В поисках убийцы

– Как же… через меня и дело шло. Махрушин, наш купец, Николай Степанович.

Патмосов кивнул головой и, быстро поднявшись, подошел к телефону, предупредив своего гостя. «Я одну секунду», – и приложил к уху трубку:

– Соедините, барышня, пожалуйста, с нумером двадцать пять – тридцать шесть. Благодарю вас… Кто у телефона? А, здравствуйте! Это – я, Патмосов. Позови Хмелева. Хорошо! – Он повесил трубку и обратился к Семечкину: – Пока я разговариваю, вы постарайтесь припомнить, какие вы видели на Коровиной украшения.

– Всякие видел.

– Ну, ну, – поспешно произнес Патмосов, – конечно, всякие. Вероятно, муж ей дарил, да и сама покупала.

– Конечно, у нее были кольца, браслеты, серьги, броши.

– Так! Но было у нее что?нибудь особенное, что могло бы легко запомниться. Понимаете? Ну, вот и подумайте!

В это время телефон затрещал, и Патмосов взял трубку.

– Это ты, Яша? Ну, здравствуй! Скажи мне, что вы теперь делаете по делу об убийстве Коровиной. Ну, я так и знал! А вещи целы? Отлично! И веревки, и клеенка, и коробка? Отлично! Я вечером буду. Устрой, где бы посмотреть. Так! Что случится, донеси. С сегодняшнего дня идет плата. Так. – Он дал отбой и позвонил снова: – Барышня, сорок четыре – двадцать девять. Благодарю вас. Алло! Кто у телефона? Отлично. Здравствуй, Сеня! Ты свободен? Приезжай ко мне завтракать! – Он дал отбой, повесил трубку и вернулся к Семечкину. – Ну – с, припомнили?

– Припомнил, – ответил Егор Егорович. – Браслетка у нее была, узенькая, золотая, а по обручику в три ряда камешки: десять бриллиантов, десять рубинов и десять изумрудов. Это, видите ли, ей покойник муж подарил; десять камушков – это десять лет супружества, а всех тридцать – это ей тогда столько лет исполнилось. Он ей на рождение подарил, а через полгода и умер.

– Узенький?

– Так, не шире пальца, – и Семечкин положил на стол указательный палец.

– А надписи не было?

– Да, внутри: просто года обозначены и число.

– Вы не вспомните?

– Месяц?то – апрель, и года помню. Один, значит, тысяча девятисотый, а другой – тысяча девятьсот десятый. Это помню, а число забыл.

– Отлично! – сказал Патмосов. – Вот пока и все. Теперь адресок ваш, и, как что узнается либо вы мне понадобитесь, я сейчас же и сообщу вам.

– Так найдете? – спросил, вставая, Семечкин.

– Могу сказать только, что постараюсь.

– Ну – с, а сколько я вам за это должен буду?

– Вот это я понимаю, по – купечески! – засмеялся Патмосов. – Видите ли, если бы вы тридцать тысяч искали и я вернул бы их вам, то спросил бы три тысячи и расходы. А теперь…

– Найдите его, и три тысячи ваши! – воскликнул Семечкин. – А расходы – и слов нет.

– Отлично! – сказал Патмосов. – Значит, и по рукам.

Егор Егорович горячо пожал его руку.

– Я уверен, что вы найдете убийцу.

– Да и я почти уверен, – улыбнулся Патмосов.

– Ах, а на расходы! Прикажите! – и Семечкин сунул руку в боковой карман.

– Рублей двести пока дайте, – просто ответил знаменитый сыщик.

Егор Егорович тотчас вынул двести рублей и наконец распрощался с Патмосовым.

– В случае чего я вас извещу, – сказал ему последний, – а меня застанете всегда утром. Как почувствуете томление, так и пожалуйте.

Семечкин ушел.

Патмосов прошел в кабинет, отомкнул бюро, вынул из него толстую тетрадь и, раскрыв ее, четким почерком вывел: «Дело об убийстве вдовы Анастасии Петровны Коровиной. Начато 11 января 1912 года». Затем он открыл шкаф, снял с полки картонку и вынул из нее ряд синих обложек с надписями. Быстро проглядев их, он достал обложку с надписью: «Убийство Коровиной», отложил ее в шкаф, запер последний и снова сел к бюро.

– Пересмотрим, – сказал он и только что хотел развернуть синюю обложку, как услышал голоса в nepедней и закричал: – Иди, иди! Дверь открыта.

На его зов в кабинет тотчас вошел высокого роста молодой человек.

– А теперь запри дверь! – сказал ему Патмосов. Молодой человек защелкнул задвижку, дружески поцеловался с хозяином дома и сел на стул подле бюро.

Это был помощник Патмосова, Семен Сергеевич Пафнутьев. Сыскным делом он занялся по призванию. Сын купца, он окончил коммерческое училище и готовился стать заместителем отца, имевшего большую железную торговлю, как вдруг совсем случайно открыл свое призвание, выследив и обличив домашнего вора. До смерти отца он таил свое любимое занятие, когда же отец умер, Семен Сергеевич передал всю свою торговлю под отчет приказчику, под предлогом желания просто побездельничать, и явился к Патмосову. Тот принял его ласково, а потом сдружился с ним и сделал помощником в своих розысках.

Пафнутьев жил на отдельной квартире, имел широкое знакомство, навещал свои лавки, бывал в обществе, в театрах, в клубах, и все считали его богатым фланером, не подозревая его деятельности. Ему было лет двадцать восемь. Высокого роста, широкий в плечах, огромной силы, с белокурыми вьющимися волосами, рыжеватой бородкой и открытым румяным лицом, он был настоящий русский красавец, и женщины увлекались им; но он был равнодушен ко всем, со своей стороны увлекаясь только хорошенькой дочерью Патмосова, что еще более скрепляло дружбу между ним и последним.

– Зачем звали? – спросил он теперь Патмосова.

– А вот сейчас узнаешь, – сказал тот и спросил в свою очередь: – Помнишь, в декабре нашли руку, ногу, а потом открылась посылка с головой?

Пафнутьев утвердительно кивнул головой.

– Убийство Коровиной, – ответил он, – купеческой вдовы. Опознал какой?то купец Семечкин.

– Вот – вот! А теперь этот Семечкин ко мне приехал. Видишь, любил ее, так страстно желает найти убийцу.

Пафнутьев радостно хлопнул себя по коленям и воскликнул:

– Вот это дело! Это я понимаю. Я, признаться, мечтал о нем. Убийство без следов.

– И дурак! – улыбаясь, охладил его порыв Патмосов. – Во – первых, я уже тебя сколько раз просил не поддаваться телячьим восторгам и не орать – это раз. А во – вторых, преступление нельзя совершить без следов.

– Какие же здесь следы? – смущенным шепотом спросил Пафнутьев.

– Шептать тоже не надо, – сказал Патмосов, – знай, что к шепоту всегда будут прислушиваться. А что касается следов, то – веревки, клеенки, глиняный таз, картонки и, наконец, деньги, вещи… Ну?

– Какие деньги?

– Да ведь у этой Коровиной тридцать тысяч рублей было. Где они? Тридцать тысяч золотом не возьмешь, значит, ассигнациями или бумагами. Понял?

Пафнутьев закивал головой.