Diu iecoris (долгожитель)

Выдает себя за сына кавалериста. Одна попытка провалилась. Виновный наказан. Теперь ты. Сделать нужно до Нового года. При нем оставь какую-либо глупую записку, чтобы запутать следы.

За окнами стоял октябрь. Оставалось чуть больше двух месяцев. Не знал, как это сделать…

Понимал, что это первое задание и его будут контролировать. Но как убить человека?! Ни в чем не повинного человека, который сам не понимает зачем он на этой грешной земле?!

Мысли метались в голове… Будут контролировать… Но что? Или – кого? Как буду себя вести? Если это проверка – вполне возможно. А если реальное задание? Тогда будут контролировать или исполнителя, или «обреченного». По большому счету им (или ему) все равно, чем будет заниматься исполнитель: они установили срок – до Нового года. Поэтому им важнее наблюдать за «обреченным»! Но, вместе с тем, буду осмотрительнее… Орудие исполнения выберу на месте…

…К отцу не пошел, не хотел его расстраивать новостью. Всю неделю вел себя естественно (как казалось), но старался все необычное подмечать и записывать дома в дневник. Исключил походы по питейным заведениям. Маршрут выбрал один и тот же: из дома на фабрику, от фабрики – в продуктовую лавку и домой. Не думал, что будут следить на фабрике. Там строгий режим, случайных людей нет, а те, кто есть трудятся на ней уже много лет. Могут наблюдать только в пути. В лавке также всегда малолюдно – 1—2 человека, плюс лавочник. Так что круг сужался. За всю неделю повторно встречался лишь с одним юношей из местного Universita degli Studi di Torino (Туринского университета), нищенкой, побирающейся возле продуктовой лавки и, собственно, лавочником. Но последних двух можно было смело исключать – сколько себя помню в Турине, они всегда тут были. Может кто-то еще был, но их не замечал.

Через неделю уволился и направился в Нюрнберг, куда попал лишь в начале ноября. Немецкий знал хорошо, поэтому не составило труда устроится, тем более в это время начались работы по строительству Людвигс-канала (Ludwig-Donau- Main-Kanal), соединявшего Дунай с Майном. Жили там же, в бараках, на стройке, на западной окраине Нюрнберга, в Химфельшофе. Трудились в светлое время суток, поэтому вечером мог спокойно посетить старый город. Облюбовал Hotel Am Josephsplatz с его простой, но, в тоже время, очень калорийной кухней. По совету хозяина заказывал местное национальное блюдо – Saure Zipfel – жареные колбаски с особым луковым соусом и ломтиком свежего имбирного хлеба Lebkuchen. Запивал, конечно, пивом. От души благодарил хозяина и восхищался вкусом блюд и мастерством поваров. Он радовался, как ребенок! Бедняга… Кабы он знал, что мне все равно, какой вкус у его блюд…

Найти Каспера не составило труда. Его тут держали за сумасшедшего и знали многие, и уже мало, кто обращал на него внимание. В один из вечеров, съедая очередную порцию колбасок, я обратился к хозяину заведения:

– Что из достопримечательностей есть в Вашем городе?

Титульный лист «De revolutionibus orbium coelestium» Коперника издания 1543 года

– О! У нас много чего интересного! Например – типография герра Петреуса, где в 1543 году был напечатан знаменитый труд Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» («О вращении небесных сфер»), прекрасные храмы святых Клары, Иакова и Марты, удивительной конструкции мосты – мясников и цепной, причем последний был построен 8 лет назад!

– Прекрасно! – ответил ему. – А что за люди у Вас живут?

– Прекрасные и добропорядочные!

– Так уж все – прекрасные и добропорядочные?

Он немного стушевался, опустил глаза, смел полотенцем невидимые пылинки с идеально чистого стола и ответил, не глядя на меня:

– Понятно. Вам уже рассказали… Да, есть у нас один сумасшедший – Каспер Хаузер. Живет тут несколько лет, но кто он и откуда взялся – никто не знает. В последнее время начал много пить, шатается по городу в поисках приключений. Боюсь, плохо закончит. Да Вы его сможете увидеть в воскресенье, если придете к полудню в Церковь Святого Себальда. К этому времени он отходит от вчерашней вечерней попойки и идет туда просить милостыню.

Поблагодарив хозяина за, наверное, прекрасный ужин, ушел к себе. Завершалась пятница.

В воскресенье, без четверти двенадцать был в указанном месте. До этого неспешно прогуливался по городу, рассматривая его улицы и дома и наблюдая за людьми. Ничего подозрительного не заметил. К церкви подходили три улицы, но она была построена таким образом, что одна из примыкавших к ней была всегда закрыта самой церковью и ее не было видно. Это, безусловно, затрудняло наблюдение. Поэтому оставшиеся пятнадцать минут глазел на прекрасное здание, обходя его со всех сторон.

Ровно в двенадцать со стороны одной из улиц показался молодой, неряшливо одетый человек. На нем был потертый сюртук коричневого цвета, такие же потертые, темно зеленые брюки, заправленные в высокие сапоги с порванной подошвой. На шее был повязан грязный платок, а голову украшала большая широкополая шляпа, служившая ему, похоже, и защитой от дождя. В руках он держал небольшой узелок, из которого достал, подойдя ко входу церкви, стеганую подстилку и, положив ее на брусчатку, уселся на нее по-турецки, положив перед собой свой головной убор для сбора податей.

Сомнений не было – это был Каспер. Сделав еще круг, не приближаясь к нему, зашел внутрь церкви и пробыл там с пол часа. Когда вышел, бедняга все еще сидел на подстилке, немного раскачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча себе под нос. Проходя мимо бросил ему в шляпу пару пфеннигов, но он даже не изменился в лице, а все также продолжал сидеть с отреченным лицом и бормотать. Теперь оставалось только понять, где он живет, а также где ест и пьет. Сегодня решил не рисковать, отложил на неделю.

