Приключения Атреллы. Дорога на Регалат

– Не фаше тело!

Черный орий захлопнул крышку люка и, проворчав: «Послала ш Нэре итиотов…», метнулся в темноту под развесистыми вершинами папоротников и растаял. На дирижабле принялись травить концы, поднимаясь. Один из пилотов отцепил якоря и на последнем лебедкой вернулся в гондолу.

Под брюхом воздушного корабля показался вымпел Рипена. Отлетев от острова на изрядное расстояние, дирижабль поднялся еще выше, поймал нужный воздушный поток и сменил вымпел погранслужбы Рипена на флаг почтовой службы Регалата. Теперь, когда он отлетел уже достаточно далеко, чтобы никто на острове не услышал, его паровые машины заработали на полную мощность. Дирижабль уходил на Запад, в сторону континента Зилябра.

Из-за облаков вынырнула молочно-белая луна и уставилась мертвым глазом на остров.

Черный орий тем временем пробрался к дороге, под папоротниками облачился в костюм горнорабочего и, уже спокойно выйдя на брусчатку, дождался проходившего транспорта, что собирал рабочих. Он ловко вскочил на подножку проползавшего паровика и придал лицу скучающее выражение, как и у большинства голубокожих существ. Пассажиры не отреагировали. Кто зевал, кто читал флюоресцирующую газетку «Рабочий Орий». Новоприбывший обратил внимание на большой заголовок: «Найдены дневники Кри?на Хо?льста! Проблема ориев скоро будет решена!». На обороте газеты светилась статья: «Если ории станут людьми, кто сможет добывать орион?»

В глазах его промелькнула ярость. Он уже видел эту статью, она-то и заставила его прилететь на остров. Действовать нужно было очень быстро.

От рудника уже доносились взрывы, редкие, ухающие… потом наступала тишина… и опять раздавался грохот, масса серо-голубой породы поднималась в ночной воздух и оседала крошевом. Ории лопатами нагружали породу в вагонетки и на руках откатывали к желобу. Вагонетки одна за другой опрокидывались, порода скользила в жерло обогатительной фабрики… Оттуда день и ночь отвозили в порт тяжеленные ящики серого песка – ориона. Уже на материке материал спрессуют в тяжелые черные полусферы – тепловые элементы. Работа на острове физически настолько тяжела, что справиться с ней могут только мутанты-ории.

Черный орий с ненавистью глянул на равнодушную массу работяг: эти хоть сейчас готовы вернуть себе человеческий облик… Многие из них даже не успели толком повоевать. Их брали недоделанными, грузили в трюмы на корабли и отправляли сюда. Главное, они так и не узнали вкуса настоящей теплой пьянящей крови поверженного врага!

Соскочив с подножки транспорта, пришелец направился к зданию Управления горных разработок. Особая пластика его движений контрастировала с поведением массы работяг, да и выражение красных глаз, светящихся в огнях молочных фонарей, что стояли вдоль дорожек и вокруг площадки паровых машин перед зданиями, было иным: у него – «пылающий рубин», у остальных – «клубника со сливками».

Черный уверенно вошел в здание Управления и поднялся на второй этаж. Он увидал шедшего впереди ория. Тот распахнул дверь одного из кабинетов, шагнул… и черный вихрем проник туда следом за хозяином.

Начальник смены, не почуяв опасности, прошел к столу, потянулся и только тогда увидал незваного гостя. От неожиданности хозяин кабинета подпрыгнул, в глазах мелькнуло выражение, схожее со взглядом черного ория, но он быстро взял себя в руки и, не здороваясь, указал гостю на стул. Сам уселся на свое место и, проведя голубой ладонью по шару настольного фонаря, засветил его.

Мягкий молочный свет наполнил помещение. На столе лежала та же газета с сообщением о находке дневников.

– Сфет, это лишнее, – проворчал черный, – но касить не нато, рас уш сашёг.

– Сащем ты стесь, Рэнд? – нелюбезно спросил хозяин кабинета. Он напоминал гостя: такой же высокий, худощавый и абсолютно лысый, нежно-голубая кожа, синие губы, рубиновые зрачки в обрамлении голубых белков, прямой нос с небольшой горбинкой и впалые щеки. Несведущий мог бы принять собеседников за братьев – только тот, что прилетел на остров, двигался быстрее и увереннее, и мимика его была заметно богаче.

– Соскущился по тепе, – хищно улыбнулся гость, – феришь?

