Правдивая история короля Якова

– А чего его варить-то? – Иларий стал засучивать рукава. – Морковь почистишь?

Дарина взяла морковку и принялась шептать заклинание.

– Эй-эй-эй! – испугался Иларий. – Сейчас и на ней какие-нибудь щупальцы вырастут. А ты ножом не пробовала овощи чистить?

Дарина смутилась и отрицательно покачала головой.

– А как же ты…? Хотя ясно. Слуги невидимые, да? Ты что, раньше совсем ничего по дому не делала?

– Мне достаточно было просто подумать о чём-то, и оно сразу появлялось. Ты же видел.

Иларий меж тем принялся шарить по шкафам и полкам, выискивая то, что ему пригодится для готовки. Он уже не просил помощи у хозяйки. А она сначала пыталась показать ему, где что лежит, но быстро заметила, что только путается у него под ногами, и скромно присела в уголке, завороженно наблюдая за его действиями. Молчать было неловко, и она стала рассказывать, как весь этот месяц пыталась создать мир, который хоть немного напоминал бы тот, что был в отцовском замке. Она использовала все колдовские знания, которые имела, но у нее всё равно ничего не получалось. Раньше, чтобы создать звёздное небо в своей комнате, ей надо было всего лишь подумать о нём, а теперь, даже для того, чтобы сделать простенький предмет, вроде пояса, приходилось вспомнить правильное заклинание, на которое, к тому же, уходила уйма сил. И в итоге вместо пояса у неё в руках оказывался кусок старой верёвки.

Всё это Дарина как на духу выложила Иларию, пока он ловко и быстро нарезал овощи. Для неё то, что он делал, было удивительнее всякой ворожбы. Иларий сочувственно кивал и улыбался, поглядывая на неё, как взрослый на ребёнка.

– И много ты тут всего наворожила, кроме этого… молока? – он невольно содрогнулся.

– Нет, ничего не получалось. Только у меня в комнате немного.

– И ещё бревно, о которое я споткнулся, и колючка в той комнате, где я ночевал, – с улыбкой напомнил Иларий, привычным движением закидывая овощи в кастрюлю.

– Это я хотела сделать небольшую оранжерею. Как раньше, – покраснела Дарина.

– А Одуванчик? Он чем должен был быть?

– Не знаю, – честно призналась Дарина. – Он вообще как-то случайно наворожился. Зашла однажды вечером в свою комнату, а он сидит в тазу для умывания. Он милый. Только чихает всё время. Мне Пушистика очень не хватает. И остальных. Я хочу научиться ворожбе и сделать себе хороший дом. Я уже и книгу купила. Специальную. Буду практиковаться по ней. Правда, папа был бы против.

Иларий бросил на неё внимательный взгляд, но ничего не сказал. Он поставил кастрюлю на плиту, подбросил дров.

– Ну вот, – сказал он удовлетворенно. – Хоть супу горячего поешь.

Но Дарине и так было очень хорошо. Про свою болезнь она уже забыла. Ей сейчас хотелось лишь одного: сидеть бесконечно на тёплой кухне, где вкусно пахнет супом, и чтоб Иларий смотрел на неё такими же добрыми глазами.

– Ты ведь поешь со мной?

Она запоздало сообразила, что не предложила ему позавтракать.

Иларий рассеянно кивнул, и Дарина, наконец вспомнив, что она здесь хозяйка, принялась накрывать на стол. В её доме нашлось всё: новая белоснежная скатерть, тонкие тарелки с изящной серебряной каймой, блестящие ложки, глиняные кружки с красивыми, в форме змей, ручками. Дарина ещё ни разу этим не пользовалась. И сейчас, доставая всю эту праздничную красоту, она чувствовала себя так, будто у неё, и правда, был сегодня праздник. Не то, фальшивое, с надуманным поводом официальное торжество, а настоящий праздник, от которого теплеет на душе и с которым жалко расставаться.