***

Через неделю пришел к церкви раньше, обошел ее, зашел внутрь и за пять минут вышел из нее, направившись к той улице, со стороны которой неделю назад вышел «обреченный». Не пройдя и пяти Landmeile (около 40 метров), увидел впереди себя знакомый силуэт, вынырнувший из неприметного переулка. Не подавая виду, прошел мимо Каспера. На пересечении улицы и переулка очень удачно оказался Gaststatte. Зайдя туда, заказал flussiges Brot («жидкого хлеба» – пива), сел у окна и стал ждать появления Каспера…

Просидел не менее полутора часов пока не увидел «обреченного», медленно идущего от церкви. К моему удивлению, он сразу зашел в это же заведение.

Хозяин, недовольно поморщившись, окликнул его:

– Не смей садиться к столу, бродяга! Вон лавка у входа, там и располагайся.

Каспер порылся в карманах сюртука и достал оттуда несколько монет и протянул их хозяину:

– Налей на все!

Его голос был до безобразия противен! Скрипуч, как у старика, и, к тому же, он немного заикался и не выговаривал букву «л», так что с первого раза показалась, что он сказал «наей на все». Подумал: кому «Ей»? Оглянулся. Так как никого не было в гаштете кроме меня и хозяина, понял, что он имел ввиду «налей».

– Сколько тут у тебя? – спросил недовольный хозяин, взяв деньги. – Да тут нет и на четверть Nosel (около 250 миллилитров).

– Добавь ему от меня столько же, – сказал хозяину, – и пусть сядет за мой стол.

– Как будет угодно, – ответил хозяин и подтолкнув Каспера, пошел наливать ему пиво.

«Обреченный» (а вид у него был именно такой) сел напротив. Когда принесли пиво он жадными глотками выпил его до дна, поставил кружку на стол в впервые взглянул перед собой.

Он был словно во сне. Смотрел насквозь. Было немного жутко глядеть на человека, которого через некоторое время предстояло убить. Зная о нем уже достаточно много (из местных газет и слухов), решил проверить кое-что и прочел ему венгерскую (говорили, что он родом из Венгрии) пословицу:

«Az egyik sor nem sor.
Ket sor – fel ital.
Negy sor – egy sor.
De egy sor nem sor!»
(«Одно пиво – не пиво.
Два пива – полпива.
Четыре пива – одно пиво.
Но одно пиво – не пиво!»)

И закончил фразой на венгерском:

– Egyetdrtek, Casper? (Ты согласен, Каспер?).

Его взгляд из рассеянного резко стал сосредоточенным, направленным на губы собеседника. Он смотрел именно на губы, но не в глаза. Ответ, также на венгерском, поразил:

– Nem tudok meghalni a kezedben. Ez baleset lesz. Meg kell halnom. Ez a vege (Я не могу умереть в твоих руках. Это будет несчастный случай. Но я должен умереть. Это конец).

И снова, как и в первом случае, его взгляд затуманился и потух. Он встал и молча вышел из гаштета.

– Что-то сегодня он недолго, – пробурчал хозяин. – О чем вы говорили? Кажется, это был не немецкий язык?

– Спасибо. У Вас прекрасное пиво, – пропуская мимо ушей его фразы, заплатив, поднялся и направился вслед «обреченному». Он был в шагах 15 впереди, шел, слегка пошатываясь, периодически опираясь на стены домов. Проводив его до дома и уяснив, где он живет, вернулся к себе. Полдела сделано. Но что значили его слова?!…

***

Декабрь. Оставался месяц. В Нюрнберге наступила Christkindlesmarkt – дословно переводится с немецкого как «Рынок младенца Иисуса» – Рождественская ярмарка. Она является одной из старейших не только в Германии, но и в Европе. Тысячи приезжих стараются попасть на нее.

Был морально готов к тому, чтобы выполнить указание. Записку, о которой предупреждали, подготовил заранее, положив ее в специально купленный на баварской границе шелковый кошелек пурпурного цвета. Почему пурпурного? Не знаю… Понравился… К церкви уже не ходил – зачем? Отслеживал только его путь назад, он был неизменным: гаштет – дом. Все случилось в ночь с 13 на 14 декабря, когда он возвращался из него, сильно «перебрав». Днем, похоже, «подавали» хорошо, поэтому Каспер задержался в гаштете дольше, чем обычно. На улицах было людно – ярмарка была в самом разгаре. Он вышел из гаштета, пошатываясь более обычного. Прохожие расступались перед ним, а он что-то грозно кричал им вслед. Вдруг навстречу ему попалась кампания из четырех молодых людей, одетых не по местным обычаям – явно приезжих. Они также были «навеселе» и бурно обсуждали перипетии сегодняшнего дня. Поравнявшись с ними, Каспер неожиданно толкнул одного, потом резко ударил второго. Завязалась драка. Его нещадно били. Он упал. Те четверо, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек. Подбежав к нему увидел, что из его груди торчит рукоятка ножа. Как завороженный смотрел в его затуманенные глаза.

– Я был не прав. Я умираю в твоих руках…

И глаза застыли… Первый раз увидел, как умирает человек. Много видел мертвых, но как умирает – впервые.

Очнулся. Медлить было нельзя. Знал, что следят. Достал кошелек и положил рядом. Оглянулся. Улица была пуста. Его слова оказались пророческими. Он знал, как умрет.

14 декабря 1833 года Каспер Хаузер был найден мертвым с ножом в груди. Рядом лежал кошелек, в котором полиция нашла записку, изготовленную таким образом, что прочесть её можно было только в зеркальном отражении: