Кровь и Судьба. Anamnesis morbi

Никакой личной информации, да и вообще – болтовня во время тренировок наказывалась тренером строго – двадцать отжиманий, это самое легкое наказание. Самым суровым был «железный человек» – стоять, напрягая мышцы груди, спины, ног и живота, пока все спортсмены били в живот или грудь, стараясь сбить с ног. Нужно было продержаться двадцать ударов. Если тренер замечал, что кто-то явно щадит наказанного – пожалевший вставал вместо него. Поэтому били от души, но без фанатизма.

Наташа пришла в год запрета каратэ уже с боевым опытом и немало помогала ребятам в отработке коварных приемов и ударов. Особенно в тех, которые могли выключить противника на несколько минут.

Она вроде бы тренировалась, но при этом и сама выступала в роли тренера по Айки-дзюцу и Дзю до. Каждый в секции был волен сам выбирать, какое развивать направление борьбы.

Наташа и Жорик подружились, и он с удовольствием провожал девушку после тренировок до подъезда.

Если бы его спросили, что он знает о подруге, ответил бы предельно честно – ничего. Он даже не был уверен, в том ли подъезде она живет, у которого они прощались. Жора всякий раз уходил раньше, чем Наташа скрывалась за дверью, и ему было приятно думать, что она провожает его взглядом.

После неудачных отношений с дочкой начальника поезда Жора исключил слово любовь из своего лексикона.

Незадолго до окончания школы, в мае, Жора пригласил Наташу к себе домой.

Она случайно встретила его около школы в свой выходной день и, болтая, они дошли до Гаринского дома. Жорик предложил зайти без всякой задней мысли. Девушка, не ломаясь, согласилась.

Все, что произошло потом, ему показалось необыкновенным сном. Почему она решилась на это? Он не мог ответить. В тот день он стал мужчиной.

Дед был в эти дни в отъезде на какой-то конференции в Самарканде, мама уехала на чью-то защиту с последующим банкетом, отец тоже улетел по делам клиента в Лесосибирск, что расположился где-то под Красноярском.

Весь вечер и следующий день Жора словно летал. Ждал тренировки и встречи. Он мечтал встретить Наташу и, что греха таить, снова пригласить к себе, чтобы этот волшебный сон повторился.

Потому что он в тот день не понял, что вообще произошло. Гормональный шторм был такой силы, что он чуть сознание не потерял, только находясь с девушкой в одной комнате.

Так внезапно сбылись его мужские мечты и фантазии, а с другой стороны, все оказалась слишком как-то банально, просто и быстро. Он ждал новой встречи с нетерпением.

Она не пришла на следующую тренировку. А тренер сообщил Гарину, что Наташа умерла.

Это оказалось свыше его понимания, поверить в это сообщение он не мог, как не мог и не поверить взрослому человеку – тренеру. Жора около суток был в состоянии шока, постепенно приходя в себя.

Так он впервые встретился со смертью близкого человека.

Конечно, эта смерть в жизни Гарина была не первой. Он видел, как умирали хомячки, старый кот соседа по даче и голуби в Москве от каких-то болезней. Но с человеческой смертью, тем более такой близкой, любимой девушки он столкнулся впервые. Это была самая тяжелая потеря, и родителям пришлось приложить немало усилий, чтобы Жора как-то залечил эту рану. Одним из методов перенести потерю оказалась редкая книга.

После похорон Жора решил пойти служить в милицию и посвятить свою жизнь борьбе с бандитами. Маме эта идея не понравилась. Одно дело – адвокат, как муж, совсем другое ловить воров и убийц, постоянно рискуя получить нож или пулю.

Мама судорожно искала, чем бы исправить этот перекос в решении Жоры, но он сам признал его поспешность и вернулся к мечте стать врачом. Как ни странно, но корректирующей оказалась книга Данила Гранина «Иду на грозу». Видимо сработала та целустремленность, с какой шел по жизни и в науке ее главный герой – Тулин.

Желание связать свою жизнь с медициной возникло внезапно, когда Жора нашел у мамы на столе распечатанную на машинке автобиографию со странным названием «Я полюбил страдание», на первом листе автором значился: В.Ф. Войно-Ясенецкий (Свт. Лука Крымский).

Автобиографию священника-хирурга, отпечатанную под копирку на явно старинной машинке со сбитыми литерами, он прочитал за два дня. Прочитав, Жора положил «самиздат» на место. Мама знала, дай книгу в руки, отложит и бог знает, когда прочтет. А забудь – Жора обязательно стащит и сразу прочитает.

Несколько дней он ходил под впечатлением жизни профессора хирургии и православного священника. Значит и так бывало? Жил человек, работал, делал открытия, учил студентов в университете и в самое трудное время, когда еще не кончилась гражданская война, а повсюду рушат церкви и иконы жгут, борются с религией, он вдруг принимает решение стать священником. Это подвиг.

Автобиография священника-хирурга подтолкнула Жору к мысли стать врачом. Каким? Он не знал, вообще, врачом. Спасать людей, лечить. Как Войно-Ясенецкий, как Углов, Амосов…

Жора как любой пионер и комсомолец к религии относился однозначно – опиум для народа, но родители и даже дед – коммунист, вступивший в партию впервые еще в 1928 году в США, а потом в 1943-м в ВКП(Б) на фронте, к религии относились с пониманием и терпимостью.

«Людям надо во что-то верить», повторяли они фразу пастора из комедии «Берегись автомобиля», «одни верят, что Бог есть, а другие, что Бога нет. И то и другое не доказуемо».

