ЮНОНА и АВОСЬ, или Развод длиною в четверть века

– К вечеру напиши мне всё подробно, ничего не скрывая, с чего всё началось, как и что происходило. Всё, без утайки. А я подумаю.

Сказал как отрезал. Полька покорно кивнула головой. Разговаривать больше не хотелось, да и не о чем было. Андрей повернул ключ зажигания и, отрешённо смотря на дорогу, поехал в сторону офиса.

Вечером, перед выходом из офиса (шеф, естественно, в тот день на улицу Злоту не поехал), робко постучавшись, Юнона принесла ему в кабинет пять страниц исписанных бисерным почерком. Прошептав еле слышно: «Прошу меня простить», – она с видом побитой собачонки аккуратно притворила за собой дверь. У россиянина по сей день хранятся эти листки, на которых последняя фраза отдаёт сегодня то ли огромным притворством, то ли болезненным самовнушением. В переводе с польского дословно звучит она так: «Пожалуйста, не убивайте меня – я люблю Вас навсегда». Но кроме этой фразы, в голове Андрея теперь, после событий четвертьвекового пребывания в Польше, всплывает часто ещё одна – глупые слова раздражённой жены: «Ей нужен не ты, а твои деньги!»

Глава 8. Виньетка ложной сути

Напрасные слова – виньетка ложной сути.

Напрасные слова не трудно говорю.

Лариса Рубальская

В конце восьмидесятых годов был популярен романс в исполнении Александра Малинина «Напрасные слова». Андрею запомнился эпизод, связанный со строчками из этой песни. Дело было в Москве, разговаривал с женой, которая внезапно и совсем не в связи с темой разговора, как-то странно хитровато взглянув на него, спросила:

– А как ты понимаешь слова «виньетка ложной сути»? Что это значит?

Андрей удивился: он не видел в этом – хоть и вычурном – словосочетании Ларисы Рубальсокй ничего непонятного. Хотя подоплёку вопроса можно было объяснить и тем, что, как он не раз убеждался и прежде, и потом, люди иногда ошибочно приписывают некоторым словам совсем нетривиальные значения. А это, в свою очередь, приводит к проблемам понимания целого выражения.

Засевший в памяти московский эпизод бумерангом через три десятка лет вернулся к россиянину, когда наступил момент «разложить по полочкам» все обстоятельства места и времени, связанные с Юноной.

Год 1996. Тёплый солнечный летний день. Возвращаясь с какой-то деловой встречи, Андрей и Юнона шли прогулочным шагом, не спеша, по одной из центральных улиц Варшавы к припаркованному неблизко автомобилю. Свернули налево – в улицу Нововейскую в сторону площади Спасителя. Внезапно краем глаза россиянин успел заметить, что его спутница резко остановилась и, радостно восклицая, начала беседу с каким-то молодым человеком, который прошёл им навстречу. Пройдя по инерции несколько шагов вперёд, Андрей замедлил шаг и, чтобы дать польке время на обмен любезностями со случайно встреченным знакомым, приостановился у витрины какого-то магазина, делая вид, что разглядывает выставленные товары. Из тональности доносящихся обрывков фраз шеф сделал вывод, что его сотрудница встретила какого-то очень хорошего знакомого и что встреча эта столь же редка, как и неожиданна.

С пониманием входя в ситуацию, деликатный россиянин прошёл ещё несколько шагов вперёд и детально изучил витрину следующего магазина. К несчастью, это был товар, который никак не мог быть изучаем долго – за стеклом были вывешены и выложены образцы каких-то портьерных тканей. К сожалению, бурный обмен новостями случайно встретившихся на улице поляков продолжался, и начинавший уже раздражаться Андрей отошёл ещё на несколько шагов.

В душе россиянина росло какое-то смешанное чувство – досада пополам с раздражением. Причин было несколько: шли вдвоём – подчинённая со своим шефом, и внезапная встреча вдруг показала, что Юноне ещё далеко до соблюдения как служебной субординации, так и элементарных норм поведения воспитанного человека. По укоренившимся у Андрея понятиям, полька должна была, с одной стороны, извиниться перед ним, сообщив, что хотела бы переговорить со случайно встреченным старым знакомым, а с другой стороны – хотя бы проинформировать своего собеседника, что она не одна, а со своим шефом, поэтому разговор не может продолжаться долго.

По поведению знакомого Юноны было видно, что он не имеет представления о том, что Юнона шла по улице не одна. Андрей, которому, чтобы не выглядеть глупо, пришлось отбрести уже на несколько десятков метров от радостно обменивающихся какой-то информацией поляков, начинал вместо раздражения испытывать постепенно нарастающую злость. Чувство это усиливалось ещё и тем, что он не понимал, кем является этот случайный прохожий для Юноны. Другом? Школьным приятелем? А может быть, тайным обожателем или кем-то больше? С учётом тех чувств, которые начинал испытывать к польке Андрей, этот последний вариант совсем уже испортил ему эмоциональный настрой.

Он с твёрдым решением не ждать уже ни минуты повернулся спиной к сладкой парочке и пошёл в сторону запаркованной машины. Настроение было вконец испорчено. Внезапно. И это очень диссонировало с тем солнечным настроением, которое царило в душе россиянина ещё пять минут тому назад. «Отъеду и ждать не буду, – сумрачно подумал он. – Пусть добирается до офиса сама, а там поговорим. И о субординации, и о воспитанности».

