Банда возвращается

– Не каждый же день ей новых кавалеров водить, – покряхтывая под довольно сильными руками женщины, прокомментировал ситуацию дед.

– Борщ на плите, гуляш в холодильнике, – сообщила Ольга Борисовна. – Мы скоро заканчиваем.

Виктория в одиночестве села ужинать на кухне.

День на службе закончился без катаклизмов и даже без осложнений, которых девушка боялась с утра.

И накатила вечерняя усталость. Здесь, на старой кухоньке, пропахшей вкусным борщом, Виктория впервые с утра ощутила себя защищенной. Это, наверное, еще детские впечатления, устоявшаяся уверенность: дедушка сильный, с ним спокойно, он никому не даст обидеть; дедушка – незыблемая основа… Так ли это? Очень многое изменилось с тех давних времен, когда Вика, маленькая девочка, ловила в скверике за домом бабочек сачком. Дедушка стал совсем старик. И хотя крепится, – видно, как сильно он сдал, как слабеет с каждым днем и сам все чаще нуждается в помощи – в самой обыкновенной, в быту…

Виктория отогнала эти грустные мысли. Ей еще необходимо было обдумать сложившуюся ситуацию… Кажется, сие не терпело отлагательств.

– Как дела на работе? – спросила Ольга Борисовна.

– Нормально.

Что же произошло сегодня? Почему она столь неожиданно для себя бросилась в омут головой? Ведь это даже не в ее характере. Как опытному стрелку ей скорее свойственно сидеть в засаде и подпускать добычу на верный выстрел, а затем поражать ее – легким движением указательного пальца, нажимающего на спусковой крючок…

Снова послышался такой домашний голос Ольги Борисовны:

– Виктория, ты поможешь нам перебраться в кресло?

Девушка отодвинула тарелку:

– Да-да, иду…

Через полчасика дедушка отослал Ольгу Борисовну заниматься домашними делами, чтобы без помех переговорить с внучкой. У Прокофия Климентьевича было благодушное настроение, – наверное потому, что почти ничего не болело. После массажа на время отпустил кашель. Они сели чаевничать вдвоем, не включив даже телевизор.

Прокофий по-стариковски не спеша отхлебывал чай:

– Что-то произошло, Вика?

От деда не спрячешься. Виктория посмотрела на него с уважением и любовью:

– Мне надо посоветоваться с тобой, прокрутить ситуацию. Дело серьезное.

Старик насторожился:

– Что-то я от тебя подобного давненько не слышал, включи-ка радио, красавица. Музычку послушаем…

– Не нужно, – Виктория положила на стол аккуратную пластмассовую коробочку размером с пачку сигарет. – Я взяла у ребят в техническом отделе подавитель «жучков».

– Как, как? Подавитель?..

– У нас появляются время от времени любопытные новинки…

Старик с сомнением покосился на прибор:

– И напрасно. Шум льющейся воды или плохо настроенного канала радио забивают микрофоны напрочь, но при этом не привлекают внимания. А с твоей коробочкой ты в данный момент насторожила какого-то парня на прослушивании, – об этом он сказал с уверенностью специалиста.

– Стандартное прослушивание сейчас ведется автоматически, человек в наушниках сидит только на конкретных заданиях, – тоже со знанием дела возразила Виктория. – Остальные каналы контролируются выборочно, а также по ключевым словам, по заданным голосам… И еще прочая техническая заумь. Нас это не должно волновать.

– Хорошо, – сдаваясь, поднял руки Прокофий, – не будем спорить о технике. Давай о людях, – это гораздо интересней. Что произошло, девочка? Я не слышал от тебя такого обеспокоенного тона с тех пор, как ты собралась выходить замуж. Если помнишь, ты страшно переживала тогда, что не сможешь по-прежнему ухаживать за мной, хотя я был в гораздо лучшем состоянии, чем сейчас. Но мы же справились с ситуацией.

Виктория ласково погладила ему руку:

– Не мы, дедушка, а ты. Зачем перекладываешь на меня свои лавры? Ты в семьдесят пять лет привел в дом женщину на двадцать пять лет моложе себя и отпустил меня с богом. И с чистой же совестью.

Легкая тень мелькнула по лицу старика:

– Да, а через год и ты вернулась ко мне. Так что, немного разума, немного терпения – и все налаживается так, как нужно, – проведя психологическую подготовку, Прокофий Климентьевич резко перешел к делу. – Тебя как будто втягивают в опасную игру? Кто?

– У меня ощущение не просто кризиса, а катастрофы. Возможной катастрофы, – поправилась Виктория. – Ситуация в Доме просто закипела. Все, кого я как будто неплохо знала, разительно переменились. Мне словно приходится знакомиться с людьми заново…

– Что же ты хочешь! Происшествие из ряда вон, – заметил Прокофий. – Для каждого в отдельности и для всех вас вместе – испытание на прочность. Точнее на вшивость – как говорили в прежние времена.

Виктория заботливо поправила плед у него на коленях:

– И не только это… Мне кажется, кто-то решил сыграть ва-банк. История с убийством – лишь показатель всей этой нестабильности. Сейчас от небольшого, по сути, толчка могут произойти глобальные события.

Старик смекнул, куда она клонит:

– Кто-то решил предать команду и разыграть собственную карту?

– Мне кажется, так.

– Ты знаешь, кто? – он посмотрел на Викторию каким-то новым взглядом; внучка быстро росла в его глазах.

– Нет, но это может быть почти любой.

– Так, так… – Прокофий задумался.

– Президенту грозит реально проиграть выборы, все об этом знают. И это, вне всяких сомнений, означает смену строя в России, несмотря на все заверения демократов о необратимости реформ… Внутри администрации идет война. Из-за бездарного ведения дел в Чечне под удар сейчас становится министр обороны, вместе с ним попадают под удар Секретарь совета безопасности, Минфин, МВД, ФСБ, – никто не знает, кого принесут в жертву, никто не знает, на кого ставить в предвыборной гонке.

Обстановка напряженная, а люди растеряны. Но главное, что-то неладно в этой истории с убийством…

Старик отставил пустую кружку на стол:

– Тебе кажется, что это спланированная акция?

– Трудно такое предположить. Такую акцию почти невозможно провести. Но этот скандал все пытаются обратить друг против друга. Я просто чую эту подспудную возню, – через несколько дней этот нарыв прорвется и грызня пойдет в открытую. Полетят головы.

– Ты пытаешься вычислить, чьи?

Виктория напряженно посмотрела на деда:

– Я боюсь, что кто-то попытается обратить ситуацию против Президента.

Прокофий Климентьевич толкнул рукой ворох свежих газет на тумбочке: