– Ну, а где животы ваши? – спросил он, подскакивая к Борису. Тот даже не двинулся.
– А животы наши твои же люди ограбили. Наш казначей все сдал, а твой есаул Василий Ус увозил от нас.
– Ну, ну, добро! Все твоя правда! – усмехнулся Степан. – А казаком не хочешь быть?
– Не хочу с ворами вязаться!
– Ну и то добро! – сдерживаясь и весь кипя, промолвил Степан. – Приведите мне со двора его другого брата!
Борис побледнел:
– Атаман, что ты задумал?
– А так! Пожартовать!
Казаки с шумом принесли младшего сына воеводы. Ему было только восемь лет. Он испуганно прижался к брату.
– Как звать тебя, пащенок? – спросил его Степан.
– Борис! – тихо ответил мальчик.
– Тоже Бориска! Ну, ин! Так вот что, – обратился он к старшему, – или ты целуй крест на казачестве, или я твоего братишку за ноги подвешу.
Юноша побледнел как полотно, но, ни минуты не колеблясь, сказал:
– На то ты и разбойник! А душой кривить я не стану!
– Ну, ну! – прохрипел Стенька – Возьмите его!
Мальчик заплакал и прижался тс брату.
Юноша склонился над ним.
– Не плачь, Боря, они все добрые! Они с тобою поиграть хотят. Иди с ними! – он нежно перекрестил его и поцеловал.
– А возьмите и этого пса и подвесьте рядом! – вдруг приказал Стенька, кончая свой суд. – Пить будем!..
И он снова пил, не трогаясь с места. «Когда же?» – с тоскою думал Василий.
– Батько, да что ж ты это? – наконец заговорил он снова.
– Ну, ну, – ответил ему ласково Стенька, – я ужо тебя за то потешу. Пожди малость!
В тот же день, сидя в кружале, он приказал сыскать какого?либо подьячего.
Полчаса спустя к нему привели низкорослого, белобрысого подьячего; глаза его испуганно бегали во все стороны, маленькая бородка дрожала словно лист на ветке. Он вошел и упал на колени перед Степаном.
– Как звать тебя?
– Наум, батюшка! Наум, милостивец!
– Подьячий?
– Подьячий, батюшка! Кружечного сбора приказа, милостивец!
– Грамоту знаешь?
– Знаю, батюшка! – и при каждом ответе подьячий стукался крепко лбом в землю.
– Ин, – сказал Разин, – садись туты и пиши ты мне прелестные письма. А в тех письмах напиши, что всем холопам и кабальным и крепостным будет воля. Станут все казаками, воевод и бояр уничтожать; они – враги государевы, дьяков и подьячих тоже!
Наум дрожал мелкою дрожью и в такт его речи кивал головою, повторяя последнее слово.
– И будут сами себе головы. Напиши, что бояре в злобе своей патриарха Никона заточили, а царевича Алексея Алексеевича извести хотели, а они ко мне убежали, и ноне я их на Москву к царю везу! Стрельцам тож напиши. Понял?
– Понял, батюшка!
– Садись и пиши! Вина хочешь?
– Для ясности, – с жалкой улыбкой сказал подьячий.
– Лакай! Дайте ему водки жбан! Да пиши складно, умилительно!
Подьячий примостился на другой конец стола Стенька пил и начал говорить Василью:
– Хотел я удружить тебе, ну, так и сделаем. Я?то сам еще через три дни пойду, а ты иди завтра в утро. С тобой твои сорок, да дам тебе еще две сотни молодцов, да казаков сто с Гришкой Савельевым. Ты атаманом будешь, он есаулом. Иди и бери Саратов! Вот!
Василий даже вскочил от волнения.
– Батько! – воскликнул он.
– Рад? То?то! Я для своих всегда ласков. Нонче вот мы этих писем изготовим и я с ними нищих вперед пошлю, чтобы кидали везде. А утром ты иди!
У Василия от радости захватило дыхание. Завтра. В четыре, пять дней они сделают переход – и берегись воеводы и Лукоперовы!
– Готово, што ли? – окрикнул подьячего Степан.
– Готово, милостивец! Дозволь прочесть!
– Чти!
Подьячий дрожащим, гнусавым голосом начал чтение. Степан слушал и кивал головою.
– Так, так! – говорил он. – Ладно, щучий сын! Ишь ты!
И когда окончил подьячий чтение, он ласково кивнул ему головою:
– Поднеси ему, Вася, меду!