Кровь и Судьба. Anamnesis morbi

Но в экстренном порядке создавались там и тут цеха по производству различных одноразовых изделий медицинского назначения.

Дома Жора сказал отцу, что ЭСХИЛЛ может держаться на плаву, пока его возможности уникальны, но так будет не всегда. Лет за пять городские больницы тоже поставят необходимое оборудование и еще за пять научатся делать точно такие же операции только уже бесплатно. До конца века медцентр доживет, а вот что будет дальше?

Отец прислушался к этому мнению сына. Какая была беседа потом с Бланком, неизвестно, но Антон Семенович перестал мешать Марку разворачивать центр в мощную и при этом компактную больницу. Он ежемесячно летал в Лондон, Париж, в Америку. А в его речи все чаще проскакивали фразы вроде такой: «Я для вас создал платную клинику, пользуйтесь этой возможностью» и «Мне ничего не надо, у меня все есть».

Гарин из этих заявлений понял, что план Феврие удался. Это впечатление подтверждало и то, что Бланк сменил за два года три машины. «Волгу» сменила БМВ 750, затем появилась Ауди А8, а к осени девяносто пятого Бланк пересел в Мерседес с шестилитровым мотором. Все эти машины стояли на балансе ЭСХИЛЛа. На вырученную к концу года прибыль от медцентра он купил огромную квартиру на Тверской, в доме, где жила Алла Пугачева. Отец Гарин дома сообщил, что Бланк прикупил участок на Юго-западе от Москвы и там начинается строительство, как пошутил отец – «усадьбы Бланков» под Звенигородом.

Что удивило Жору, так это заявление отца, что он тоже решил купить для себя и мамы отдельную квартиру, не на Тверской, конечно, но тоже, район приличный – в Крылатском.

Жора не возражал, хотя оставаться в трехкомнатной квартире одному ему не хотелось. Привык к тому, что мама всегда дома и не надо думать о стирке, готовке и уборке.

Как-то вечером за ужином он спросил, что отца подвинуло к приобретению еще одной квартиры? Тесно стало в этой, оставшейся от деда?

Отец ответил:

– Мы считаем, что ты – завидный жених, и если решишь привести жену, то сделать это нужно в отдельную квартиру. А пока мы тебе оставим домработницу. Средств хватит, чтобы ты не зарос тут в грязи.

Девяносто пятый год развивался бурно. Война в Чечне, предвыборный бурлящий котел – вот что представляла страна. Запрещенная после переворота в 93-м КПСС, возродилась и набирала популярность уже как КПРФ. «Трон» под президентом шатался, а чтобы усидеть на нем, в Кремле появились специалисты из США, в задачу которых входило поднять рейтинг президента Б.Н. Ельцина, упавший ниже некуда. Полным ходом шло восстановление «Белого дома» в Красной преснее, переданного правительству.

В кабинете Бланка довольно часто появлялись люди из окружения первого президента России, советники, даже министры.

Гарин уже не мог слышать их разговоров, Антон Семенович в освободившейся комнатке устроил небольшую кухню с кофе-машиной, холодильником и креслами для охраны, чтобы она не мозолила глаза посетителям в приемной. Что обсуждали люди из Кремля, хранилось в секрете.

Отдел рекламы и маркетинга переехал под крышу, занял три комнаты и теперь там работали три девушки-маркетологи, еще одна – дизайнер и с ними профессиональный кинорежиссер, оказавшийся не у дел. Потому что нечего было снимать. МОСФИЛЬМ сдал комедию «Ширли-мырли» и затих до поры. На кассетах продавались «Улицы разбитых фонарей» и разнообразные малобюджетные «Бизнесы по-русски» с тупым юмором.

Бланк приютил режиссера на какое-то время, поручив ему снимать документальные ролики о медцентре и проталкивать их на телевиденье. В отделе появилось отличное съемочное оборудование и скромные парни, наряженные в хирургическую форму, которые ходили по операционным и кабинетам и набирали видеоматериал для будущего монтажа. Девяносто седьмой год для ЭСХИЛЛа – юбилейный, десятый и режиссер спешил еще создать и фильм к этому событию.

