Симфония слов

Мчаться за погоняемой паствой?

Я во сне отвечал на вопрос всех вопросов,

Пока остальные – на вопросы опросов.

Быть человеком – быть тем, с кого спросят,

А не тем, кто живет слишком уж просто.

Быть человеком – значит творить.

Ведь если не так, зачем тогда жить?

Быть человеком – побеждать пустоту,

Что настигает нас поутру.

Проснувшись, взглянув на сей яд,

Человек видит в пороке себя.

По улице шёл человек, или улица – по человеку?

А был ли вообще тот человек человеком?

И что значит быть человеком?

Быть, как все, носителем власти?

Рабом безудержной денежной страсти?

Уберегать себя от всякой напасти?

Не попадаться в смертельные пасти?

Нет! Таким человеком быть невозможно,

Идеалы мирские пропитаны ложью.

Я иду по пути, что кажется сложным,

Но только он и есть путь Божий.

Токката ре-минор

«На пороге вечности», Винсент ван Гог

Загнанное

животное, в агонии бьющееся об стену, по ту сторону которой распласталось спящее счастье;

страдающее

от самого себя, от собственных страхов и мыслей, льющихся бурлящими потоками крови илотов, умерщвляемых спартанской молодёжью во время криптий;

съедаемое

болью, мечущееся в ночной темноте существо, постоянно кочующее, как еврейский народ в поисках Земли Обетованной, – таким показался мне один несчастный, мучимый продолжительной бессонницей.

Он

просил

совета у каждого, кто проходил мимо его дома, но даже советы, будто издеваясь над несчастным, слишком рано отходили ко сну, не успев доковылять до уха вопрошающего.

Он

читал

скучающие на страницах буквы, нудно свисающие своими педантичными узорами, но даже они предательски казались интересными и ничуть не помогали глазам умиротворённо закрыться.

Он

играл

в театре, представляя себя феодалом, уснувшим после роскошного празднества в своём неприступном замке, но и там не было ему покоя: феодализм ушёл в прошлое, уступив место капитализму, – необходимо не только вовремя умереть, но и вовремя заглянуть в царство Морфея.

Он

скитался

повсюду в поисках лекарства, останавливающего неустанную работу ума, ежесекундно причиняющего всё большие и большие страдания.

Она

просила

остаться в его разрушающемся теле хотя бы ещё на несколько минут, дабы покататься верхом на безрассудно несущемся сердце, которое летело вперёд, словно лошадь на дерби.

Она

читала

на его лице выжженные калёным железом стихи страдания, написанные во славу жизни.

Она

пыталась