Мама однажды, видя, как Жорик пыжился в приступе воинствующего атеизма лет в двенадцать, мягко сказала ему:

– Никогда не суди о том, в чем ты не разбираешься. Особенно о вере, о религии, которая создала многовековую мировую культуру. Оставь людям право быть такими, какими они хотят и могут быть. А сам будь таким, каким тебе кажется правильным. И не забывай, что твои убеждения: во-первых, могут не совпадать с другими, а во-вторых, могут измениться по мере твоего взросления. Вольтер, кажется, сказал: «Я могу не соглашаться с вашими убеждениями, но готов умереть за ваше право их иметь и высказывать»[7 - «Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить» – выражение приписанное Вольтеру английской писательницей Эвелиной Холл в книге ««The Friends of Voltaire» 1906 год. Этот выражение превратилось в девиз либерально-демократической общественности ХХ века. На самом деле Вольтер этого нигде не писал.].

Выражение Жоре понравилось красотой и призывом быть свободным в своих суждениях. С другой стороны оно не вписывалось в общественную мораль и нравственность. Если все будут иметь свое мнение, то как же они будут строить светлое коммунистическое общество? Как лебедь, рак и щука?

Конечно, это неправильно. Общество придет к цели, если будет идти нога в ногу в указанном В.И. Лениным направлении. И так правильно. Или нет? Что правильнее – объяснять, уговаривать, внушать, или принуждать упрямых и непонятливых?

Вторая встреча со смертью у Жоры случилась весной 1989 года, когда он после окончания мединститута отмечал это событие в кругу семьи.

Родные в ожидании юного врача и наследника накрыли стол.

Дед Руди, недавно отметивший 89 лет, торжественно вручил внуку документы на машину, гараж и квартиру, в которой Жора Гарин стал ответственным квартиросъемщиком. Жора в смущении принял документы, убеждая, что дед поторопился, что ему надо дожить до ста лет как минимум.

Впрочем, он знал, что Рудольф Яковлевич Беккер уже тяжело болен, только вот лечиться не любит.

Дед поднял бокал с легким красным вином, собираясь произнести тост за внука, и вдруг покачнулся, бокал выпал из пальцев, а сам он повалился лицом на стол.

Гарин вытащил деда на открытое место и принялся реанимировать.

Мама и отец вызвали «скорую», однако та констатировала «смерть до приезда».

Гарин, около года сам отработавший на «скорой» еще до получения диплома, до этого случая ни разу не пытался реанимировать на вызове, и на его руках пока никто не умирал. И вот – дед. Это был шок. Он качал сердце деда, пока его не оттащили приехавшие медики.

После похорон, оправившись немного, он явился в отдел интернатуры городского управления здравоохранения и получил распределение в Измайловскую больницу по кафедре Анестезиологии и реанимации третьего мединститута.

Смерть деда Жора перенес легче гибели Наташи, и это было нормально. Сказывалась его медицинская специализация – анестезиология и реанимация, общение с больными и умершими.

Так что душа его стала обретать некоторое подобие брони. Все-таки дед пожил немало, болел, умер он вполне закономерно, жаль только, что именно сейчас и как-то демонстративно. Будто Судьба, прочитав роман «Мастер и Маргарита», решила напомнить Жоре и его родителям, что человек смертен и смертен внезапно.

Если бы в больнице или в постели, родные смогли бы подготовиться умом, ждать неминуемого, а тут вдруг, вот – стоял, улыбался, выпивал, и – бах… умер.

Глава 2. Взросление. Дед и родители. Как Жора искал работу.

Гарину достался уникальный дед. В окружающем Жору обществе такого деда не было ни у кого.

Ну, начнем с того, что он – американец, приехавший в СССР в 1928 году по приглашению правительства молодой страны Советов.

Рудольф Беккер, был на половину русским по маме, которая родилась в семье крестьян Лопатиных. Так что, кроме английского он весьма неплохо владел еще и русским языком, которому его научили дед с бабкой Иван да Марья, преобразовавшие свою русскую фамилию в английскую Шовель – что в переводе означает «лопата».

Жили безбедно, трудились на своем ранчо, а о событиях в России узнавали из газет и, посещая по праздникам небольшую церковь, куда ходили такие же русские переселенцы. Жизнь их текла ровно. А, узнавая, что дела у бывших русских кресьян, а ныне американских фермеров, идут неплохо, приезжали новые переселенцы. Община потихоньку подрастала, построив, первым делом, церковь.

Русские переселенцы отлично понимали важность «ликбеза», потому воскресной школой не ограничились, создав полноценную десятилетку со всеми необходимыми предметами.

Отучившийся в весьма неплохой школе, которую организовала и оплачивала эта самая православная русская община, Рудольф поступил в университет, а после окончания университета Беккера приняли помощником инженера на строительстве «моста Франклина» через реку Делавэр.

Мост, наконец, открыли в 1926 году, после долгих разбирательств в суде: делать проезд по нему платным или нет? Суд решил – платным.

Еще до окончания работ Рудольф разослал свои резюме по различным фирмам, но ответа не приходило. Несмотря на имеющийся уже практический опыт строителя, молодой инженер никому нужен не был. Целый год Беккер давал объявления и перебивался поденной, случайной работой для разных частных заказчиков. То коровник построить, то свинарник. Конечно, после участия в создании самого большого, на то время, моста, эта работа ему радости не приносила. Хотелось чего-то огромного, значимого. Чем можно будет гордиться.