Отделение Гарина развивалось согласно плану Ворчуна, который взял на себя всю рутинную работу с пациентами и кровью, тогда как Жора днями пропадал в медицинской библиотеке, прочитывая все статьи, которые касались процедур, связанных с очищением и модификацией крови. Попутно он приходил к осознанию, что иммунология, как предмет в институте на кафедрах биологии, физиологии и патологической физиологии им давалась очень поверхностно. Но это не по вине преподавателей, а в силу малоразвитости самой науки. Ведь институт иммунологии в СССР возник, как научное предприятие, только в начале 80-х из отдела иммунологии НИИ Биофизики. До сих пор она была как бы рамазана между другими медицинскими направлениями: ревматологией, пульмонологией, кожными болезнями, аллергологией и трансплантологией. Как лебедь, рак и щука из басни дедушки Крылова, разные ученые тянули иммунологию каждый только в свою сторону, создавая порой ошибочные теории и вырабатывая методики лечения, ведущие в тупик. Аллергологи, Ревматологи, Дерматологи – трактовали иммунные болезни каждый в свою сторону и подбирали лечение, по своим соображениям.

Чтобы не думать о чеченской войне, Гарин заставлял себя думать о науке. Он помнил слова Ворчуна, мы не можем экспериментировать, все методики должны быть отработаны и утверждены, но мы-то, новички в профессии и для нас любой опыт – экспериментальный.

Возвращаясь из библиотеки в центр ЭСХИЛЛ, Гарин вдруг подумал:

« А чего я так переживаю? Давно уже народ принял мудрость – век живи, век учись. В чем проблема?»

– Во второй части этой мудрости, – произнес он вслух, – дураком помрешь.

Обычно вечером в пятницу Гарин, отпуская Милану, рассказывал Ворчуну, что сумел накопать в библиотеке. Вместе они продумывали, чем стоит заняться, а что лучше пока отложить. Так, привезя статьи Аиды Абубакировой, Гарин сказал:

– Вот, это очень серьезно. Невынашивание беременности при АФС. Это материал еще семидесятых. Их официально аспиранты для диссертаций не берут, считаются устаревшими. Абубакирова на этой методике стала доктором наук. Понимаешь? Плацентарная недостаточность и АФС – это реальное спасение обреченных людей.

Ворчун покачал головой.

– Мой жизненный опыт подсказывает, что с беременными лучше не связываться. Родит – нормально, а если выбросит после наших процедур – мы будем виноваты. Никакие статьи профессора тебя не защитят. Давай пока заниматься привычными делами – трофические язвы при варикозе, гнойные прыщи на коже и острые аллергии, экземы. Ну, еще пьяницы и наркоманы – придут, почистим. Поверь, этого достаточно. Не связывайся с беременными! А еще, ты заметил – сейчас число абортов превышает число родов.

Гарин был с ним не согласен. Но и спорить не стал.

– Так, – в одну из пятниц выложил Гарин, – в Вестнике дерматологии я нашел статью о применении пульс-терапии гормонами после курса плазмафереза в лечении пузырчатки.

Эту поистине страшную болезнь ни он, ни Ворчун брать не хотели. Это как болото, ступишь в трясину и не выберешься. Их методика давала временный эффект и тянуть деньги с несчастных инвалидов им совесть не позволяла.

– Ну и что?

– А то, – обрадовано объяснил Жора, – что если на 2 неделе после окончания курса плазмафереза ввести однократно большую дозу преднизолона – то лимфоциты не выбрасывают антитела. И наступает ремиссия, если верить статье, от восьми месяцев до года. Ты понимаешь?

– Хочешь все-таки взять пузырчатых, волчанку и склеродермию?

