Ворожея

Стахис подождал, пока Морозов уйдет подальше, и прошипел:

– Мог бы хоть меня предупредить… чтобы не заводить пустых споров.

Носов улыбнулся и развел руками. Сквозь деревья на востоке виднелся голубой кусочек неба и розовые облачка… Они вышли на край большущей ямы. Ни Носов, ни Стахис такого не видели никогда…

Земля горела… из трещин в грунте вырывались язычки пламени, вспыхивая, трепетали и гасли, будто души рвались на волю, среди торчащих из земли обгорелых кресел, личных вещей, какого-то тряпья и черных рук и ног… Носов окаменел… В страшном сне такое не приснится…

Он припал к наклонившемуся дереву… У самого края воронки, в полуметре от своей ноги, он увидел круглый темный предмет и присел на корточки, чтобы рассмотреть в сумерках. Среди комьев лежала черная голова с открытыми белыми глазами, будто росла из земли. Носов полез в карман за резиновыми перчатками, но в этот момент к нему подбежал Морозов.

– Виктор Василич! Носов! – кричал он, запыхавшись. – Я нашел… кажись, еще живая!

– Кто?! – в один голос вскрикнули Носов и отошедший чуть дальше Стахис.

– Да тут что-то такое… – проговорил Морозов, махнув в сторону черных кустов, – черная, то ли негритянка, то ли обгорелая вся…

Носов, насколько позволяла чавкающая земля, побежал за Морозовым. Среди кустов волчьей ягоды лежала, неловко вывернув руку, одетая только в коротенькую оранжевую маечку-топик девушка-мулатка. Это Носов понял уже потом, когда осматривал ее в машине. Носов извлек из кармана тонометр, попробовал померить давление, по пульсу нащупал тоненькую ниточку сердечного ритма. Жива!

– Володя! – крикнул он Морозову, не заметив, что тот стоит рядом. – А, ты тут… Быстро за носилками и захвати шприц! Да! – крикнул он уже вслед удаляющемуся Морозову. – Толика не забудь!

– Это уж как положено, – махнул рукой Морозов.

Подошел Стахис, и они вместе потихоньку, придерживая за плечи и таз, вытащили девушку на открытое сухое место.

В лесу светало. Над деревьями с востока пробивались солнечные лучи. Тени от голых стволов ложились поперек кратера и придавали жуткую фантасмагоричность месту катастрофы: среди горящих комьев земли бродили белые халаты, время от времени нагибаясь и извлекая из земли части тел…

В ямках набиралась розовая вода… На краю ямы отдельно складывали белые тела в остатках летной формы – экипаж.

Прибежали Морозов с Толиком, раскинули дерматиновые носилки, так же аккуратненько, как это делали Виктор со Стахисом, не за руки за ноги, а под плечи и таз, подхватили легонькую девушку и уложили на носилки. В обрывках света Носов видел, что вся кожа на ногах покрыта какими-то лоскутами.

Не задумываясь, он принял у фельдшера шприц, достал из кармана брюк маленькую коробочку с наркотиками, покопавшись, выбрал фентанил, как раз на полчаса, ввел то ли в вену, то ли нет, в сумерках не видно, и, ухватив одну ручку носилок, скомандовал:

– Понесли! Быстро! Быстро! Под ноги смотрите!

В машине Носов еще раз померил давление, ни черта не слышно, чуть больше пятидесяти. Он включил большой плафон и увидел, что лоскутья, на которые он обратил внимание в лесу, – остатки колготок и кожи, а поясок на талии – все, что осталось от юбки, или что там у нее было? Кожа на спине местами обуглилась, пузырилась, отставая лоскутами, и Носов насчитал больше шестидесяти процентов поверхностей ожога… В какой-то момент объем информации пробил психологическую защиту, и Виктора затошнило, он покрылся липким потом, с трудом взял себя в руки. «Перебор… перебор», – пробормотал он вполголоса.

