Удивлённый слуга с метёлкой в руках застыл, глядя на них.
– Вон отсюда! – коротко сказал офицер, и все слуги моментально исчезли.
Театр, конечно, только назывался театром. По сути, это был большой сарай, грубо сколоченный, холодный и грязный. Но всё же здесь была настоящая сцена, был занавес, за которым можно укрыться, а за сценой была комнатка, тесная и неудобная, но в ней можно было переодеться и спокойно дождаться своего выхода.
Пармен умел ценить такие вещи. Учитывая, что три года сценой им служила поляна, покрытая травой, – а то и снегом. Поэтому нынешнее их положение его очень даже устраивало.
Да и премьера сегодня прошла отлично: зал был битком – и это только второе их представление в городе! Конечно, театральные успехи – не главная их цель, но всё равно было приятно. И по лицам остальных артистов было видно, что все с ним согласны.
Все пребывали в благостном настроении после успеха и, уставшие, уже собирались идти «домой» – в повозку, когда услышали в зрительном зале шаги. Не тихие, суетливые шаги слуг, которые были просто фоном, на которой никто не обращал внимания, а твёрдые, решительные, звучные шаги. Те, кто шли, хотели, чтобы их услышали. Так ходят только военные и… стражники при исполнении.
Пармен вышел из-за занавеса. Прямо перед ним, возле сцены, стояли два стражника: впереди офицер, чуть поодаль его подчинённый. Оба ничуть не напоминали тех болванов, которых артисты повстречали накануне. При первом же взгляде на офицера было ясно, что он своё звание получил не зря. А звание… Пармен плохо в них разбирался, но три буквы, напоминавшие косой шалашик, – это третий ранг? Да, наверное, третий. Не мелкая сошка. Пармен приготовился к неприятностям.
Эти двое зашли не случайно. Стражники со Словом Арна третьего ранга улицы не патрулировали. Такой стражник мог прийти только с конкретным заданием. Но каким? Может, неудавшийся убийца всё же заговорил под пыткой? Пармена и его команду он не знал, но по цепочке опытный дознаватель вполне мог бы выйти на них. Трава? Может, узнали что-то про Траву и стали искать тех, кто её доставил в Столицу? Но Пармен заранее спрятал Траву вне повозки. Найти её не могли. Это исключено.
– Вы главный? – Офицер поднялся на сцену, и теперь Пармен глядел на него вровень, а не сверху вниз, как до этого. Лицо молодого человека было серьёзным, а глаза умными и внимательными.
Пармен поклонился. С таким человеком разыгрывать простачка было опасно, он это чувствовал.
Из-за занавеса осторожно вышли один за другим остальные. Стражник оглядел их, словно ставил на заметку каждого.
– Это вся ваша труппа?
– Именно так.
Следом за артистами вышел второй стражник – Пармен и не заметил, когда тот успел подняться на сцену, – и кивнул деловито своему начальнику. Не дураки: не доверяют словам, проверяют. Предчувствие плохого, кажется, подтверждалось.
– Вы представляли вчера и сегодня две пьесы, так?
– Да, все верно, «Царевич Амалат» и «Ромул и Юлия». Это исторические трагедии.
– Мы можем ознакомиться с их текстами? – Официальные лица умеют формулировать свои приказы в виде вежливого вопроса.
– Мм-м, конечно, – Пармен лихорадочно соображал. Так дело в пьесах? Нашёлся наконец умный доносчик, который внимательно посмотрел спектакль и понял его подтекст? Записанный текст обеих пьес у них, конечно, имелся, и он, мягко говоря, слегка отличался от того текста, что они произносили со сцены. Его можно было смело предъявлять для проверки. Если только не найдётся внимательный зритель с хорошей памятью.
– В ваших пьесах нет ничего предосудительного? Противозаконного? – Ещё один вопрос, который бьёт, как хлыст. – Ведь вы автор?
И это уже знают! Плохо дело.
– Да, я автор всех пьес, которые мы представляем, – скромно потупился Пармен, – и уверяю вас, в них только мои размышления о жизни, о судьбе человека, о бренности бытия.
– Очень надеюсь, – офицер посмотрел на него с иронией, – что вы не зашли в ваших размышлениях слишком далеко. Например, до мысли о свержении нашего Короля или Верховного Ворожея.
