– да, наверное так. чтобы полюбить свою первую девушку, мне надо было с ней несколько лет проучиться в одном классе. и то, как видишь, не особо хорошо вышло. иногда просто выдаешь желаемое за действительное. может, это я себе что-то выдумал, какой-то образ, а потом он сломался, – Илья, конечно, имел ответ на все вопросы мира.
– так интересно, что тебе нужно время, чтобы укрепиться в своих чувствах. кажется, я умею только с первого взгляда влюбляться, – Лина задумалась. – в этом есть определенная проблема.
– как можно полностью изучить человека с первого взгляда? – для молодого человека любовь с первого взгляда осталась в мультиках про принцесс. – ты же даже не знаешь, может он плюет в собак или чавкает.
– не знаю, как-то так выходит, что он не плюется в собак.
– зато в тебя – ещё как.
– всё равно лучше, чем в собак.
отсутствие надёжного мужчины рядом с самого детства сказалось на отчаянной нужде в заботе. знаете, в такой самой простой, как за цветочком. чтобы спросили как Лина выспалась, похвалили новый маникюр или погладили ласково по руке. об этом скромном желании нельзя было знать никому постороннему! слишком просто привыкнуть к хорошему. только Лина примет постоянное внимание и бескорыстную заботу – они непременно тут же закончатся. её бросят. а что дальше? боль, слёзы и самобичевание. без конца. нет, такого допускать нельзя.
мама говорила Лине, что надеяться в этой жизни можно только на себя. лучшие подруги в самый важный момент перестанут с тобой общаться, а брат улетит в Новый Уренгой (такое было, поверьте). чтобы не привыкать к хорошим отношениям, Лина пыталась научиться пугать мужчин раньше, чем они успевали сильно ей увлечься. в ход шло всё: скверное настроение по утрам, встречи только в свободные временные окошки, страшные рассказы про депрессии и панические атаки. но никто из них так и не убегал в страхе! наоборот, они часто воспринимали это как вызов. им нужно было завоевать красивую и нежную принцессу, вызволить из власти дракона или кого там. это Малине не нравилось ещё больше.
– мальчик, я знаю, как решаются мои проблемы, ты здесь лишний.
и уходили мальчики ни с чем. ещё и с разбитым сердцем.
– хочется, чтобы вечером было к кому вернуться домой. у меня всегда куча дел, сам знаешь. даже летом! то посиделки, то курсы какие-то, то маме помочь на работе, всегда получается непоседливо. представляю на секунду: я целый день даже ни разу не присела, захожу домой, а там он. обнимает меня, говорит, как соскучился, а я начинаю ворковать от удовольствия. и потом мы просто целый вечер при тысячах моих зажённых свечей (я что, зря их покупаю), болтаем, танцуем и смотрим какой-то добрый сериал. это же так просто, – Лина рассказывала о том, что никогда и не надеялась испытать.
– это совсем непросто. надо ещё найти человека, которого ты не убьёшь утром. ты же почти как самка богомола, только не зелёная, – Илья за небольшой промежуток совместной жизни с сестрой усвоил правило: лучше утром вообще с ней не встречаться, чем пытаться запомнить все её правила.
Лина просто обожала утренние и вечерние ритуалы. они помогали ей настроиться на день, включиться в работу и безопасно выйти в люди в хорошем настроении. утром она ни с кем не разговаривала, а все присутствующие в квартире люди прятались по углам. это не было особым требованием Лины, но все сошлись на мнении, что лучше уж пусть она ходит одна и молчит. иначе потом девушка откроет рот и то, что она скажет, никому не понравится.
вести хоть какой-то примитивный диалог с ней можно было только после двадцатиминутной ванны. после водных процедур следовал завтрак с ноутбуком, приём пищи также занимал двадцать минут. ещё столько же уходило на нанесение макияжа, причёску и одежду. выполнив эту непреложную последовательность, Лина становилась человеком и переставала пугать других людей.
не то, чтобы она была тираном, но страх окружающих существовал вполне оправданно. Лину это беспокоило:
– слушай, ну чего меня так боятся по утрам даже собственные родители? я же молчу обычно. а если что-то и скажу, то сдержанно.
– когда ты приходишь в плохом настроении, всем в комнате сразу становится холодно. ты можешь ничего не говорить, но твоё недовольство само собой распространяется и переносится на других.
вот так останется у неё кто-то на ночь, а потом убежит в слезах и обиде. какая уж там любовь.
– а ты не пробовала присмотреться к кому-то из своего окружения? говорят, что крепкая любовь из дружбы начинается, – Илья не терял надежды пристроить свою сестру в хорошие отношения, потому что видел, как без романтики Лина понемногу начинала увядать.
– так, ну, во-первых, я уже проверила этот факт и меня дико кинули. во-вторых, из мужчин у меня рядом мой брат, то есть ты, и лучший друг, который скорее станет морским котиком, чем начнет отношения со мной. я уж тоже его воспринимаю как брата, это как-то противоестественно что ли. – Лина поморщилась.
– у тебя же был вроде в группе мальчик? – со своими одногруппниками и друзьями Илья принципиально сестру не знакомил.
– да, один. он не пришёл на первое занятие второго курса, потому что оказался в заключении. – Лина усмехнулась. именно ей пришлось сказать преподавателю по английскому: «Иван не придёт, он в тюрьме».
– что ж у вас за институт такой? – братец поднял брови. единственный мальчик и тот плох.
– институт культуры.