Хозяин еле заметно пожал плечами, несколько равнодушно ответил:

– Если скашу «ферю», ты ше не поферишь мне, я лущше промолщу. И… – он кивнул на газету, – смотри, щто пишут!

– Франьё! Хольст – пешка… щто он мок сснать о проекте? Фолшепники пытались нас опмануть…

– Фитишь ли, – сказал хозяин кабинета, – мешки сщитают Хольста отной ис клющефых фикур ф нашей фойне и попете нат нами… Ты не сокласен?

– Мое мнение уше не имеет сснащения. Прошло мноко фремени, ты, наферное, фсе сапыл? Я топрашифал Хольста, он ничеко не снал о селье опратного префращения.

– Я фсе помню. Но его тефка приняла етинственную тозу и опять стала щелофеком! – он помолчал, вспоминая события пятнадцати вековой давности, – Хотел пы сапыть, та не сапыфается… Если п ты не оттал прикаса статься лютям, мы п сейщас не раскофарифали. Шисснь, таше такая, лущше смерти. Ты снаешь, какими нас штут ф сарстфе Песутешной?

– Я – снаю, – мрачно ответил черный. – Там мы снофа люти. Нэре мы такими не нушны. Меня токта переикрали эленсары. Помнишь, как я хотел, чтопы хоть отин из них стал моим нащальником штапа?

– Сащем ты сейщас стесь? – повторил собеседник черного ория свой вопрос. – Фсе-таки ты сильно рискуешь…

– Песс прифкуса крофи шисснь кашется прессной, а, Се?рник? Ты-то уш сапыл, какофа она на фкус?

При этих словах орий, названный Серником, изменился в лице, в глазах появился хищный блеск, пальцы вцепились в край столешницы.

– Я нищефо не сапыфаю, как кентеры. Уше кофорил! Но если нато хлепать селёную пурту, я хлепаю и молщу в тряпощку. Ты-то непось и фкуса папоротникофой похлепки не сснаешь. Укостить тепя?

– Та пропати ты пропатом с ней! – черный весь скривился, будто ему предложили что-то уж очень непотребное. – Терьмоеты, – сказал он и тут же пожалел. Чтоб перевести тему и сгладить напряженность обстановки, он вытащил из-за пазухи небольшой сверток, извлек из него черную блестящую пластину и отломил прямоугольную дольку.

– На, попропуй, – он ловко перебросил кусочек на стол, прямо под нос Сернику.

Тот прикоснулся к плитке, сжал в пальцах и поднес к лицу. Ноздри дрогнули, мелькнул черный язык. Серник снова понюхал кусочек:

– Она! Откута?

– От бархуда, – усмехнулся гость. – Растфори в теплой фоте и пей, этот кусок примерно на полофину щашки.

– Шутишь? – Серник откусил немного и теперь смаковал… – кофорят, что наши, кто уселел в Харанте фсех Хоко-Токо истрепили, питаются отними сопащками?

– Серьессно, бархужья крофь. Фысушена и расфасофана в прикеты. – Черный выложил на стол увесистый брикет, – я не слешу са популяцией монстроф в Харанте. Хоко-Токо лучше не слить…

Серник отложил кусочек, достал из стола термос с кипятком и сделал, как посоветовал черный.

– Снащит, ты решил меня растрафить, кофарный.

Гость пропустил замечание мимо ушей и, пока хозяин размешивал багровую жижу в кружке и пил маленькими глотками, спросил:

– Храм Песутешной на острофе еще есть?

Серник кивнул, не отрываясь от кружки.

– Это хорошо. А кто слушпы фетет?

Серник поставил на стол пустую кружку, облизнул верхнюю губу и ответил:

– Ты ефо снаешь – Хе?лирт. Он рукополошился в шреца Нэре.

– А тафно ефо фсяли?

– Лет тритсать уше тут. Рипенский патруль фсял еко ф Харанте. Он орканисофал стесь храм, опщину, фсе саконно, никаких присыфоф к фосместию… Просит у Нэре милости тля фсех и терпения.

– Ммм… та, – только и произнес гость в задумчивости.

– Ну а ты кте?

Черный только помотал головой:

– Это лишнее. – Он поглядел на Серника: – Как себя щуфстфуешь?

Тот, вот только что сидел за столом – и уже стоял перед гостем. Движения его заметно изменились, и в глазах зажегся такой же рубиновый огонь, как у черного.

– Тафненько я не пил ее… Но ты феть не укощать меня припыл?

– Ну, пощему ше? – сказал гость и протянул Сернику весь брикет. – У меня к тепе телофое претлошение.