Морозов оттеснил его:

– Виктор Васильевич! Дай-ка я венку поставлю! Прокапаем хоть баночку…

– Давай! – сказал Носов, не решаясь даже попытаться попасть в вену… У Морозова руки половчее.

Дверь в машину открылась, и в салон заглянул солидный дядя в очках и при галстуке.

– Я дежурный врач оперативного отдела, – сказал он, забыв назвать свою фамилию. – Вы, я слышал, нашли кого-то еще живого?

– Да, девушка-мулаточка, сильно обгорела, одна рука сломана в плече, – объяснил Носов. – Шок.

– А еще что? – деловито осведомился очкастый дядя.

– Да бог ее знает, – завелся Носов. – Кости в другой руке и ногах вроде бы целы, а что там внутри, вскрытие покажет… давление низкое, видимо, есть внутреннее кровотечение, – говорил Виктор с интонацией: «шел бы ты, начальник, не мешал работать»!

Очкастый дядя позеленел от Носовского тона и отрывисто приказал:

– Везите в Склифосовского, там разберутся. Приказ из Управления – всех, живых и мертвых – в «Склиф».

– Попробуем, – сказал Носов, – но ведь восемьдесят первая ближе. И там тоже есть ожоговое и реанимация!

– Везите, не рассуждайте! И чтоб довезли живую!

Носов протянул руку и захлопнул дверь, это врач его взбесил. Еще минута и он уже не словами бы отбивался, а двинул бы по сопатке нахального «руководителя среднего звена».

Умница Морозов умудрился поставить иголочку в венку, закрепил ее пластырем и начал капать кровезамещающий раствор…

– Поехали, Толик! Гони! Чтоб через пятнадцать минут были в Склифе!

– С ума сошли вы, что ли? – отозвался водитель. – У меня не вертолет! Нашли себе «Формулу один».

Толик в два приема развернул «рафик» и погнал…

Они ехали тридцать пять минут. Во время перегрузки на каталку Склифа у пострадавшей впервые остановилось сердце. Носов ввел внутрисердечно адреналин, стукнул, качал непрямой массаж, пока катили ее по коридору к реанимации, там ей разрядили дефибриллятор пять, шесть, семь киловольт – без толку. Девушка потеряла много крови из-за внутреннего кровотечения…

«А если б мы все-таки не послушались того пердуна в золотых очках и повезли в восемьдесят первую, кто знает, больше было б шансов?.. – думал Носов. – В конце концов, он ведь и фамилии даже не назвал… Можно было бы послать его куда подальше… А там что – они ждали нас с пакетами крови? Конечно же нет! Их ведь не предупредили о прибытии, а в Склифе уже ждали… Так что так и так шансов у нас практически не было… И у нее».

Отзвонившись из НИИ скорой помощи, они получили приказ ехать на подстанцию…

– У меня ни одной бригады, – сказала диспетчер, – и пачка вызовов…

На подстанции им сразу дали вызов. «Рутина», как говорил Носов. Вилена сидела в кухне и подновляла макияж. Носов полюбовался ею несколько секунд, она краем недокрашенного глаза увидела его и проговорила невнятно:

– Сейчас, сейчас…

Носов подождал минутку, пока она доведет начатое дело до конца.

Вилена встала и прошлась походкой фотомодели, дразня Носова, тот поймал ее за талию, пользуясь моментом, что никого нет, и, чмокнув в щеку, шепнул:

– Беги в машину, я сейчас…

В руке он держал карточку с последним вызовом за эти безумные сутки. Семь утра, а до конца смены еще два часа.

В машине Вилена доводила Морозова:

– Володя! Владимир Владимирович! Вовочка!

Морозов опять лежал на верхних носилках, он на них залез, еще когда выезжали из Склифа. «Поспать, когда есть время, – это святое», – говаривал Морозов и действовал согласно этому правилу… Вилена тыкала кулачком в брезентовое дно носилок в проекции ребер Морозова, и тот, наконец, сдался:

– Ну что тебе, Маугли?

– А говорят, это ты самолет уронил!