кажется, о любви можно говорить целую вечность, причем в самых разных контекстах. когда у тебя её нет, а очень хочется, чтобы была. когда она есть и надо всем-всем о ней рассказать. когда кажется, что она есть, а потом вмиг исчезает. будто показалось всё это.
а пока ребята подошли к скрытому ото всех уголочку – японскому саду. вокруг ни души, даже говорить расхотелось. так тихо и спокойно только здесь. это место слишком далеко, чтобы здесь гуляли дети или дамы с собачками. вокруг маленькие, пустые и строгие беседки, холодные и величественные стелы с иероглифами и пруд, заросший кувшинками. кажется, что если достаточно разогнаться, можно попрыгать по ним, словно плоский камень-блинчик, рассекая гладь. так можно побеспокоить местных жителей, лягушек, которые как раз сейчас стали выводить своё потомство. Илья с Линой именно тогда впервые увидели головастиков и обалдели. даже сначала подумали, что это такие странные рыбы.
сегодня они узнали что-то новое. и о любви, и о лягушках. и им обязательно пригодится этот разговор в скором будущем.
– знаешь, может это и хорошо. – Лина стала говорить шёпотом, будто хотела поведать о самом тайном секрете на свете.
– что? – Илья перегнулся через хлипкие перила мостика, чтобы за водяными лилиями получше разглядеть удивительных головастиков.
– то, что сейчас вот так. мы с тобой вдвоём. наверное, мне без тебя было бы намного страшнее и тяжелее жить. я рада, что ты мой брат. – Лина почувствовала как подступают слёзы. то ли момент был трогательный, то ли лягушки такие поразительные, что аж плакать хочется.
– и я рад, что ты моя сестра. не переживай, скоро я на твоей свадьбе буду такой тост читать – закачаешься! – он обнял Лину одной рукой, пока та щурилась от внезапно проснувшегося солнца.
– главное, чтобы кто-то его записал. я буду его потом всю жизнь пересматривать.
– конечно, запишут. смотри! там же эти! – он стал активно показывать в воду, так, что чуть не свалился за борт.
– кто! – Илья пытался повертеть голову Лины так, чтобы она смотрела в нужном направлении.
– давай, настрой свои минус восемь, ты же в линзах! там рыбы, как у тебя в чашках. – наконец, Лина разглядела их, бороздящих воду между зелёными гигантами и оранжевыми лучами. грациозно они разгоняли вокруг себя всю темноту, притягивая красный цвет.
– и правда. карпы кои.
Глава третья
Запечатать вечность
когда Малинке исполнилось девять лет, мама подарила ей первый фотоаппарат. в то время телефоны ещё не умели делать снимки, а файлы хранились на дисках, поэтому красная «мыльница» выглядела абсолютно футуристично. Малинка сняла каждый цветок в огороде у бабушки, всех жуков и домашних жителей. волшебные мгновения хаотичного творчества!
ещё через несколько лет мама купила для дочери новый фотоаппарат. яркая маленькая коробочка сменилась чёрным увесистым чемоданом. теперь Малинка чувствовала себя самым неудачливым ребёнком на Земле. ей был подвластен каждый кадр, но, увы, снимать было нечего. друзей в тот период у неё не было, большинство времени девочка сидела дома с собакой и делала уроки. фотоаппарат покрылся пылью.
только в пятнадцать лет, когда Лина нашла свою первую настоящую и творческую компанию, она снова взялась за курок камеры. мама купила для неё новый профессиональный фотоаппарат. через пару дней непрерывной и воодушевлённой съёмки, попыток разобраться с программами по обработке, Лина решила, что у неё появилось особенное видение.
особенное видение включало в себя:
• заваленный горизонт
• вырвиглазную цветокоррекцию
• смазанные фотографии
• очень много снимков растений
несколько лет назад девушке стало стыдно за эти снимки, поэтому она беспощадно уничтожила их из всех социальных сетей. а сейчас, разбирая папки, ей стало даже жаль их. было в них много особенного. моменты, которые навсегда остались запечатаны в вечности. те события и эмоции, к которым больше никогда не вернуться.
например, первый осознанный снимок без макияжа. у Лины на голове свободный пучок свежеокрашенных каштановых волос, она обнимает младшую двоюродную сестру, Фросю, которой на тот момент было года четыре. они расположились на полу в домике у моря, позади стоит советский громкий холодильник, валяются сумки и пакеты с едой. сёстры провожали последний день на юге и собирались в дорогу. время четыре утра. рассветные лучи не успели тронуть их окна, поэтому вокруг только мерзкий желтый свет от лампочки в прихожей. Лина предвещала ближайшие два дня в дороге на машине, поэтому оставила затею с макияжем. эту особенную фотографию она повесила на стену в своей комнате.
последующие скромные, сжатые, тёмные фотографии становились неотъемлемой частью её самопринятия. только с ужасом можно вспомнить, как Лина комплексовала из-за своей внешности. косметика в большом объёме всегда присутствовала на её подростковом лице. она часто носила широкую одежду, чтобы скрыть свою неказистую фигуру и редко улыбалась, дабы лишний раз не светить брекетами.
кожа у Лины смуглая, но не красивого оливкого цвета, как у итальянок. иногда она становилась жёлтой, в иные дни – совсем коричневой, а в моменты болезни приобретала грязный зелёный оттенок. это сильно отличало девочку от белоснежных принцесс из её класса. у них кожа загоралась краснотой во время искреннего смеха, равномерно становилась бронзовой от солнца и театрально бледнела от страха.