Пока он садился в машину и запускал двигатель, успела, однако, добежать и запыхавшаяся Юнона. Видимо, не чувствуя необходимости извиняться, она объяснила Андрею, что встретила своего дальнего родственника – Михала, что-то вроде двоюродного племянника (или троюродного дяди – раздражённый Андрей уже не хотел вникать в генеалогические подробности невоспитанной сотрудницы). Он попытался завести разговор о том, как надлежало ей поступить в данной ситуации, чтобы не возбуждать у шефа ненужных негативных эмоций, но уже через пару минут осознал, что полька его просто-напросто не понимает. До офиса доехали уже молча. Интуиция подсказывала Андрею, что Юнона так и не поняла – в чём, собственно, проблема.

Год 1998. Младшая сестра Юноны – Агнешка, которая по просьбе польки также была принята на работу в одну из фирм Андрея, вышла замуж. Свадьбу играли, согласно польским местным традициям, в большом «весельном доме» [16 - Дом весельны (польск. Dom weselny) – специальный банкетный зал со своей кухней, предназначенный для организации массовых застолий. Популярно в малых городках и сельской местности.]

Андрея как почётного гостя, конечно же, тоже пригласили. С одной стороны – как шефа и уважаемого человека. Но с другой стороны, разумеется, он воспринимался как «плюс один» к Юноне – сестре новобрачной. Кроме того, также по польскому обычаю, Агнешка пригласила и весь немногочисленный коллектив фирмы россиянина, в которой она работала. Всех, вместе с Юноной, привёз Андрей вымытым до блеска по этому случаю «Понтиаком». Кроме того, его лимузину предназначалась важная функция торжественной перевозки пары молодожёнов в местный костёл, а потом – в место «веселья».

Надо заметить, что свадьбой в Польше принято называть саму формальную процедуру, происходящую в ЗАГСе или костёле, а вот собственно свадебное застолье имеет отдельное название – «веселье». Отсюда некоторое разделение гостей на две категории – на тех, кто приглашён только на свадьбу (они присутствуют на обряде бракосочетания, поздравляют молодожёнов после выхода из костёла, вручают подарок и отправляются восвояси) , и тех, кто после этой официальной части имеет счастливую возможность погулять за свадебным столом, потанцевать и поучаствовать в различных шуточных конкурсах, являющихся неотъемлемой частью такого мероприятия.

В целом весь вечер удался, свадьба получилась на славу. Но ложку (маленькую чайную ложечку) дёгтя Юнона смогла и тут добавить. Среди приглашённых оказался также и молодой ксёндз – знакомый родителей Юноны. Он жил и служил в одном из близлежащих городков, поэтому встречи с ним семьи Юноны были не так чтобы невозможны, но редки. Наблюдательный россиянин заметил, что «его» польку связывает с этим ксёндзом не только согласие в вопросах католической веры. Тем более что по отдельным намёкам и крупицам информации, которые нет-нет да и проскакивали в рассказах польки о своей «прошлой» жизни, то есть юных годах, когда она ещё не знала Андрея, он догадывался, что была какая-то тайна в отношениях Юноны и служителя культа. Был он молод и довольно симпатичен, круглое лицо его с очками в тонкой стальной оправе внушало доверие, речь была приветлива, доброжелательна и, как полагается, имела тот едва уловимый оттенок отеческого превосходства, который можно заметить часто у священнослужителей при общении с прихожанами.

Хотя ксёндз и вёл себя достойно, раскованная атмосфера свадьбы-веселья так повлияла на него и Юнону, что разговор их, начавшись одним танцем, продолжился без перерыва в следующем, и следующем… И следующем… Всего таких танцев Андрей насчитал семь – видимо, тем для обсуждения накопилось много.

Время близилось к полуночи, гости были разогреты алкоголем. Россиянин, оставшись надолго за столом один, сначала куртуазно пообщался «ни о чём» с теми, с кем приехал на эту свадьбу, потом некоторое время скучающе оглядывал веселящееся общество. Возникшая ситуация, как обычно, начала его тяготить, постепенно вызывая всё большее раздражение.

Чувство это не было связано с ревностью – поводов к этому не было. Проблема для россиянина, как обычно, заключалась в глупости его положения: приехал он исключительно с Юноной и ради Юноны. Бросив его одного в этой бурлящей весельем свадьбе, она не озаботилась соблюдением хоть каких-нибудь условностей, которых требовали понятия воспитания и приличия, в конце концов. Достаточно было бы хотя бы пару раз в перерывах этого спонтанного танцевального марафона подойти к нему, извиниться и попросить разрешения (условного, конечно же) потанцевать ещё со старым знакомым – и проблема бы испарилась. Но полька этого не делала. Забытый ею Андрей послонялся по залу и выбрался на двор – подышать свежим ночным июльским воздухом.

Настроение стремительно испортилось – хотелось сесть в машину и немедленно уехать. Препятствий к этому было два с половиною. Выпитый алкоголь – это раз, как говорил Эраст Фандорин. Компания, с которой он приехал из Варшавы за сто километров, рассчитывала с ним же и вернуться, и Андрей не мог их бросить – это два. Один из сотрудников – молодой парень Ростислав – специально не прикасался к алкоголю, чтобы вести «Понтиак» шефа. И, наконец, половинкой аргумента было то, что такое демонстративное покидание торжественного мероприятия, хоть и незаметное в данную минуту, позже могло быть поводом для обсуждений в семье Юноны. А кто их знает – что они себе напридумывают, какие выводы сделают, не зная истинной причины поступка россиянина и «шефа Юноны и Агнешки»?

Понаблюдав за курящими и шушукающимися во дворе гостями, Андрей с неохотой вернулся в здание и, усевшись на своё место за столом, застал там весело обсуждающую что-то с гостями Юнону. Казалось, полька даже не заметила его отсутствия. Короче говоря, «демонстративный уход российской делегации из зала заседаний» не заметил никто, кроме самой «делегации». Оставалось только налить себе водки и выпить.

Год 2000. В отношениях мужчины и женщины одним из важнейших понятий является верность