Тем временем поспел суп. Он у Илария получился на редкость вкусным. Или это она была на редкость голодной. Только Дарина набросилась на еду так, словно не ела, по крайней мере, месяц. Впрочем, практически так оно и было. Она и не заметила, как справилась с первой тарелкой. Ей было очень неловко за свой неуемный аппетит – обычно в книгах утончённые барышни в любой мало-мальски сложной ситуации теряли аппетит. Это было правилом хорошего тона для героинь романов. Но Дарина весь этот месяц, когда ей полагалось питаться лишь призрачными надеждами, очень хотела есть. И она, не в силах справиться с собой, налила себе добавки. Правда, и Иларий от неё не отставал – его рацион в последнее время тоже нельзя было назвать обильным. Но его, хоть очень плохо, но кормили, а Дарина, похоже, весь месяц только жевала завядшие овощи, да ещё то, что сумела наворожить (брр!). Иларий исподтишка наблюдал, как она, обжигаясь, поглощала жидкий, постный суп, и вдруг почувствовал к ней такую жалость! Как она теперь будет одна? Пропадёт ведь. Зачахнет. Или просто умрёт с голоду. Даже морковку почистить не умеет.

– А у тебя нет каких-нибудь родственников?

Дарина покачала головой, не отрываясь от еды.

– Совсем никого?

– Нет.

– Как же ты тут жила одна?

Она вздохнула и, водя куском хлеба по пустой тарелке, стала рассказывать. Рассказала, как провела первую – самую страшную – ночь в новом доме, как потом пришла к артистам, надеясь найти Илария, как встретилась с Королём и похоронила отца, про несостоявшуюся свадьбу, и про письмо, и всю историю её родителей, изложенную в письме.

Она говорила и говорила без умолку. Такая словоохотливость напала на неё неспроста: она до безумия боялась, что как только замолчит, Иларий скажет: «Ну что ж, мне пора», – и уйдёт. Поэтому она продолжала говорить до тех пор, пока совсем не выдохлась. Но Иларий не уходил. Он как-то странно, задумчиво смотрел на неё.

– Ничего себе история, – сказал он, когда она замолчала. Вот просто бери – и пиши пьесу. И сочинять ничего не надо. Был бы тут мой отец.

Иларий вдруг запнулся, словно подавившись последним словом.

– У него всё в порядке? – осторожно спросила Дарина.

– Ого! – грустно усмехнулся юноша. – Ещё в каком порядке! Его новый театр немногим меньше королевского Дворца. – Он поднял глаза на Дарину. – А ты, значит, принцесса?

– Нет, – она покачала головой. – Ни за что не вернусь во Дворец. Мой отец Арн. Он и в последнем письме называет меня дочкой.

Она тряхнула головой, и непослушные волосы, которые она утром уложила в высокую прическу, рассыпались по плечам. Дарина принялась собирать их, не замечая, что Иларий внимательно наблюдает за ней. Поймав его взгляд, она смутилась, и он тут же отвел глаза.

– А Слово Арна? – спросил он, когда Дарина наконец справилась с волосами.

– Что «Слово Арна»?

– Ты сказала, что смогла наложить его на Короля.

– Да, это правда.

– Но ведь оно должно было исчезнуть.

– Должно было, – она помолчала. – Но у меня это как-то само собой получилось. Я уже потом поняла, что сделала. Я много думала над этим и ни до чего не додумалась. Всё разрушилось после папиной смерти, – она остановилась, а потом тихо, с трудом выдавливая из себя слова, спросила: – Иларий, ты ведь был там, когда папу… Когда папа…

Иларий кашлянул и начал рассказывать. Говорил он долго, словно отвечая откровенностью на откровенность, и рассказал обо всём, что с ним случилось с того момента, как они расстались в замке Арна. Дарина слушала затаив дыхание. Особенно сильное впечатление на неё произвёл его рассказ о встрече с матерью.

Сначала Иларий сомневался, стоит ли ей рассказывать о своём визите в театр, но, начав говорить, уже не мог остановиться, будто летел по скользкому спуску с горы, и выложил всё. И про мать. И про пруд. Закончив, он увидел, что руки его дрожат. Да, теперь уж точно надо уходить. Зачем он всё это наплёл? Но в то же время он чувствовал облегчение, словно из души ушла тяжесть, которую он долго там носил.

Боясь, что Дарина станет его расспрашивать или – ещё хуже – выражать сочувствие, он попытался увести разговор в сторону:

– А ты что делала у пруда?

Дарина посмотрела на него с испугом. Но колебалась она недолго. Набрала в грудь воздуха. Храбро глянула ему в глаза. И полетела со своей скользкой горы.

Он выслушал её, ни разу не прервав, но с таким лицом, будто наблюдал, как на него обрушивается каменная стена.

Потом оба долго молчали.

– Ты меня искала, – глухо сказал Иларий.

И непонятно было, вопрос это был или утверждение.

– Чай, – сказала Дарина. – Чай остыл.