовала его примеру.

Трактир и пристройки окружал покосившийся плетень, на котором сидел взъерошенный облезлый петух. Он медленно ворочал головой, но при их приближении гневно закукарекал и угрожающе захлопал крыльями. Кация, проходя мимо, смахнула петуха на землю – спасибо, что не открутила голову. Протяжно замычала запертая в сарае корова, и вслед за ней затянули свое блеянье овцы.

Дранка на крыше поросла мхом, сырость ползла по бревенчатым стенам до самого второго этажа. Его надстроили над первым неумело, и он сидел криво, как съехавшая набок шляпа. Ставни были открыты, и дом смотрел на них окнами, забранными бычьим пузырем. Кация поморщилась.

На двери из темного дерева висел огромный амбарный замок. Рядом с ним, пришпиленная гвоздем, болталась бумажка с говорящим текстом: «Третью руку пришили дураку. Грош цена такой армии». Буквы напоминали детские каракули, но написать их мог кто угодно. Рунд вообще удивилась, что здешние крестьяне знают грамоту.

Она сорвала объявление и, повернувшись, сунула его под нос яграту. Парень послушно взял бумагу, и белесые брови поползли вверх.

– Похоже, нам здесь не рады. – Шима эта выходка повеселила, и он забарабанил в дверь сразу двумя кулаками. – Тем больше поводов остановиться именно здесь, – пояснил он Рунд. – Эй, эй, открывайте! Мы знаем, что вы тут.

Шим был прав – даже сквозь закрытые двери заманчиво пахло мясной похлебкой и выпечкой. Рот Рунд наполнился слюной, а живот требовательно заурчал.

– Ну что ты за дурак, – протянула Кация и ткнула татуированным пальцем в замок. – Как они тебе откроют? Стучать надо в задние двери.