– И каким образом? – поинтересовался, изогнув чёткую линию одной из бровей, герцог.
Её величество пожала окутанными кружевом плечами:
– Есть тысяча и один способ. Мне нужно лишь навестить Лучию. Королеве больше двадцати, она совершеннолетняя – это я уж точно знаю, я отправляла ей поздравление и подарки к столь знаменательному событию – тут Свэг постарался мне напомнить. Мне немедленно следует посетить Королевск!
Женщина сказала это так, и в её облике было столько властности, ясного ума и несгибаемой воли, что Кэн с восхищением увидел в ней ту государыню, образ которой, как казалось, давно канул в Лету.
– Теперь я узнаю тебя, Аника! Слава Властителю и всем богам, – откликнулся герцог и, радостно сверкнув карими глазами, опорожнил свой кубок.
– Слава богам, – печальным эхом отозвалась царица, уголки её губ дрогнули в попытке улыбнуться, и она сделала глоток обжигающего горло напитка.
***
Ольва долго гуляла по чистым, вымощенным камнем дорожкам большого сада. Погода заметно улучшилась по сравнению со вчерашним днем: солнце пригревало, слабый ветер ласкал кожу, и даже без плаща ей было хорошо. Природа, вобрав в себя соки ушедшей зимы, уверенно стремилась к лету. Девушка с восхищением останавливалась у каждой клумбы, у каждого диковинного дерева, сидела на скамейках и шла дальше… Глаза вбирали в себя увиденное, как губка впитывает воду, питая сердце живительной радостью. Голова её кружилась, но она связывала это уже не с болезнью и слабостью, а со слишком яркими впечатлениями, которые трудно сразу ощутить до конца, прочувствовать так, чтобы наполнить ими память. Сначала она старалась запомнить каждый хрупкий цветок, причудливым ярким пятном выделявшийся среди молодой зелени, но потом поняла, что её старания тщётны: их было слишком много. В итоге она расслаблено бродила по саду, отдыхая и наслаждаясь. Все её мысли и переживания о будущем временно куда-то ушли, и лишь одно неприятное ощущение слегка будоражило сознание: воспоминание о недавно увиденной сцене – стоящий на коленях герцог перед плачущей царицей. Обида на грубость Аники уже улеглась, девушка рассудила, что такая гордая и самолюбивая женщина, какой ей представлялась государыня, не могла иначе прореагировать на то, что кто-то подсмотрел ее слёзы. Тем не менее, герцогу позволялось их видеть, и более того – утешать. «Они не просто друзья», – сделала вывод Ольва, и невольная зависть, как заноза, уколола ей сердце. Девушка пыталась забыть о происшедшем. Дойдя до забора в одном из уголков сада, она обнаружила калитку, выходящую в лес, но выйти за ограждённую территорию побоялась. К этому времени она уже устала и решила вернуться обратно в дом. Пройдя полпути, она увидела ту же горничную, которая делала ей прическу. Женщина бежала навстречу, а, завидев её, остановилась. Когда Ольва приблизилась, та, присев в реверансе, сообщила, что его светлость просит госпожу графиню пройти к себе в опочивальню, так как приехала модистка, и ждёт её сиятельство, дабы снять мерки для пошива гардероба. Вспомнив, что на ней надето, юная графиня безотлагательно приняла приглашение.
***
Снятием мерок портниха не ограничилась: она приехала с несколькими частично сшитыми нарядами и теперь старалась подогнать заготовки под фигуру графини. Ольве пришлось долго стоять с приподнятыми вверх руками, пока её обнажённое тело использовали как манекен для пошива одежды, и, хотя она готова была много выдержать ради красоты, в конце концов, она так устала, что взмолилась о пощаде. Модистка тут же собрала все нитки-иголки-отрезы и с поклонами удалилась, и Ольва рухнула в кресло, чтобы дать мышцам хотя бы немножко расслабиться. Но через минуту в дверь постучали, и девушка кинулась к своему мышиного цвета платью, успев им лишь прикрыться, но не надеть. С некоторым облегчением графиня увидела, что это всего лишь горничная. С поклоном на вытянутых руках она подала ей белоснежную тончайшую сорочку с узкими лямочками и пышной пеной кружев на длинном подоле.
