Запинаясь, – на этот раз непритворно – Иларий стал рассказывать, какая она чудесная, как у неё всё будет хорошо, как он её любит. Нёс такую ахинею – ни за что не смог бы потом не то что повторить – просто вспомнить, что наплёл. Он сам был почти в бессознательном состоянии, вроде Арна. Так прошло время. Много времени. Или мало. Этого не мог бы сказать ни один, ни другой.
Неожиданно Арн прервал его:
– Постой.
Иларий тут же замолчал.
– Принеси воды. Там, возле окна.
Иларий метнулся к окну, к другому. Подхватил кувшин, стоявший на полу, мигом вернулся.
Арн слабо улыбнулся:
– Кувшин? Хорошо, что не бочка. В бокал налей.
Иларий сбегал за бокалом. Налил.
Арн пошептал немного надо бокалом, потом потихоньку, с перерывами выпил. Иларий помогал ему не уронить питьё.
Ворожей сел и уже уверенной рукой протянул бокал:
– Ещё налей!
На этот раз он пить не стал, а, пошептав, вылил всю воду на рану.
Иларий, присев чуть в стороне, заворожённо следил за всеми его действиями.
Ворожей посидел немного неподвижно. И вдруг встал на ноги как ни в чём не бывало. Иларий тоже поднялся, не веря своим глазам. Арн был ещё очень бледен, и одежда его была запачкана кровью. Но, кроме этого, ни за что нельзя было поверить, что минуту назад он находился на волосок от смерти.
Иларий волшебной воды не пил и не мог так быстро прийти в себя. Сердце его стучало в висках, пот заливал глаза. Он ещё боялся поверить в то, что самое страшное позади и Дарине уже ничто не угрожает.
– С вами всё в порядке? – спросил он осторожно.
Тот широко улыбнулся, расправил плечи, наслаждаясь вновь обретённым контролем над собственным телом:
– Да, всё отлично. Я снова здоров и снова могу ворожить.
Он чуть заметно махнул рукой, и Иларий почувствовал такой сильный толчок в грудь, что не удержался и отлетел к стене. Ударившись спиной, он тут же рухнул лицом вниз.
И всё исчезло.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
которая вообще отсутствует из-за суеверности автора.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
разбитая на две части интерлогом и содержащая, по сути, одни разговоры.
Белый-белый, бесконечно белый снег тянулся до горизонта, пустой, безжизненный, немой. А от горизонта поднималось небо. Такое же пустое и безжизненное. И ничего больше. Ни пятнышка, ни точечки.
Дарина услышала, как отец вошёл к ней в комнату, но не изменила своего положения, даже не шелохнулась. Сидела, уставившись невидящим взглядом в зияющую перед ней пустоту.
Та стена её комнаты, где раньше был балкон, стала прозрачной, а за ней уходила в бесконечность снежная равнина. Дарина сидела возле этого огромного окна прямо на полу, закутавшись во что-то большое и мягкое.
Арн тихонько приблизился и положил руки ей на плечи:
– Разреши мне, пожалуйста, убрать этот снег.
Она подняла на него пустые, как пейзаж за окном, глаза и отрицательно покачала головой.
– Ну, хоть лес на горизонте давай сделаю.
Тот же жест.
– Ну, тогда я просто посижу с тобой. Против этого ты, надеюсь, не будешь возражать?
И тут же уселся рядом с ней.
– А вообще неплохая идея сделать стену прозрачной. Надо мне у себя так же сделать.
Некоторое время сидели молча. Тишину нарушила Дарина:
– Ты меня ненавидишь?
– Конечно, – живо отозвался Арн, – с самого рождения.
– Папа, я серьёзно! Ты должен ненавидеть меня за то, что я такая дура. Из-за меня ты чуть не погиб!
– Правда? Из-за тебя? Это ты подсунула мне Траву и пырнула меня ножом?
– Ты знаешь, о чём я.
– Знаю. Благодаря тебе я выжил. Не смотри на меня так. Я абсолютно серьёзно. Ведь это была твоя идея приворожить Его, – Арн умышленно не называл имени: такая обезличенность превращала живого человека в какое-то схематичное нечто и отделяла от того, кого Дарина любила.
– У меня было полно идей, одна глупее другой.
– Но эта спасла мне жизнь. Если бы он не был в тот момент влюблён, то прикончил бы меня без жалости. Но, услышав, что вместе со мной умрёшь и ты, принялся так ухаживать за мной, что и мёртвый бы воскрес! Если бы не он, я бы, наверное, не выкарабкался. Как бы нелепо это ни звучало, но он спас мне жизнь. И это исключительно твоя заслуга.
– Папа, ну что ты говоришь! Ведь это я привела его в замок! Но я ведь думала, что он… Я ведь думала, что… Ведь я думала, что он такой же прекрасный, как те герои, которых он изображал! Я думала, что люблю его!
– А на самом деле – не любишь?
Глаза её загорелись огнём. Она вскочила:
– Ты считаешь меня такой бессовестной? Ты веришь, что я могу любить человека, который хотел убить моего отца?
Арн тоже поднялся. Он видел, что Дарина возмущена не на шутку. И ужасно обижена.