– Не знаю еще. Но это шанс реально помогать. Год для таких людей, это маленькая жизнь, – процитировал он песенку Олега Митяева.

Гарин не угомонился. Он раскопал в архиве журнала Plasma therapy статьи, посвященные лечению АФС, причем авторы ссылались на работы Аиды Абубакировой. Он не пожалел денег, снял ксерокопии и привез их Ворчуну, переведя и подчеркнув ключевые места в статье со статистикой результатов. Больше всего порадовал результат, что женщины без страха беременели и рожали и второй раз, и третий. Это был аргумент.

– Хорошо, – сделал последнюю попытку отмотаться от беременных Ворчун, – как ты себе представляешь приглашение таких женщин? Если АФС уже определен, их курируют специалисты и вряд ли отдадут нам. Пичкают их лекарствами и этим оправдывают проблемы с развитием у детей, если тем вообще повезет родиться.

– Надо ехать и лично разговаривать с врачами. Лучше с такими же, как мы – платными.

– Резонно. – Ворчун поставил чайник, – но ты знаешь, наши «интервенты» ездят по поликлиникам и оставляют врачам направления к себе, каждый больной, принесший нашим спецам такую бумажку, в кассу заносит пятьдесят тысяч – пять из них отправляются направившему врачу. Что ты думаешь о нас? Можем мы такую схему применить?

– Весовые категории разные. У нас курс лечебный меньше раза в два. Что мы можем вернуть? Пятьсот рублей? Да и не стоит забывать, что люди, ходящие в обычную поликлинику, денег не имеют. Мы с тобой и так часть берем по благотворительной программе. Пока Бардин и Бланк не знают.

Целый месяц они лечили ветерана войны с огромными трофическими язвами на голенях. Язвы закрыли благодаря хорошей памяти Гарина, который припомнил рассказ Васильева, что криопреципитат плазмы содержит тромбоциты и фактор роста из них, особое вещество ускоряющее заживление ран.

Врачи делали деду два раза в неделю плазмаферез, а из полученной плазмы готовили вещество для перевязок. Вещество это напоминало яичный белок. С двух контейнеров плазмы как раз две порции для двух язв.

Через две недели язвы начали стремительно заживать. Края их стягивались и дед, глядя на свои ноги в зеркало, плакал. Он уже и не надеялся, что когда-нибудь это случится.

Ветерана они взяли в качестве эксперимента, предупредив, что если не получится заживить его дырки, денег не возьмут.

Когда ветеран принес конверт с деньгами, Ворчун и Гарин вернули ему и сказали: «С днем Победы, отец»!

Это действительно был день их общей победы. Ветеран расплакался их обнял и ушел. Без костылей.

Гарин и Ворчун, при поддержке Миланы решили между собой, что начиная новое направление и набирая опыт, они не имеют права брать деньги в случае неудачи. Поэтому расписывая курс процедур, рассчитывая на человеческую порядочность и желание пациентов в будущем обращаться за помощью снова, они предлагали оплачивать в конце курса. Риск? В некоторой степени, да. Но для руководства такие аргументы были вполне убедительными.

Также они решили, что ветеранов войны и медработников станут лечить бесплатно, объявляя им об этом по завершении курса процедур.

Кроме лечебной работы у Гарина была еще одна не менее серьезная забота – переливание крови и ее компонентов. И если все, что касалось лечения, он оставил Ворчуну, то тема совместимости и несовместимости крови стала исключительно заботой Жоры.

Как он ни старался, как ни зарекался, но тайны крови и их раскрытие поневоле стали делом его жизни на ближайшие годы. Все, что удавалось ему раскопать и систематизировать, он собирал в папку так и подписанную «Тайны крови».

Первым вопросом Жора обозначил: «Зачем нужны группы крови»? Не врачам, а организму человека? Ни в одной монографии, посвященной крови и переливанию он ответа на этот вопрос найти не мог. При этом подсознательно он чувствовал, что если найдет его, то станет понятным что-то очень важное для определения смысла жизни.