– От её величества, – кратко пояснила служанка.
Ольва благодарно приняла подарок: шерстяное платье неприятно касалось голого тела, и бельё было очень кстати. «Удивительно, что Аника подумала об этом! – размышляла девушка, одеваясь. – Может быть, хочет сгладить в моей памяти свой припадок? Подлизывается?» Она с удовольствием отметила, что хотя сорочка была ей слегка великовата, она не только приятно защищала нежную кожу от соприкосновения с грубым сукном, но и придавала некоторую пышность платью, отчего то смотрелось на хрупкой фигуре девушки лучше.
– Ваше сиятельство, уже скоро три часа, Вас будут ждать к обеду. Разрешите, я поправлю Вам причёску, – сообщила служанка.
– Разве мне не принесут его сюда? – удивилась Ольва.
– Его светлость приглашает Вас спуститься в столовую.
Графиня вздохнула, поняв, что расслабиться ей сейчас никак не удастся, но не согласиться не представлялось возможным. Она покорно подставила горничной голову, а потом проследовала за ней в столовую, где уже находился герцог, а сразу же за ней появилась и Аника.
Посреди залы стоял большой вытянутый прямоугольником стол, накрытый белоснежной скатертью и сервированный многочисленными столовыми приборами из хрусталя, стекла, серебра и фарфора.
– Прошу оказать мне честь… – и герцог изящным движением руки в сочетании с лёгким поклоном пригласил дам садиться за стол.
Царица и хозяин дома сели во главе стола, на противоположных его концах, Аника указала Ольве на стул сбоку, недалеко от себя.
– Мы будем обедать сегодня по-простому, без лишних церемоний, как пожелали Вы, ваше величество, – и герцог не преминул улыбнуться при этих словах царице, которая вежливо улыбнулась в ответ. – Так что прошу вас: не стесняйтесь, чувствуйте себя свободно.
Хотя он говорил, смотря при этом на противоположный конец стола, Ольва поняла, что последние слова предназначались, всё же, ей.
В этот момент незнакомый молчаливый слуга вкатил сервировочный столик. На нём стояла большая фарфоровая супница. Лакей стал разливать из неё что-то по тарелкам, в первую очередь остановившись рядом с царицей. Ольва вспомнила известную по фантастическо-приключенческо-историческим романам, которых прочитала тонны, и таким же фильмам нелепую ловушку, в которую обычно попадают современные герои, оказавшиеся по каким-либо причинам на званых обедах у королей, а именно: воду для мытья рук они принимают за суп. Графиня решила посмотреть, что будут делать царица и герцог, но они, подождав, когда лакей заполнит тарелку Ольве, взялись за бокалы, которые к этому времени уже сверкали тёмно-рубиновым напитком.
– За здоровье вашего величества! – провозгласил тост герцог и осушил бокал до дна.
Графиня подняла бокал, пригубила немного и почувствовала сильный терпкий вкус вина. Наверное, оно было очень хорошим, но у девушки был небогатый опыт распития спиртного, так что определить степень своего счастья в данной ситуации она не могла. Продолжив наблюдения за сотрапезниками, Ольва поняла: в тарелке – бульон. Ольва нагнулась над кушаньем, но тут же ощутила, как вино, даже в столь малом количестве ударило ей в голову. Ей пришлось сосредоточиться, чтобы попасть ложкой в рот. Съев немного, девушка почувствовала на себе пристальный взгляд. Оглянувшись, она убедилась, что на неё задумчиво смотрит царица.
– Не смущайтесь, графиня, – произнесла та, заметив, что фрейлина отложила прибор и перестала есть. – Обедайте спокойно.