По всем возможным в данной ситуации сценариям – а сценарии общения представителя закона с простыми гражданами до смешного похожи во всех странах и во все времена – здесь полагалось изобразить искреннее изумление и негодование из-за несправедливого подозрения. Это Пармен умел.
– Неужели… Неужели вы увидели в моих пьесах что-то подобное? – Для верности он ещё добавил искренний испуг. – Уверяю вас, мои пьесы о любви, о счастье, о невзгодах, преследующих обычного человека. Там нет даже намёка на политику. Это пьесы о простых людях, их надеждах, заботах.
Стражник его внимательно выслушал и усмехнулся. Пармен понял, что переиграл.
– Что ж, чудесно. Значит вы подтверждаете, что прибыли в Столицу лишь с целью поучаствовать в праздновании в честь назначения нового Короля и не являетесь тайными шпионами бывшего Короля Якова Восемнадцатого?
От такого прямого вопроса Пармен растерялся. Но всё же нашёл в себе силы ответить:
– Конечно. Подтверждаю.
– Отлично, – доброжелательно улыбнулся офицер, и от этой улыбки у Пармена мороз пошёл по коже. – Тогда как вы объясните вот это?
Второй стражник жестом фокусника извлёк откуда-то из недр мундира небольшую книжицу.
Пармен взглянул – и тут же узнал.
Он невольно обернулся на Илария – тот за секунду побелел, словно из него разом выкачали всю кровь.
– Это пьесы? – вежливо спросил Пармен, намекая на крупную надпись на обложке.
– Почти, – офицер снова усмехнулся, отдавая дань остроумию своего противника. – Во всяком случае, очень увлекательное чтиво. Мы нашли это в вашей повозке.
– Боюсь, что вижу это впервые. Мои пьесы записаны в другой тетради. Вы ошиблись.
– Что ж, мы обязательно разберёмся, кто и в чём ошибся, – стражник был сама любезность. – Вы же не откажетесь пройти со мной? Для выяснения? Все!
Свой вопрос-приказ он произнёс почти нежно, а вот финальным «все!» словно припечатал их к земле.
«Их двое, нас пятеро, – размышлял Пармен, – ну, не считая Илария, четверо. Четверо сильных бойцов. Но Слово Арна третьего ранга – это серьёзная сила». Он слышал, что обладающий ей может подчинить своей воле не меньше десяти человек, а то и больше. Недаром такой офицер никогда не брал с собой стражников. Он один стоил десятерых. Шансов у них не было.
– Но, офицер, – попробовал Пармен, не надеясь уже ни на что, просто по инерции, – я всё же решительно не понимаю…
Но тот не стал его слушать. Время разговоров закончилось. Он властно поднял руку, словно перечеркивая всё, что было до того и произнес жёстко:
– Слово Арна. Вы, все пятеро, сейчас пойдёте за мной и будете выполнять все мои приказания, пока я не отпущу вас.
И, спрыгнув со сцены, он, не оборачиваясь, пошёл по проходу между рядами к выходу.
Раньше Пармен представлял себе, что человек, подпавший под Слово Арна, превращается в куклу, теряет разум и просто механически подчиняется воле пленившего его. Но ничего подобного он не испытал. Он остался самим собой. Его разум, его память, его чувства остались при нём. Просто вдруг он как-то осознал, что не подчиниться приказу невозможно. Он бросил убитый взгляд на труппу и, аккуратно спустившись сцены, послушно пошёл за офицером. Остальные с отрешёнными лицами потянулись за ним. Пармен хотел им сказать что-то ободряющее, но не смог – стражник «отключил» его голос. Вот это было страшно.
Молча, равномерно ступая, словно в автоматически заданном темпе, они дошли до двери на улицу. И неожиданно остановились.
Потому что остановился офицер.
Преграждая ему дорогу, в дверях стояла девушка.
– Простите, офицер, – сказала Дарина, – но уже поздно.
Он посмотрел на неё удивленно.
– У артистов завтра спектакль.
Он хотел что-то сказать, но она его опередила – никаких реплик с его стороны сейчас быть не должно, иначе ничего не получится.