После этих слов её величество и сама вновь принялась за еду, но девушке уже было не по себе. «Смотрит на меня, как на медведя в цирке!» – недовольно подумала она. Ольва чувствовала, что, несмотря на все предпринятые усилия, выглядит тускло и нелепо по сравнению с царицей, сменившей утренний воздушный сиреневый наряд на роскошное красное платье из узорчатого атласа. Более того, ей не хватало ни той величественной осанки, ни тех манер, коими в совершенстве владела Аника. Девушка искоса взглянула на герцога: тот периодически поглядывал то на одну, то на другую даму, то на снующего вокруг стола слугу. Никаких особых эмоций у него на лице графиня не обнаружила, и это её чуть успокоило.
При перемене блюда на жаркое, её величество вновь подала голос:
– Мы попрощаемся с Вашим гостеприимным домом завтра утром, дорогой герцог. Портниха к утру сошьёт графине два дорожных платья, остальное, прошу Вас, пошлите за нами вслед.
Его светлость удивлённо приподнял бровь.
– Не беспокойтесь, ваше величество, конечно. Но Вы намерены взять с собой графиню в Королевск? Так быстро?
– Вы же понимаете, Кэн, – спокойно ответила Аника. – Медлить нельзя.
– Но… Не лучше ли оставить Ольву здесь?
Последнее предложение вызвало у девушки смешанные чувства. Во-первых, её участь решали, её не спросив, во-вторых, она почувствовала, что боится остаться с герцогом наедине, в-третьих, она не понимала, чем вызваны слова Кэна…
Аника метнула на герцога внимательный взгляд и ответила:
– Это было бы неприлично. К тому же, Властитель поручил её именно моим заботам, а не Вашим, и я намерена в точности следовать Его желанию.
– Да… Но, ваше величество, как Вы себе это представляете? – мужчина в изумлении развёл руками, откинувшись от стола на высокую спинку стула, на котором сидел. – Разве возможно сейчас представить графиню ко двору Лучии? Вы же намерены быть там?
– Нет, безусловно, это не возможно. Нам с Ольвой придётся расстаться в Королевске, а, может быть, даже раньше, чтобы не терять время, – и Аника повернула голову в сторону не на шутку встревоженной Ольвы: – Не переживайте, графиня, мы отправим Вас в Раёк, в нашу резиденцию, под охраной Дирса и Вансета: будьте уверены, Вы с ними не пропадёте.
– Простите, ваше величество, но я категорически протестую! – заявил герцог. Голос его был непривычно серьёзен и строг. – Ровно тогда, когда Вы должны уделить особое внимание своей безопасности, Вы собираетесь отдалить от себя личных телохранителей!
– У нас нет иного выхода, – заметила царица. – Доверить Ольву кому-нибудь другому я не могу: они хотя бы привыкли к её особенности. А появиться с ней при дворе королевы – тем более: она ничего не умеет, ни к чему не привыкла, её сочтут за сумасшедшую.
Девушке не нравилась перспектива остаться наедине с немыми телохранителями не меньше, чем с герцогом; находиться рядом с Аникой ей казалось намного надёжнее, и она брякнула, защищаясь:
– Ну и что же! Зато сумасшедшим позволяется такое, что другим не простительно!
Сидевшие за столом, оба сразу, как по команде, уставились на неё. Графиня засмущалась и, вспомнив, добавила:
– Ваше величество…
А потом подумала и спросила:
– Или здесь принято сразу сажать душевнобольных в клетку?
Внезапно герцог расхохотался.
– Нет, Ольва, посадить Вас в клетку смогут только по нашему высочайшему указу, – заверила Аника фрейлину, а потом, всё так же пристально глядя на неё и слегка покачав головой, как будто соглашаясь сама с собой, произнесла: – А ведь это мысль! Вы вовсе не глупы, графиня!
Такая похвала задела девушку. «С чего она решила, что я – дура? – обиделась она. – Вот так пооткровенничаешь с человеком, изольёшь ему душу, и внезапно оказываешься в его глазах идиоткой!» А Кэн, отсмеявшись, весело сказал Анике:
– А мы-то думали, зачем Он дал её Вам на попечение?
***